Джин так никогда и не забыла свою первую встречу с Жаклин Кирби. Еще долгие годы, вспоминая, как это было, Джин краснела до корней волос. И действительно, знакомство, начавшееся с нападения и чуть ли не оскорбления действием, пусть и без злого умысла, трудно назвать благопристойным.

Конечно, кое-какие оправдания у Джин были. Все то утро она работала в институтской библиотеке, или, по крайней мере, заставляла себя работать. Но ее постоянно что-то отвлекало. Во-первых — городской шум, автомобильные гудки, доносящиеся из-за стен, уставленных пыльными стеллажами с книгами. Все восхищаются Парижем в апреле, но май в Риме так обворожителен, что не даст углубиться в занятия даже самому усердному студенту. Город Микеланджело и dolce vita

[1]

, столица папства и цезарей — все это, смотря по тому, что вас интересует, вы найдете в разных уголках Рима. Аспирантская стипендия, которую Джин получила в одном из самых известных в мире институтов искусств и археологии, не могла в то погожее весеннее утро заслонить для нее Рим, а голос долга никак не мог сравниться с воском, которым Улисс затыкал себе уши, чтобы не слышать пения сирен.

Другим отвлекающим фактором был Майкл, и хотя он не производил на нее столь ошеломляющего впечатления, как этот город, зато он все время был рядом. Майклу тоже надлежало работать, но чувством долга он пренебрегал так же, как и уходом за своими лохматыми каштановыми волосами, которые доходили ему до плеч. Он в нетерпении слонялся среди стеллажей, поглядывая на Джин в просветы между книгами, и старался присоединиться к ней всякий раз, как только она оказывалась где-нибудь в укромном уголке.

С трудом переводя дыхание после одной из таких встреч, растрепавшаяся Джин не могла не признаться самой себе, что она вовсе не стремится избежать этих столкновений, хотя и следовало. Ведь Майкл сразу оставил бы ее в покое — достаточно было удалиться к себе в кабинет и закрыть дверь. Тесная клетушка без окон, отведенная аспиранту-стипендиату для занятий, была обставлена по-спартански — только стол, стул да две книжные полки. И хотя вверху двери были стеклянные, они играли ту же роль, что и дубовые двери в студенческом общежитии Оксфорда: если дверь закрыта, значит, обитатель комнаты не желает, чтобы его беспокоили, и потревожить его можно только в случае пожара или восстания, охватившего весь город.

Пока Джин в задумчивости медлила возле своей двери, Майкл снова поймал ее. Его рука обвилась вокруг ее талии, и Джин, вздрогнув, пришла в себя и обнаружила, что ее недисциплинированное тело вовсе не протестует. Она отстранилась. Не хватало только, чтобы за этим занятием их застал один из членов комитета, ведь через две недели состоится заседание, где будут решать, кому из аспирантов возобновить грант на следующий год!

Как всегда, Джин поразилась контрасту между территорией Института и улицей за его высокими стенами. Институт располагался в одной из величественных старых вилл на дальнем берегу Тибра и славился своими садами. Мрачные пирамидальные кипарисы и знаменитые пинии с раскидистыми кронами создавали темный фон для красочных азалий, бугенвиллей и олеандров, в их тени прятались разбросанные тут и там скамьи из белого мрамора.

Аристократическая вилла брезгливо сторонилась окружавших ее со всех сторон плебейских построек и отворачивалась от запруженной толпой шумной улицы. Фасады лавок были украшены броскими вывесками, сообщавшими, какими товарами здесь торгуют, а на коричневых стенах с облупившейся штукатуркой висели всевозможные обращения городских властей к населению. Выглядели они неприглядно — длинные лохмотья грязной бумаги, трепетавшие на ветру, но у Джин при взгляде на них благоговейно замирало сердце, ведь на самом верху красовались большие черные буквы, за которыми угадывались две тысячи лет славного прошлого: «S.P.R. — Senatus Popylusque Romanus» — «Сенат и народ Рима». Несмотря на то, что символы утратили свое былое высокое значение, они напоминали о первой в истории великой республике.

Кафе Джузеппе было маленьким и открытым, с несколькими хилыми столами и стульями, расставленными прямо на тротуаре. По сравнению с другими подобными заведениями оно могло похвастаться только одним преимуществом — прекрасным видом. Расположенное на вершине холма, оно позволяло своим посетителям любоваться перспективой деревьев и крыш и куполом собора Святого Петра, словно парящим в облаках. А в противоположной стороне в ясный день можно было видеть старый город. Правда, такие дни выдавались редко — город цезарей был почти всегда окутан серой пеленой автомобильных выхлопов.

Пока они медленно поднимались на холм, Джин заметила, что троица их друзей уже сидит в кафе. Их лица были ей так знакомы, что она никогда внимательно в них не вглядывалась. Но сейчас, в присутствии постороннего человека, она увидела их по-новому, и это оказалось не слишком приятно. Как будто она взяла у Жаклин очки и глядит на своих друзей ее глазами.

Один из них был фигурой вполне обычной — ведь Рим переполнен священниками всех рангов, возрастов и национальностей.