Где-то в Краснобубенске... Рассказы о таможне и не только

Рябов Андрей

«Где-то в Краснобубенске…» — первая пилотная серия рассказов о буднях провинциальной таможни. Контрабандисты, пламенные борцы с коррупцией, взяточники, карьеристы и секретные агенты. Все эти персонажи вымышлены, но легко узнаваемы. Вчитайтесь в строки книги и, может быть, вы узнаете в них кого-нибудь из своих знакомых, а, возможно, и самого себя…

«Как я…» — иронические рассказы о нашей действительности. Лохотроны под видом респектабельных организаций, суровые гаишники, незатейливый быт российских больниц и, конечно, таможня!

Тонкий юмор, гротеск — вот основные черты этой книги.

Все события, описанные в книге, вымышлены; все совпадения с реальными лицами случайны и непреднамеренны.

ГДЕ-ТО В КРАСНОБУБЕНСКЕ…

ВЗЯТОЧНИК

Когда-то, во времена угасающего Советского Союза, наша Краснобубенская таможня представляла собой милое и тихое патриархальное учреждение. В её штате числились несколько пожилых тёток, которые раз в месяц неспешно занимались оформлением пары ящиков с запчастями, приходившими в адрес Краснобубенского имени Ленина и имени ордена Ленина завода сантехнического оборудования из дружественной Венгрии. Так же покой вышеупомянутых тёток изредка нарушало прибытие личных посылок краснобубенцам, которым посчастливилось завести родственников или знакомых за границей. Таковых в провинциальном Краснобубенске насчитывалось человек пять. Родственники их не особенно баловали, поэтому таможенницы, не обременённые работой, боролись со скукой посредством бесконечных бессмысленных бесед. Руководитель таможни, Семён Михайлович Вышебаба, подвижный мужичок лет шестидесяти, больше всего любил проводить время за чаепитием вместе с подчинёнными в единственном рабочем помещении. Правда, к этому помещению примыкал крохотный кабинетик Семёна Михайловича больше похожий на кладовку. Но Вышебаба уединялся в нём крайне редко, а посетителей у него не было вовсе. Даже, несмотря на пожелтевший от времени график приёма оных, косо висевший на растрескавшейся от старости коричневой двери.

Скорее всего, так бы и продолжалась вся это история ещё много-много счастливых лет. Семён Михайлович, достигнув совсем уж преклонного возраста, с почётом был бы отправлен на заслуженный отдых. И однажды зимним или осенним вечером заявился бы домой, в свою малогабаритную двухкомнатную квартиру, распространяя запах недорогого вина. В руках у Вышебабы тускло поблёскивала бы типовая ваза чешского стекла, да шелестел помятый поздравительный адрес от районного исполкома. Короче, здравствуй пенсия! Здравствуйте, картофельные грядки на даче, долгие прогулки по загаженному собаками и алкоголиками парку, подлёдная рыбалка с соседом Архипычем…

Ветры перестройки (а в провинции она задули много позже чем в двух столицах) всерьёз и надолго испортили здоровье Семёна Михайловича. За новыми реалиями он не поспевал, да, по правде говоря, и не хотел поспевать. Новые реалии тоже не пылали любовью к старорежимному, закосневшему в бюрократических заблуждениях Вышебабе. Пришедшее на смену Семёну Михайловичу «племя молодое незнакомое» вышибло начальника таможни на улицу с грошовой пенсией. Вслед за Вышебабой, шелестя юбками, потянулись немногие уцелевшие таможенные тётушки. Наша таможня, вместе со всем Краснобубенском, вступила в период беспредела и тотального воровства. В стареньком полусонном аэропорту внезапно сделалось оживлённо. Оживлению способствовало открытие рейсов в Стамбул и Пекин. Туда сразу же потянулись нескончаемые стаи «челноков». Кто-то должен их был оформлять в таможенном отношении, пресекать нарушения и начислять пошлину. Начался судорожный набор инспекторского состава. Личный состав таможни пополнили ушлые молодые люди, которых в принципе интересовал один вопрос — сколько денег удастся сегодня «срубить» на том или ином рейсе? Вакханалия продолжалась несколько лет, затем количество «челноков» пошло на убыль. Остались только самые стойкие. Исчезли практически все ушлые молодые люди. Кого выгнали, кто ушёл сам, а кто и получил небольшой условный срок. Старые остепенившиеся таможенники и пришедшие на смену ушлым новички прекратили бандитствовать в открытую. Лихие 90-е закончились…

Начальники на Краснобубенской таможне менялись довольно часто. Людьми они были разными, но в основном, приличными и порядочными. В середине «нулевых» к власти достаточно неожиданно прорвался Евгений Робертович Самурайский. Сам коренной краснобубенец, Евгений Робертович, тем не менее, сделал карьерку в столицах, а восвояси явился уже располневшим важным полковником таможенной службы. Внешность Евгений Робертович имел не выдающуюся — невысокого роста, с бабьим, вечно недовольным лицом. К тому же, нынешний начальник таможни начал рано лысеть. Выпадение волос началось с затылочной части, образовав небольшую аккуратную тонзуру. Втирание в голову репчатого лука, уринотерапия, прочие народные средства Евгению Робертовичу не помогли, он прекратил неравную борьбу и постепенно приобрёл характерный внешний вид странствующего монаха-францисканца.

Возглавив таможню, Евгений Робертович первым делом принялся активно искоренять коррупцию. Деятельность по искоренению оной не принесла каких-нибудь существенных результатов, зато слухи о ней дошли до регионального управления. В управлении Евгения Робертовича пару раз похвалили и поставили в пример начальникам других таможен. Самурайский, решив, что он выполнил стандартный набор необходимых действий, принялся втихаря строить в престижном пригороде для себя и своей семьи дворец в мавританском стиле. Правда, что это за стиль такой, Евгений Робертович понятия не имел. Просто ему очень нравилось красивое словосочетание. Параллельно дворцу, Евгений Робертович строил «вертикаль власти» так как он её понимал. А именно — нижестоящие «носят» вышестоящим, а те, в свою очередь, «носят» ещё более вышестоящим. И все довольны! Ну, разве что, кроме самых нижестоящих. Но кто о них будет думать! Не нравится — па-а-апрашу, на улицу! А там холодно, сыро, галопирующая безработица! На улицу никому неохота. В общем, жизнь более или менее устаканилась и текла своим чередом, как однажды…

ДЖОКОНДА

— Знаешь, как меня вчера в управлении поимели? Знаешь? — начальник Краснобубенской таможни Евгений Робертович Самурайский вскочил на ноги, отбросив дорогое кожаное кресло. — Знаешь?

Он судорожно изобразил тазом несколько фрикций, возбуждённо при этом приговаривая:

— Вот так меня поимели! Вот так!

Заместитель Евгения Робертовича по оперработе Никита Антонович Хамасюк сидел напротив шефа ни жив, ни мёртв.

— Чего молчишь, я тебя спрашиваю! — навис над Хамасюком Самурайский. — Три месяца! Три месяца ни одного задержания! Контрабандисты в стране перевелись? Три месяца!

ДЕНЬ ЗДОРОВЬЯ

— Как появится Близнецова — сразу ко мне! — распорядился начальник Краснобубенской таможни Евгений Робертович Самурайский, проходя утром через приёмную.

— Поняла, Евгений Робертович! — взмахнула ресничками секретарша Леночка.

Начальница отдела кадров таможни Светлана Ильинична Близнецова на два дня уезжала в краевой центр для того, чтобы принять участие в семинаре для руководящего состава кадровых служб региона. На семинаре планировалась масштабная речь самого Петра Константиновича Дуплоноженко, заместителя начальника управления по работе с кадрами. Вот о его-то выступлении Самурайский желал послушать в первую очередь. Вся остальная болтовня выживших из ума кадровиков из других таможен региона интереса не представляла.

— Евгений Робертович? — по селектору прошелестел слегка искажённый голос Леночки. — К вам Светлана Ильинична.

— Запускай! — нетерпеливо распорядился Самурайский и откинулся в своём любимом вращающемся кресле.

ОБЩЕЕ ДЕЛО

Начальник пассажирского отдела Михаил Владимирович Гагаев, укрывшись в своём маленьком кабинетике, занимался любимым делом. Он тщательно, по очереди очищал уши мизинчиком, а затем с интересом разглядывал то, что ему удалось добыть. Насмотревшись вдоволь на извлечённую субстанцию, Михаил Владимирович очищал уже сам мизинчик, используя край рабочего стола. Перед ним высилась внушительная стопка документов, которые ему предстояло рассмотреть. И всё в кратчайшие сроки! Однако Михаил Владимирович, памятуя о старейшем принципе бюрократа, не спешил. Документ должен вылежаться. Денёк, другой. А там, глядишь, его заменят на прямо противоположный циркуляр или вообще отменят. Так-то!

Брезгливо отодвинув от себя бумажную стопку подальше, Михаил Владимирович, блаженно урча, в очередной раз запустил мизинец в левое ухо и принялся круговыми движениями осваивать новую партию добычи. И в тот самый момент, когда его палец углубился в ушную раковину на максимально возможную глубину, дверь в кабинет со стуком распахнулась, и на пороге показался разъярённый Ленинид Агафонович Исикевич. Михаил Владимирович дёрнулся от неожиданности и достал палец из уха с некоторым опозданием.

— Михаил Владимирович! — заблажил Исикевич.

Гагаев уже успел овладеть собой.

— Стучаться полагается! — строго сказал он. — Когда входите в кабинет начальника!

ГЕНЕРАЛ

Часы показывали без пяти шесть. Пора заканчивать с работой. Евгений Робертович Самурайский отложил в сторону путаный приказ регионального управления, на котором он безуспешно пытался сосредоточиться последние минут сорок. Ну его к бесу, решил начальник таможни. Завтра разберусь на свежую голову. А не разберусь — отпишу Яанусу. Пусть помучается! Эта мысль несколько улучшила настроение Самурайского, и он уже начал потихоньку отлепляться от своего любимого вращающегося кресла, как вдруг, ожил настольный селектор.

— Евгений Робертович, звонит оперативный дежурный ФТС, — раздался испуганный писк секретарши Леночки. — Говорит, срочно.

Сфинктерная мышца Евгения Робертовича непроизвольно сократилась. Он частенько давал нагоняи оперативным дежурным таможни. С чувством лёгкого превосходства общался с оперативными дежурными управления. Но с дежурным Федеральной таможенной службы ему беседовать не приходилось. Кто его знает, что там за фрукт сидит. Как-никак, Москва!

— Соединяй! — несколько раздражённо сказал Самурайский и схватил телефонную трубку.

— Евгений Робертович? — из динамика донёсся властный голос. — Оперативный дежурный ФТС полковник Соколов.

КАК Я…

КАК Я ИСКАЛ РАБОТУ

А вы пробовали в наше непростое кризисное время устроиться на работу? А вы? Нет, не тогда, когда вам чуть больше двадцати, вы полны сил, энтузиазма и пустых иллюзий. А тогда, когда ваши мысли обрели кажущуюся стройность, походка сделалась замедленной и подчёркнуто солидной, а вашими лучшими друзьями незаметно стали продавленный диван в большой комнате и равнодушный одноглазый телевизор. Да-да, я говорю о себе, достаточно заурядном сорокачетырёхлетнем мужчине, напрасно причисляющим себя к несуществующему в России среднему классу.

Когда-то, очень-очень много лет назад, мне посчастливилось учиться и закончить без особого блеска, но и без сокрушительных провалов (в виде многомесячных «хвостов» и досрочного отчисления) экономический факультет ЛГУ. Кому сегодня что-либо поведает эта аббревиатура? В восьмидесятые же годы прошлого столетия её знали все. Впрочем, нет, не все. Как минимум один индивидуум, старшина рядового отделения милиции Приморского района Дудаков, никогда о ней не слышал (что, заметим, наверняка не мешало ему слыть самодостаточным человеком).

Как-то раз возвращались мы после просмотра на стадионе наинуднейшего футбольного матча первенства СССР «Зенит» — «Таврия» и меня, вместе с такими же болельщиками-молокососами, загребли в «ментовку». То ли мы громко пели, то ли тихо ругались — сейчас уж и не припомню. Строгий мордатый лейтенант, окинув нас брезгливым взглядом, приказал своему подчинённому, коим оказался рыжеволосый старшина Дудаков, переписать наши персональные данные. По всей видимости, для организации в отношении нас неких поучительных репрессий.

Добравшись до моей скромной персоны, старшина погрыз дешёвую шариковую ручку и устало поинтересовался:

— Фамилия, имя, отчество.

КАК Я СУДИЛСЯ

Всё-таки наша система судопроизводства очень странная. Хотя, скорее, не странная, а страшная. Ну не любят наши граждане обращаться в суд, не любят. А, может, боятся. Менталитет «совка», скажете вы. А вот и нет! Молодёжь, никогда не видевшая незабвенного Леонида Ильича и не носившая ярких пионерских галстуков, тоже не выстраивается в очередь с исковыми заявлениями в дрожащих от несправедливости руках. Неверие в людей, облачённых в чёрные мантии, идёт из далёкого прошлого. На память приходят бравые ребята богатые медвежьими шапками да красными кафтанами, заплечных дел мастера и малопонятное выражение «Шемякин суд». Кем был тот самый оставшийся в истории Шемяка — почти никому не известно. Зато имя пресловутого Шемяки в народной молве прочно связано с какой-то мерзостью. Или кривдой, что, в принципе одно и то же.

Таким же Фомой неверующим был и я, плоть от плоти российского обывателя. За одним, правда, исключением. Ну не смог я смириться с увольнением с работы, никак не смог! Двадцать лет, три месяца и четырнадцать дней я боролся с контрабандистами, начальством и подчинёнными на Санкт-Петербургской Авиационной таможне. Гербарий ведомственных наград, собранных мною за этот впечатляющий срок поражал любое воображение. Относительно узкая грудь не позволяла поместить их все на фронтоне моего парадного кителя. Почётные грамоты и благодарности я просто не считал. И тут, в один пасмурный дождливый день мне сообщили, что в соответствие с такой-то статьёй такого-то закона контракт на новый срок со мной не будет заключён. Причину эпохального решения никто объяснять мне не собирался — издержки контрактной системы. Знающие люди шепнули, что корень кроется в начальнике таможни Самусеве. И даже не столько в нём, сколько в его сексуальной ориентации. Нет-нет, это не то, что вы подумали! Он не приставал ко мне, а я не отказывал ему в удовлетворении его противоестественной похоти. Дело в том, что как-то во время оформления рейса в солнечный Лондон мои сослуживцы остановили жену одного крупного городского чиновника, у которой при себе имелась совершенно неприличная незадекларированная сумма в сорок тысяч евро. Засуетившиеся дознаватели попытались возбудить уголовное дело, находчивые сослуживцы уже делились друг с другом на что они потратят причитающуюся им премию… Как в плохом детективе раздался звонок, и телефонная трубка дребезжащим от волнения голосом Самусева потребовала отпустить чиновничью жену восвояси. Как назло, в тот момент мне довелось осуществлять руководство сменой. Не то, чтобы я, каменея лицом, сурово отказал продажному шефу, но попытался вяло возразить. Самусев не терпел отказов:

— Это приказ! Ты понял? Приказ!

— Ну что, пишем протокол допроса? — жарко дыша в предвкушении громкого дела, подступил ко мне инспектор Лёха Пригарин. Именно ему посчастливилось обнаружить злосчастные купюры.

— Уже никто ничего не пишет.

КАК Я БЫЛ МЕНЕДЖЕРОМ ПО КЛИНИНГУ

Лауреат международного литературного конкурса «Белая скрижаль — 2012».

— Ты в принципе собираешься работать? — с укором спросила жена. — Посмотри в окно. Уже весна!

Я, было, хотел поинтересоваться, какую связь моя дражайшая половина находит между обычным временем года и ежедневным хождением на службу, но почёл за лучшее промолчать. Тем более, что наступала уже вторая весна в том невесёлом отрезке моей жизни, когда я сидел без работы. Не совсем, конечно, сидел. Пообтёрся в одной псевдостраховой компании, оказавшейся банальным лохотроном. Но это так, к слову. Чтобы не злить жену, я, осторожно обойдя её по большому радиусу, подобрался к окну и уставился на улицу. Действительно, весна! На газоне, среди бесстыдно обнажившихся на месте стаявшего снега кучек закаменевшего собачьего кала, топтались несколько человек. С высоты восьмого этажа можно было разглядеть мангал и разноцветные бутылки.

— Соседи на шашлыки выбрались, — заметил я.

КАК МЕНЯ ЛИШИЛИ ВОДИТЕЛЬСКИХ ПРАВ

Пьяный человек за рулём — это плохо. Мало того, это очень плохо. Даже преступно. Кто из нас не знает эту аксиому с детства? А вот если… Если не сильно пьяный? Или вовсе не пьяный, а, так сказать, с остаточными явлениями? С похмелья, то есть? Тогда как? То-то и оно! Девяносто пять процентов российских драйверов имеют однозначный ответ. И вы его знаете не хуже меня!..

