Моя дорогая Виктория, прости, что так получилось с нашей дочерью и… И с тобой. Я сижу здесь один над вашими телами и жду, когда первая из вас проснется и позволит присоединиться к всеобщему Безумию. Вы никогда не прочитаете это письмо, а я никогда не смогу вас убить. Простите. — Записка найденная в луже крови в бывшем ресторане общественного питания станции метро «Октябрьское поле».

Вы любите дождь? Этот вопрос я задавал всем и вся, когда учился в старших классах. Это было связано с тем, что моя девушка до дрожи в коленях боготворила мерзопакостную погоду в виде дождя и сырости. В такие дни ее тщательно выпрямленные русые волосы становились кудрявыми от самой макушки, а сама она носилась словно сумасшедшая под ледяными каплями дождя. Что касается солнца — ей оно не нравилось, даже не так, она его попросту не любила. «Солнце хорошо там, где море и песок» — вечно твердила она, — «жара хороша там, где можно спрятаться от нее в воде!». Да, она была невыносима, признаюсь честно, когда ныла о знойном лете и выпивала литрами воду со льдом, после чего сильно кашляла. Меня это бесило и раздражало, я подкалывал ее сотни раз, но она не обижалась, лишь пожимала плечами.

Сейчас мне не хватает ее плеч и кудрявых волос, не хватает щек, с которых я вытирал слезы, когда у нее что-то не получалось, не хватает прикосновений и взгляда. Ее уже давно нет в живых, но, однако, она продолжает мне сниться. Я редко вижу сны, но если вижу, то там всегда она, моя сестра, либо родители. Лица друзей быстро стерлись из моей памяти, остались лишь самые близкие, но и тех — уже не было рядом.

— Артем, ты спишь что-ли? — Послышался голос из-за спины и я резко открыл глаза.

— Нет. А ты?

Только Церковные служители при Кремле и лица, относящиеся к государственному управлению, с разрешения Президента Москвы, имеют право издавать и распространять свою литературу, новую Конституцию, Библию и прочие книги. — Статья 3 новой Конституции города Москвы.

Хотя знаете, это было довольно приличное место, изнутри церковь выглядела даже больше, чем снаружи: повсюду стояли свечи, на полу были разложены ковры, а на них сидели люди, тесно сгруппировавшись между собой, однако, единственное, что меня беспокоило — запах. Пахло хлоркой, это почувствовалось сразу, как только мы переступили порог. Оглядев местных жителей нельзя было сказать, что они чистюли, у женщин были сальные спутанные волосы, у мужчин грязь на лице. Детей здесь было только двое — парень лет одиннадцати, который выглядел более-менее чистым, по сравнению с остальными, и новорожденный ребенок, закутанный в розовое более-менее чистое одеяло, он спокойно спал на руках женщины, единственной, что сидела на стуле. Она лишь украдкой взглянула на нас и потом вновь опустила глаза. Короткие волосы цвета пепла были собраны в растрепанный хвост, на ней была темно-красная поношенная кофта с длинными рукавами и джинсы. Все люди были босые, все, кроме мальчика. Пока Шрам о чем-то тихо разговаривал с Батюшкой, я услышал, как открылась дверь в другую комнату, от туда вышла девушка, примерно моего возраста, она выделялась среди всех: у нее были волосы необычного цвета, напоминавший смесь шоколада и корицы, аккуратно собранные в конский хвост, из одежды — потертая кожаная куртка, черная футболка и джинсы, а на ногах донельзя изношенные кеды. Она посмотрела на меня и на пару секунд замерла, а потом ринулась к Батюшке.

— Это еще кто?

— Команда зачистки № 13, по закону, мы обязаны их впустить.

— Не мы, а Управляющий, не думаю, что Денис погладит нас по головке за то, что мы впустили чужаков.

Лето выдалось жарким, особенно этот день: кожа покрывалась потом, а от него жгло глаза, в частности это сказывалось на двух мальцах, бегающих вдоль частного сектора между домов, где все соседи знали — это сыновья Дерябина — нефтяного магната, да и его прекрасной жены — фотомодели. Рыжие, конопатые, вечно веселые и оптимистичные — они буквально излучали свет своим смехом. Однако, на деле братья были теми еще занозами в одном месте: из-за чувства вседозволенности пацаны плохо учились, точнее сказать, халтурили, иной раз могли и подраться с одноклассниками, а могли затащить их в серьезные авантюры. Конечно же, родители, которые могли замять любой косяк своих отпрысков, были не в особом восторге от таких подарков судьбы, однако их мать — Катерина Дерябина искренне верила, что это просто «возраст такой».

