Сидя за рулем маленького черного «фиата» и внимательно обозревая дорогу, доктор Альдо Мантенья сказал:

— Скоро будет проверка.

Это сообщение вывело Сент-Роза из оцепенения. До сих пор он сидел, закутавшись в пальто (то было пальто сына доктора), подняв воротник, зябко засунув руки в карманы, и, глядя на мелькавшие километровые столбы, думал, что каждый из них, быть может, приближает его к печальной развязке. Печальной для него и для его спутника. Для спутника особенно, это уж точно. Укрывательство летчика союзных войск каралось смертью.

Справа и слева от дороги расстилалась широкая равнина, в бледном свете февральского утра напоминавшая один из тоскливых пейзажей Кирико, и впечатление это усиливали мелькавшие линии электропередач, вертикали телеграфных столбов, темные пятна окутанных туманом крестьянских ферм. Низко над пропитанной влагою землей летели какие-то птицы. Лицо доктора казалось сейчас моложе, словно надвигающаяся опасность освобождала его от груза усталости, забот и огорчений, и накапливавшееся годами утомление отступало под натиском рвущейся энергии. Вокруг — никого. Пустыня. Говорить нельзя, ибо скажешь слово — и вдруг отовсюду появятся вооруженные орды, хмельные от лютости, несущие смерть.

Сент-Роз чувствовал, как его раненая нога тяжелеет. Казалось, что под повязкой тысячи тонких клыков вонзаются в рану. Он позволил себе единственное движение — протер запотевшее ветровое стекло. «Resistere per vincere!»

[4]

— гласила надпись, сделанная смолой на стене. Дальше к югу простирались поля, долины, горные цепи, где люди убивали друг друга, где рвущиеся снаряды вздымали в воздух фонтаны щебня. Все это так близко и так далеко! Его уверяли, что в Риме слышна канонада из Анцио. «Vincerá chi vorrá vincere!»

[5]

Справа промелькнуло полотнище, исчезло, потом появилась вереница кипарисов, устремленных в дождливое небо. Сент-Роз взглянул на руки доктора, сжимавшие руль, вспомнил крестьян, спасших его, давших ему приют, поддержавших в нем силы. Эти воспоминания его немного успокоили.