Педагогические идеи Карема Багировича получили всесоюзное признание и поддержку общественности двадцать лет назад, когда основанная им мушкетерская школа «Виктория» в Новосибирске прославилась новизной программы, лицейским духом и глубоким пониманием фундаментальных основ воспитания.

Про его книгу о воспитании «Приглашение к бою» А. Лиханов сказал в предисловии: «Работа К. Раша — сгусток мысли, отчетливо сформулированный путь, которым надо следовать, воспитывая юношество, блестящая энциклика педагога, который знает, что надо делать. А это такая редкость!»

По мнению ряда авторитетных ученых, принципы, заложенные К. Б. Рашем, стали в свою педагогическую систему, талантливо реализованные в ленинградском детском доме и углубленные в программе сибирской мушкетерской школы «Виктория», представляют собой первую после разработанной К. Д. Ушинским целостную педагогическую систему, вновь возвращающую нашу педагогику на почву отечественной культуры.

При искренней любви к русской культуре К: Б. Раш верен родным истокам, преданиям и написал книгу о величайшем полководце Востока, курде по национальности, победителе крестоносцев — Саладине.

К. Б. Раш — член правления Детского фонда СССР имени В. И. Ленина, член экспертного совета Фонда культуры СССР, где он возглавляет научно-общественный совет по программе «Лицей» (речь идет о создании в стране учебного заведения типа пушкинского лицея). В том же Фонде культуры СССР Карем Багирович руководит инициативной группой по созданию совета «Вооруженные Силы и культура». Свидетельство глубокого понимания писателем значимости ратного труда — произведение, впервые опубликованное в 12-м номере журнала «Москва» за 1988 год под названием «Предестинация, или Похвальное слово Российскому флоту».

НИ ОДИН народ не может жить без общенационального эталона, без образца и идеала. Пушкин — один из наших светочей. В это чудное имя мы вкладываем целый мир и программу. Если армия народная, она не может но исповедовать пушкинский идеал. Появятся ли Пушкин и лицейский дух в наших школах и военных училищах? Как бы это ни звучало неожиданно, но, взвешивая каждое слово, беру на себя смелость заявить, что сегодня, когда многие бросились в разоблачения, а иные даже смакуют их, для обновления школы, армии и общества нет более партийной темы и, если хотите, военной темы, чем пушкинский идеал.

Мы часто приводим прекрасные слова Гоголя о том, что Пушкин — тот самый идеальный тип русского человека, которому суждено явиться на родную землю через несколько столетий. Если мы признаем эту мысль пророческой, а, судя по обилию печатных ссылок на Гоголя, мы признаём ее таковой, то почему бы нам не найти в себе мужество признать, что именно мы призваны выработать тот тип учителя и офицера, который будет способствовать приходу этого человека? Мы все, по словам Блока, грешим перед веселым именем Пушкина. Разве не в наших силах изжить этот грех? Мы ждем не Пушкина, не мессию, не одного человека. Мы, по Гоголю, всем строем жизни призваны выработать исторический тип личности, национальный тип, близкий к пушкинскому.

В Пушкине счастливо воплотился тип русского офицера. Именно офицера, солдата ермоловской поры. Генерал Липранди, боевой офицер, умный и наблюдательный разведчик, запишет: «Другой предмет, в котором Пушкин никогда не уступал, — это готовность на все опасности», — и там же отметит его «всегдашнюю готовность встать лицом со смертью». Десятки опытных офицеров присоединились бы к утверждению Липранди, что Пушкин «создан был для поприща военного». Он рвался | Эрзерум. Его всю жизнь тянуло к полю чести, к бивакам, к выгоревшим на солнце белым палаткам русской рати, туда, где вел боевые действия Отдельный кавказский корпус, в рядах которого дрались «лицейские, ермоловцы, поэты», самая просветленная и отважная часть русских мужчин. На родине их именовали уважительно «кавказцами». Верхи это слово произносили с опаской — офицеры-«кавказцы» были известны дерзостью, умом и независимостью нрава. Пушкин чутко уловил это, он почувствовал, что благословенные пулями «кавказцы» смотрят твердо, держатся прямо и в их немногословии есть нечто, из чего отливают стихи особой ковки. Боевые офицеры были любимой средой Пушкина с лицейских лет.

У Пушкина характер ратника, знавшего о тайне «упоения в бою», всегда искавшего битвы и умершего с оружием в руках, стрелявшего, истекая кровью, защищая на поле битвы у Черной речки честь русской семьи. Это подлинный Пушкин — эталон мужчины, отца, семьянина и друга, не Пушкин музейный, не поэт «пушкинистов», копающихся в его сердечных делах, постели, долгах и радующихся его мнимым ссорам с власть придержащими. Пушкин гораздо более верен себе и нам в строках: «Страшись, о рать иноплеменных, России двинулись сыны». Только с таким боевым подвижничеством и мог отец четырех детей броситься к Черной речке. И пусть не всхлипывают поздние пушкинистки, он умер прекрасной смертью, как мужчина, как дворянин, как витязь.

Что мы можем сделать для детей будущих воинов на этом дарованном нам отрезке жизни?