В этот день, конечно же, семья не осталась без сюрприза — это случилось 21 июня, когда отец вернулся домой с Вадимом и Августом из отдела по делам несовершеннолетних. Что они натворили — это был другой разговор, парни забегали в женские примерочные в одном из торговых центров, где фотографировали переодевающихся женщин, да и не с целью какой, а забавы ради. Вот только кому это казалось смешным? Только им.

Вымотанный отец оказался, на этот раз, чертовски зол на них, ясное дело, утро у них не задалось. Особенно это сказывалось на том, что день недели был субботой, а это значит, что после рабочей пятидневки Дмитрию Дерябину чертовски хотелось выспаться и провести это утро с женой, а никак не вытаскивать парней из полиции. Они сидели на заднем сидении, на этот раз молча, не улыбались, но и особо не чувствовали своей вины — для них это была очередная шалость, а платой являлся стыд перед родителями и разочарование, что их поймали.

Наказание было самым обычным — домашний арест на все выходные. Но даже это казалось им чересчур. С такой то гиперактивностью, да сидеть в четырех стенах? Тьфу. Но, кто же знал, что именно это спасет им жизнь?

К концу дня мистер и миссис Дерябины покинули дом, за ними приехала машина, перед выходом мать сказала, что они уезжают в ресторан, однако, чтобы хоть как-то облегчить наказания им было разрешено заказать пиццу на дом. Катерина никогда не отличалась излишней сентиментальностью, но сыновей она любила. Поцеловав каждого, она, одетая в черное облегающее платье, свисавшее на ее худых плечах, с рыжими кудрями, собранными в элегантную прическу, взяла свой клатч и на высоких каблуках (при росте 180 см) вышла прочь.

При укусе или царапине у человека есть от сорока восьми до двухсот шестнадцати часов (при условии единоличной раны), за это время его внутренние органы полностью видоизменяются, сердце почти что перестает работать, зрачки расширяются и сужаются, идет обильное слюновыделение. У четырех из пяти испытуемых был замечен озноб и жуткие головные боли, сопровождавшиеся приступами агрессии. — Записи исследователя заболевания Безумия Аносяна Ю.Н.

— Где-то за ручьем, мы с тобой вдвоем, весело играли и пели вечерком… Слышишь мой малыш? Почему ты спишь? Разве нам с тобой — не пора домой? — Доносился голос со второго этажа.

Сквозь эту застывшую тишину и остолбенелость всех присутствующих слова ее песни будто стали забираться в самое сердце. Я сжимал пистолет и смотрел не на кого иного, как на парня — Ваню, сына Дениса. Он застыл: не плакал, не кричал, не был напуган, скорее озадачен.

— Ты убил его… — Прошептал он. — Ты убил моего отца… Ты пришел убить нас? — Спросил он и наконец поднял взгляд на меня.

— Я пришел по правительственному заданию, мне дали поручение разобраться — что за чертовщина у вас здесь происходит! И теперь я вижу. — Следующие мои слова были направлены Батюшке и остолбеневшей от ужаса девчонке Даше. — Вы отлавливаете безумных для своих экспериментов и убиваете детей? Почему эта женщина поет и держит в руках мертвого ребенка?

Вспышка подарила мне новую жизнь! — Надпись, сделанная кровью, на стене одной из поликлиник города.

Время неумолима приближалось к полудню, когда темные облака, как правило, отступали и передавали свою вахту серому скучному небу с маленьким темно-желтым солнцем где-то высоко, там, откуда оно не могло нас достать своими разрывающими лучами смерти.

Днем безумных было не сыскать, они почему-то прятались в темных уголках, как правило, сгруппировавшись, устраивали себе этакий ночлег для неживых тварей.

