Записки Родзянко, председателя последней Государственной Думы, несомненно, интересны. Интерес их усиливается тем, что Родзянко долго работал над своими записками и в разные периоды своей жизни давал разный их текст, учитывая не столько объем своих исторических знаний, сколько окружающую обстановку, место и время издания и напечатания записок.

Первый раз записки Родзянко появились на Дону в стане Деникина. Там Государственная Дума и ее председатель среди махровых реставраторов и контрреволюционеров, сгруппировавшихся вокруг Деникина, представлялись если не крайне левыми, то во всяком случае «всей смуты заводчиками», и поэтому записки Родзянко были не столько посвящены вопросу о том, как произошла революция, сколько доказывали и указывали, что Государственная-то Дума в революции была не при чем, что ее в революцию втянули насильно и что вся тактика председателя Государственной Думы была направлена к тому, как избежать революции, обуздать революцию, ее подавить. Другой текст записок Родзянко берег про себя, и они познакомились с печатным станком лишь после смерти Родзянко. В них политическая тенденция как раз обратная той, какую проповедовал Родзянко в изданном в Ростове-на-Дону тексте. Здесь Родзянко старается представить себя и Думу если не как организаторов революции, то как защитников интересов России. Записки вообще материал субъективный. Автор воспоминаний, записок обычно примешивает к былям небылицы, и показания записок необходимо всегда прокорректировать целым рядом других материалов. Это более чем необходимо в применении к запискам Родзянко. Уже само существование двух редакций указывает на то, что автор не только не записывал, «не ведая ни жалости, ни гнева», но, наоборот, указывает на то, что в руках Родзянки его записки были определенным политическим орудием, с которым он пытался выступить в политической борьбе.

Настоящие записки Родзянко охватывают предвоенное положение и военный период и доходят лишь до Февральской революции. Февральской революции в этом тексте нет, зато предвоенный период и период войны, период распада монархии Романовых и последних дней ее существования изображены в записках ярко и отчетливо. Оценка, даваемая событиям Родзянко, это — оценка монархиста-октябриста, оценка активного участника и творца третьеиюньского блока. Это — оценка лидера той политической группировки, которая помогала монархии справиться с революцией 1905 года, но которая сама в то же самое время не удержалась под напором развития капитализма и, перерождаясь в капиталистическое землевладение, все больше и больше привязывалась к Государственной Думе, как к органу своего классового господства, в то самое время, как монархия Романовых, справившаяся благополучно с революцией 1905 года, думала лишь о том, как бы уничтожить Государственную Думу и возвратиться к тем порядкам, которые по мысли Николая II свойственны русскому духу, т. е. к полному восстановлению монархии. Эти тенденции выращивали трещину между монархистом Родзянко и династией Романовых, эти же тенденции усиливались и росли в период европейской войны, когда особенно быстро шло перерастание сословно-дворянского землевладения в буржуазно-дворянское и когда с необыкновенной наглядностью даже представителям дворянского землевладения становилось ясным, что выросшая на питательных дрожжах торгового капитала власть Романовых, сохранившая до последней минуты в своей внутренней структуре форму власти торгового капитала, изжила сама себя и превращалась все более и более в игралище банкового капитала и его дельцов. Родзянко очень картинно и подробно рассказывает, как он боролся с влиянием Распутина, какие героические усилия предпринимал он, председатель Государственной Думы, в борьбе с «распутинщиной». Но он нигде не отдает себе отчета в том что распутинщина была своеобразным сочетанием неприкосновенной сохранности власти торгового капитала с господством финансового. Распутин сам был лишь игралищем финансового капитала, в то же самое время династия Романовых в лице Николая II и его супруги была игралищем в руках Распутина, фактически правившего, особенно в годы войны, Россией.

