Пенкин не торопился на совет дружины. А совет дружины, обсудив предыдущие вопросы, вплотную подступил к Пенкину.

Уже в пионерскую комнату был приглашен староста шестого «В» Корягин, уже Оля Замошина разогнула тетрадь, в которую вписаны были тезисы о Пенкине, как вдруг выяснилось, что самого Пенкина нет.

Вопрос о Пенкине был включен в повестку дня совета дружины впервые.

Женщина, которая поднималась, тоже заметила Корягина. Порывшись зачем-то в сумочке, она спросила:

— Мальчик, ты не знаешь, где я могу найти Аврору Сигизмундовну?

Чтобы сказать, где найти Аврору Сигизмундовну, надо было обязательно знать, кто она такая. Корягин этого не знал. Женщина еще раз пошарила в сумочке. Она вынула из сумочки записку, внимательно прочла ее и сунула обратно.

— Да, Аврора Сигизмундовна, — повторила она. — Аврора Сигизмундовна — это классная руководительница шестого «В» класса.

Корягин тут же заявил, что классную руководительницу шестого «В» зовут Нина Григорьевна. Женщина разволновалась и сказала, что она лучше знает. Корягин возразил, что лучше знает все-таки он, потому что учится не где-нибудь, а именно в шестом «В».

Итак, Пенкин не торопился.

Сначала у него вообще была уйма времени, и он решил наведаться в кино «Призыв», посмотреть, какой новый фильм пойдет там с понедельника.

Убедившись, что этот фильм он уже смотрел в кинотеатре «Зарница», Пенкин стал считать, сколько у него денег в кармане. В кармане оказалось восемь копеек мелкими монетками, и вполне было можно купить на них порцию девятикопеечного мороженого. Но продавщица с первого же захода обнаружила отсутствие копейки. С мороженым — не выгорело, тем более, у другой продавщицы на углу мороженое без копейки Пенкин ел уже вчера.

Тогда он стал ходить вокруг школы. У него оставалось еще верных пятнадцать минут.

На этом пути вокруг школы он встретил человека, который тоже ходил вокруг школы.

Олег Светлицын, так звали корреспондента, воевал со стандартными мыслями и гладкими фразами.

Он воевал с ними уже полтора месяца — ровно столько, сколько работал в газете «Пионерский галстук». Он вытаскивал их за уши из любого газетного материала. Он уничтожал их, вычеркивал, выправлял, выкорчевывал, но они, как ни в чем не бывало, заползали обратно. Они похрюкивали, повизгивали и резвились на всех газетных полосах.

«Больше задора — шире соревнование!», «Пионер — всем ребятам пример!» — трубили они из передовиц.

«Все силы учебе!», «Все внимание металлолому!», «Хорошему почину — широкую дорогу!» — выглядывали из подвалов.

«Вода в ступе», «Гладко было на бумаге», «Поговорим о недостатках», — подмигивали из фельетонов.

Сколько бы ни тянулось заседание совета дружины — длиться вечно оно не могло и когда-нибудь должно было кончиться.

Как ни был остро поставлен вопрос о Пенкине — рано или поздно следовало принять решение.

После того как все откричались, после того как девочка с косичками не выдержала и накричала на Алика Лоповова, который, разлегшись на своем пальто, занимал нейтральную позицию, а Алик Лоповов ответил, что не просил выбирать его в совет дружины, потому как у него и без совета достаточно нагрузок, все вдруг успокоились и решение было принято.

Решение состояло в том, чтобы не принимать решения. Так как Пенкина нет, так как в дело вмешалась пресса, так как мама Пенкина просила не применять крутых мер, так как в самом совете дружины не было необходимого единства, решено было перенести вопрос на следующий понедельник, а пока никаких репрессий по отношению к Пенкину не применять и дать ему возможность прожить неделю по собственному усмотрению.

— Вашего Пенкина вы уж очень замотали, — сказала круглолицая Таня. — И он теперь ни на что не реагирует. Он уже привык, что его ругают. А вы попробуйте оставить его в покое. До понедельника. Может быть, он в себя и придет.

Первым уроком был труд, и отряд оказался разделенным на две половинки.

Мальчики выдалбливали горшочки для цветов. Они работали в самой настоящей мастерской и были все как на подбор в рабочих передниках, нарукавниках, с молотками в руках.

Девочки выкраивали платья. Они занимались в классной комнате. На учительском столе красовалась швейная машина. Матильда Васильевна рисовала на доске. А девочки лазали по полу и делали выкройки из бумаги.

— Сегодня девятое декабря, тема нашего урока, закройте книги, откройте тетради, кто там еще не сел на последней парте, — «Единица веса».

Сказав это все, как всегда, без единой передышки, Юлия Львовна швырнула на стол свой портфель, вытащила из него какие-то листочки, какую-то тетрадку, целлулоидовый футляр с очками и две авторучки. Из портфеля выполз еще спичечный коробок, но Юлия Львовна запрятала его обратно.

Разбросав свои вещи по столу, Юлия Львовна начала урок.

— Кто еще не записал — повторяю, кто шумит — прекратите, грамм это вес одного кубического сантиметра чистой, в скобках, дистиллированной, кто сегодня дежурный, воды.

— Я — дежурный.

Хорошо человеку на улице, если он знает, куда идти.

Пенкин этого не знал.

Когда он уходил из дому, у него в голове было много мыслей, и ни одной стоящей. Главное — поскорей спрятаться от позора, чтобы его никто не мог разыскать.

Лучше всего — уехать в другой город.

Куда?

Географию вела практикантка. Она была маленькая, в больших роговых очках и вся зеленая. И кофточка на ней была зеленая, и блузочка и юбочка и даже чулочки на ногах — зелененькие. Она очень волновалась и потому говорила уверенно и громко. А на задней парте рядом с Пичиковой сидела тетечка в черном костюме и не отрываясь что-то писала в черную тетрадь.

— Познакомимся, — громко сказала практикантка, — меня зовут Любовь Ивановна, — и покосилась на черную тетеньку.

Но тетенька писала себе да писала. Тогда Любовь Ивановна стала рассказывать про зону степей. Она рассказывала так уверенно, как будто сама только что вернулась оттуда. Слушать ее было довольно-таки интересно.

Вообще шестой «В» любил своего географа. Хотя Борис Дмитриевич и часто кричал на шестой «В», хотя шестой «В» и часто шумел на уроках Бориса Дмитриевича и Борис Дмитриевич часто не мог справиться с шестым «В». Он потому, наверно, и кричал, что не мог справиться. У Бориса Дмитриевича была привычка — если он сердился на кого-нибудь, то обязательно уважительно называл его на «вы».

— Перечислите, Хорошилов, моря Северного Ледовитого океана…

А в это время Пенкин, зажав под мышкой портфель, брел по городу и думал, как заработать недостающие четыре рубля без двадцати трех копеек.

Мирону Сергеевичу он сказал, конечно, что отправляется в школу.

За ночь сильно подморозило.

Уже два часа слонялся Пенкин по улице. У него замерзли сперва уши, следом за ними нос, потом ноги, а потом и руки в карманах.

Пенкин зашел в первый попавшийся подъезд согреться. Какая-то женщина с хозяйственной сумкой спускалась вниз. Проходя мимо, она внимательно взглянула на Пенкина. Пенкин подвинулся поближе к батарее. Не прошло и трех минут, как женщина с сумкой вернулась и прямо-таки уставилась на Пенкина. Пенкин отвернулся и стал разглядывать, что происходит во дворе. Во дворе, как назло, ничего не происходило, и ему пришлось довольствоваться дворовым пейзажем.