Однажды, примерно два с половиной года назад, мы набрели на заброшенный ночной клуб на окраине Москвы: разбитые фонарики развешанные вдоль стен, потрескавшаяся штукатурка, выбитая дверь, в общем, все как положено, но в тот момент все замерли от удивления — там играла музыка. Это жутко выделялось из всеобщей картины постапокалиптического мира, какую мы наблюдали несколько лет. Мало того, музыка переключалась, да и явно не сама, а еще, внутри горел свет — красный, синий, зеленый, желтый — лампочки то и дело сменяли одна другую, синхронно вращая своим светом под музыку. Но и любопытству нашему не было предела. И мы зашли в это Богом забытое место. Впереди Шрам, потом братья, следом мы с Артемом. Мы шли на свет и звук, любопытство брало верх над любыми чувствами — то само любопытство, что сгубило Варвару и ее всеми известный нос. На сцене, прикованная несколькими пар наручников, цеплявшимися один за другим за шест, дрыгалась неживая, а на ее лице болтался собачий намордник. Одета она была, как развратная школьница с порносайтов: короткая мини юбка, чуть прикрывающая попу, блузка, заканчивающаяся прямо под грудью, черные гетры и туфли на высокой острой шпильке, рыжие волосы были заплетены в 2 косички, а глаза — чернее ночи. Она шипела и пыталась танцевать, словно это осталось у нее от прежней жизни. За задними столами, так же прикованные наручниками за ноги и за руки, сидели четверо ее «друзей по несчастью», а за первыми столами гордо красовались шестеро живых мужчин, экипированные в солдатскую форму, как и мы. Позже, нам стало известно, что это «Команда зачистки № 9».

Они были пьяными в доску: «Забрели на ночлег в клуб, а тут неживые, дайка детям поглумиться, вот и обставили все, как это было до Вспышки. Какая награда? Мы залезли в холодильник, а там алкоголя человек на тридцать — нетронутое пиво, холодное, правда, вкус слегка специфичный, но мы люди не придирчивые, сами понимаете. Угощайтесь, кстати!» — Заплетался язык у их главнокомандующего — Джексона, чье имя, конечно же, было вымышленным, как и у Шрама.

Вместе с Безумием пришла девушка, глаза ее темны были как ночь, а кожа бледна как снег. Кровь ее была лекарством для тех, кто воспротивился Божьему плану. Одни боготворили ее, другие призирали, приспешники Господня оказались в числе вторых. — Отрывок из новой Библии Эры Безумия.

Крики и выстрелы — это то, что я слышу, находясь в комнате медсестёр, сам госпиталь расположен в бывшем Государственном историческом музее, что дает прекрасный обзор на происходящее за окнами.

— Что там происходит? — Спрашивает Кристина — молодая темноволосая полненькая медсестра.

— Там люди и они в опасности! — Вопит Катя, женщина за пятьдесят.

Я подлетаю к окну и вижу несколько человек, убегающих от дюжины безумных, один из них отстаёт, прямо ему в спину дышит неживой и тянет к его рюкзаку свои руки.

Тук, тук — Безумные пришли!

От них мы убежать должны!

Коль не получится у нас —

Себя убьем мы в тот же час!

— Детское стихотворение.

Мы похоронили нашего товарища рядом с Каналом имени Москвы. Он был храбрее многих из нас, пока неживая рвала ему глотку — он успел всадить ей пулю в лоб, а потом, когда понял, что патронов больше нет, сам вонзил себе нож в висок. — Рассказ одного из членов команды зачистки № 2.

Они не понимают. Жизнь не так проста и сказочна, как представляется им здесь — за стенами Кремля, где варят ароматный кофе, повсюду электричество, тепло и свет, газовые конфорки и горячая еда. Я не ел ничего горячего, не считая супы быстрого приготовления на разведанном костре, уже очень давно. Там, на улице, люди голодают и сходят с ума от страха и холода, я видел сотню тощих лиц, обезумевших от недоедания и болезней, я видел детей, у которых просматриваются рёбра, сквозь тонкую бледную кожу, а их глаза впали. Я помню морозные зимние дни, когда было так холодно, что даже животные не высовывались из своих укрытий, мы не ели неделями, за исключением одной консервной банки на пятерых раз в три дня, а воду нам давали сосульки и снег. Я помню этот ужас, когда Август заболел и температурил несколько дней, как бредил и плакал, не приходя в себя. Мы все думали, что он умрет. Даже Вадим не отрицал. Но мы не сдавались: сдаться, значит проиграть, а я не собирался проигрывать. Никто не собирался. Знаете, что самое страшное за стеной? Это не безумные, поджидающие тебя за углом, это не холод и не голод. Самое страшное — это ожидание. Ждать того, что неизбежно схватит тебя за пятки и утянет за собой в глубину кровавых фантазий больного маньяка убийцы. Все мы знали, все ждали того момента, когда закончится еда, когда холод станет выносимым и дрожащие руки непроизвольно потянутся к пистолету. Вот, что такое ожидание.

Августу стало лучше на пятый день. Поначалу, ночью он перестал стонать. Впервые за несколько дней в комнате 5×5 воцарилась тишина, она принесла с собой страх — мы подумали, что это конец и Август умер. Никто не решался к нему подойти, он не шевелился и в темноте было непонятно — дышит ли он вообще. Я помню испуганный взгляд Вадима и то, как в ту ночь мы все смотрели в одну точку и слушали стук собственных сердец.

Утро преподнесло нам сюрприз — Август сумел приподняться и попросил воды. А спустя ещё несколько дней тот полностью окреп и вернулся к жизни прежним человеком, каким мы уже и не мечтали его увидеть.

Вадим сиял, он будто сам стал в десять раз живее. Но я был счастливее всех, мы не потеряли Августа. Мы вместе. Мы всегда будем вместе и обязательно переживём весь апокалипсис. Мы больше никого не потеряем.

Бог превращал воду в вино, Безумные превращают живых в мертвых.

— Отрывок из новой Библии эры Безумия.

Пульсирующая боль в виске, онемевшее тело, сжимающийся от голода желудок, запах отбеливателя, судорога в животе, переходящая в сдавленную боль, меня рвёт, мне нечем дышать, рвотные потуги не прекращаются, меня рвёт снова, но уже воздухом, возникает ощущение, что глаза сейчас вылезут из орбит. Мне так страшно. Сердце бешено бьется, я задыхаюсь и падаю в пустоту.

Когда я вновь открываю глаза, то думаю о том, что, скорее всего, провалялся в собственной блевоте несколько часов, однако, это не так. Пол чистый, а мое тело лежит на подушках, я ощущаю это, но ничего не вижу. Темнота стоит непроглядная. Я чувствую, что мою правую руку сковывает железо, на ней надеты наручники. Пытаясь нащупать к чему меня приковали можно прийти к выводу, что это клетка.

— Боже… — Шепчу я в слух.

Пробки в Москве достигали своего предела в районе шести часов вечера в пятницу, когда привычный путь от работы до дома на машине составлял не более двадцати пяти минут, но по такой дороге, минимум, час.

Я ехал домой с престижной работы юриста одной из торговых компаний. В свои года, я был достаточно успешным человеком, это я понял, когда получил второе высшее образование — экономическое. Этим я обязан был своим родителям, когда те, вместо того, чтобы устроить меня на какую-либо спортивную секцию — нанимали мне репетиторов по внеурочным предметам. В школе я был заумным золотым мальчиком, неприкасаемым, но только потому, что давал списывать, иначе бы меня, скорее всего, хорошенько бы колотили, ибо я был хилым и не мог дать сдачи даже в словесной перепалке. Это изменилось лишь в институте, когда я встретил девушку своей мечты, она была конечно умницей и красавицей, на таких, как я, врядли внимание обращала, но, однажды, она села рядом, мы разговорились, она общалась со мной на все темы, мы переписывались в социальных сетях и виделись на учебе, но я боялся позвать ее гулять, ждал явного отказа, ей, наверняка, было бы стыдно гулять с хлюпиком в очках, вроде меня. Мне хватило полгода, чтобы измениться до неузнаваемости: жесточайшие диеты, спортивный зал, линзы, смена гардероба. Я ловил на себе взгляды красоток, но понимал, что они смотрят не на меня, как на человека, а всего лишь на картинку — на внешность. День Икс настал и я, наконец, решился позвать ее в кино. Она смеялась так звонко, ее глаза сияли, а потом, всего лишь одной фразой, она заставила меня ее полюбить — «ну и почему ты не позвал меня раньше?». Ей, как оказалось, было вовсе не важно, какой я был внешне.

Дома меня ждали жена Светлана и сын Слава. Они были моим смыслом жизни последние десять лет. Даже, когда приходилось совсем худо, я знал, что не останусь один.

— Ну и духотень! — Сказала молодая девушка из соседней машины. Она сидела на пассажирском сидение, а за рулём сидел парень, ее ровесник, который явно был на взводе из-за пробки. — Согласны? Такого жаркого лета ещё не было! — Она вздохнула и откинула светлые волосы назад с плеч, оголив мокрую шею и уставившись на меня.

— Согласен. — Промямлил я и тут же попал под жёсткий взгляд ее парня.