Записки Родзянко интересны сообщаемыми фактами и тем, что эти факты и оценки сообщает именно Родзянко. Его классовое происхождение и положение придают особый интерес его запискам, поскольку они дают возможность судить, как понимался процесс классового вырождения династии Романовых и классового перерождения землевладельческого дворянства самим дворянством. Для династии Романовых Родзянко был определенно врагом. Письма Александры Феодоровны за время войны к Николаю II переполнены ругательствами по адресу Родзянко. Это нахал, который осмеливается говорить, что не следует относиться доброжелательно к Распутину, и даже заявлять об этом ближайшим к Распутину лицам — родителям Вырубовой. Но Родзянко возбуждал негодование императрицы не только тем, что враждовал с Распутиным, а и тем, что враждовал со всей порожденной Распутиным системой. В то самое время, как Николай II в душе своей лелеял мысль о полном уничтожении Государственной Думы, Родзянко, особенно в период войны, являлся живым воплощением той ошибки, которая была сделана Николаем Романовым под давлением революционных волн 1905 года. В то время, как Романовы думали об уничтожении Государственной Думы, Родзянко постоянно напоминал о существовании Думы, выступая с претензиями и заявлениями и особенно возбуждая недовольство Распутина, с которым пытался бороться. Но бороться с Распутиным — это означало бороться с фактической властью, и ясно, конечно, что из этой борьбы Родзянко не вышел победителем.

В письмах Александры Феодоровны указывается, что она настаивала на том, чтобы держаться твердо с Государственной Думой и Родзянко, и постоянно требовала, особенно в период войны, роспуска Государственной Думы и отправления депутатов на полевые работы в свои имения.

Приступая к изложению событий, предшествовавших революции, и обстоятельств, при которых или, вернее, в силу которых появился при Дворе императора Николая II Григорий Распутин

[1]

и получил столь пагубное влияние на ход государственных дел, я отнюдь не имею в виду стремление набросить тень на личность мученически погибшего русского царя. Жизнь его, несомненно, была полна лучших пожеланий блага и счастья своему народу. Однако, он не только ничего не достиг, благодаря своему безволию, мягкости и легкому подчинению вредным и темным влияниям, а, напротив, привел страну к царящей ныне смуте, а сам со своей семьей погиб мученической смертью.

Мне, как близко стоявшему к верхам управления Россией, кажется, что я не в праве сохранять втайне эти темные страницы жизни русского царства, страницы, раскрывшиеся во время такой несчастливой для нас мировой войны. Потомство наше себе в назидание должно знать все прошлое своего народа во всех его подробностях и в ошибках прошлого черпать опыт для настоящего и будущего. Поэтому всякий, знающий более или менее интимные детали, имеющие исторический интерес и государственное значение, не имеет права скрывать их, а должен свой опыт и осведомленность без всякого колебания оставить потомству.

С этой точки зрения и я прошу читателей отнестись к настоящим запискам. Быть объективным в своем изложении — моя цель, резкого же или пристрастного отношения к рассматриваемой эпохе я буду тщательно избегать.

Так или иначе, но начало разложения русской общественности, падение престижа царской власти, престижа и обаяния самой личности царя роковым образом связаны с появлением при русском Дворе и его влиянием на жизнь Двора Григория Распутина. И виновным в том, что его влияние имело гибельные последствия для всего государства, нельзя считать, однако, императора Николая II, но, несомненно, и, главным образом, тех государственных деятелей и приближенных к императорскому Двору лиц, которые не поняли или не хотели понять в своих личных выгодах и расчетах глубину той пропасти, в которую могут быть ввержены не только императорская семья, но и вся Россия. Обаяние царского престола было замарано наличием вблизи его безнравственного и грязного проходимца. Эти лица должны были, не щадя себя, если им интересы и судьбы родины были выше личных выгод и соображений, мужественно сплотиться во имя блага родины и спасти ее от могущих быть страшных потрясений. На деле этого не было. Люди, долг которых заключался в упорной борьбе с нарождающимся злом, этого долга перед Россией не исполнили. Они, напротив, в личных выгодах поддерживали тлетворное влияние Распутина на царскую семью, видя в нем верное орудие для достижения своих тщеславных и корыстных целей.

Я самым решительным и категорическим образом отбрасываю появившиеся в последние дни царствования Николая II недостойные и грязные инсинуации на царскую чету, все те памфлеты бульварного характера, которые принимались легко на веру взбудораженной, легковерной толпой. Долгом совести я считаю заверить, что причины влияния Распутина лежат более глубоко. Они относятся к области болезненного мистицизма императрицы Александры Феодоровны, мистицизма, который постоянно и искусственно поддерживался Распутиным и его приспешниками, но ни в какой степени не основывались на интимных отношениях.