В конце восьмидесятых годов прошлого века я поступил на службу в Авиационную таможню Санкт-Петербурга. Заработная плата таможенника не выглядела впечатляющей, но, тем не менее, через вполне разумный срок я скопил некоторую сумму и стал подумывать о том, чтобы навсегда покинуть нежно пахнущее перегаром и потом метро, а также переполненные рейсовые автобусы и пересесть, наконец, на собственный автомобиль. Узнав о моём решении, сослуживцы принялись наперебой рекламировать передо мной свои старые «вёдра» в надежде на то, что я, как человек малоопытный, соблазнюсь на чьё-нибудь завлекательное предложение. Особо усердствовал Валерка Заманский. В его собственности находилась почти свежая (спущенная со стапелей «АвтоВАЗа» всего-то лет пятнадцать назад) «копейка» когда-то бывшего белым цвета с недоуменно развалившимися сиденьями, обитыми потёртым дерматином. Каждую боковину сего транспортного средства украшала серебристая наклейка с горделивой надписью «Sport».

— Спортивный вариант «ВАЗ-2101»! — самозабвенно врал Валерка. — Участвовала в ралли!

— В каком? Париж — Дакар, что ли? — в мою задачу входило придать своему голосу как можно больше скепсиса. Знающие люди (а ими оказались несчастливые конкуренты Заманского из нашей же таможни) подсказали, что такое поведение может существенно повлиять на итоговую цену.

— Почему Париж — Дакар? — оскорбился Заманский. — В ралли по дорогам Урала.

КАК Я ЛЕЖАЛ В БОЛЬНИЦЕ

Болезни бывают разные. Тяжёлые, такие как грудная жаба, геморрой или хламидиоз. И незначительные, такие как насморк. Кто из нас в здравом уме побежит с насморком к врачу? Никто. В лучшем случае мы направимся в ближайшую аптеку и прикупим какие-нибудь недорогие капли, которые в последнее время усиленно рекламируются по телевизору. Даже если никакого эффекта от капель не будет, мы скорее поменяем их на другие, чем обратимся за помощью к доктору. К тому же, любой среднестатистический российский гражданин отлично знает, что попасть к специалисту, окопавшемуся в районной поликлинике, совсем не просто. Запись на приём к тому же ЛОРу — довольно трудоёмкий процесс. Как говорится, нас много, а ЛОР — один…

Май две тысячи одиннадцатого года принёс мне вместе с теплом непонятную аллергию. Что-то где-то зацвело, куда-то полетела пыльца… В общем, мой расшатанный возрастом и стрессами организм отреагировал на незаметные взгляду природные катаклизмы неожиданно бурно. Глаза предательски слезились, нос, забастовав, отказывался дышать. Вдобавок ко всему, каждые полчаса я оглашал окружающее пространство громовым чихом-дуплетом. Помучившись пару дней, я объявил аллергии беспощадную войну. Мои познания в фармакологии начали неумолимо расширяться, а лексикон обогатился новыми словами и понятиями. Спустя короткое время, я без запинки употреблял в каждодневной речи названия всевозможных лекарств: назонекс, санорин, виброцил, эриус. С видом профессионала беседовал с продавцами аптек, рассуждая о сосудорасширяющих и сосудо, соответственно, сужающих препаратах. Ничего не помогало. Выходя из дома, я судорожно хлопал себя по карманам и успокаивался только тогда, когда обнаруживал носовой платок на месте. Жена, жалевшая меня поначалу, вскоре принялась ворчать. Наконец, я прочувствовал высокий градус её раздражения. Мой очередной чих был сопровождён не сострадательным «Будь здоров!», а злым «Закрывай рот!». Пора было сдаваться эскулапам. Уныло и бесцельно потоптавшись в районной поликлинике, я вспомнил о ведомственном медицинском учреждении. Двадцать лет оттрубив в Авиационной таможне Санкт-Петербурга, заслужив гордый статус таможенного пенсионера, я получил право до самой кончины наслаждаться бесплатным медицинским обслуживанием. Согласно договору регионального управления, лечиться мне предстояло в учреждении на севере города. Путь в один конец от моего дома занимал туда не менее полутора часов, но выбора не оставалось. Вежливый голос по телефону проникся ко мне сочувствием.

— К ЛОРу? Завтра в час дня вас устроит?..

Бросив на меня проницательный взгляд, пожилая докторша сразу же отправила на рентген. Диагноз оказался неутешительным — острый двусторонний гайморит.

— Срочная госпитализация! — докторша была неумолима. — