«С четверга на среду» это роман с остросюжетной драматургией любви. Любовь – не изобретение и не достояние нашего времени. У любви – нет пути и границ, а есть хаос, где есть Он и Она. Любовь женщины – это фантазия мгновения в вечности, в котором начинает жить мужчина по настоящему, но выбор в каждой жизненной ситуации они вынуждены делать между добром и злом, наслаждением и страданием, заблуждением и истиной.
Глава первая
В антракте премьерного спектакля в маленький чайный зал устремились зрители. Это были гурманы искусства, друзья актеров, критики режиссера, и почитатели таланта писателя пьесы. Переполненный зрителями зал напоминал чайную церемонию, где говорили тихо, загадочно улыбались, раскланивались, изредка подхватывая за локоть собеседника, и встречали взглядом вновь прибывшего персонажа. Участники этого церемониала разыгрывали свой спектакль, как последействие, вроде постскриптума, считая, что вот, именно сейчас, о чем они говорят, это и является самой важной частью настоящего вечера.
Дмитрий, Анатолий и Павел образовали треугольник за столиком вокруг китайского чайника. В фарфоровых чашках был разлит желтый чай без аромата, но с особым привкусом, который смягчал разговор молодых людей. Дмитрий сделал первый глоток, утоляя жажду, и замедлил торопливую речь, восстановив в себе равновесие канатоходца над пропастью. Следующий глоток согрел изнутри, успокоив его внутреннюю дрожь тела.
К столику подбежал актер, на ходу отпив напиток из чаши, и хлопнув по плечу грузного Анатолия, продекламировал Уильяма Шекспира: «… Зачем любовь, что так красива и нежна на вид, на деле так жестока и сурова?..» На что Анатолий ему ответил: «Советую, брось помыслы о ней». Актер улыбнулся, с трудом припоминая, следующую фразу: «Так посоветуй, как мне бросить думать». – Он выдохнул полной грудью и взволновано произнес. – «Не опаздывайте в зал! То, что я сейчас сказал тут еще не все, а вот с подмостков сцены, это будет настоящее действо. Это и будет новый революционный шаг в искусстве, и меня, или выгонит режиссер из труппы, или он разглядит во мне актера с большой буквы».
Павел удивленно и восхищенно смотрел на Анатолия, когда удалился актер, спросив его: «Кто это? Безруков? Миронов? Он задействован в спектакле? Дай, еще раз, просмотрю программу спектакля?» Анатолий расправил плечи и смущенно ответил: «Я его не знаю. Но определенно не Машков. Он обознался наверно, тут кругом столько похожих людей, а меня всегда с кем-то путают, начиная от управдома до участкового».
Глава вторая
Зазвонили колокола церквей в Коломне. На паперти Николо-Богоявленского собора сидели Анатолий и Павел. Они мирно беседовали в окружении голубей и ворон, не входя в храм. Из собора к ним вышли после второй части литургии трое подвыпивших оглашенных, живущих подаянием от сердобольных грешников. Они шли, причитая, что плачущие – утешатся, а алчущие – насытятся.
Милостыню нищим никто не подавал, но самые нетерпеливые прихожане жалостливо бросали им монеты в грязные ладони.
– Вот бизнес, который построен на слезах нищего, – произнес Павел, – сколько слезинок, столько и денег, и все без налогообложения. Вот она живая церковь. Эх, сколько денег пропадает, я бы ввел налог на слезы.
– Уловил мысль, что в стране чудес закон обратной силы не имеет, у революции и перестройки один общий закон, бери не столько как видит один глаз, а сколько сможешь взять в обе руки.
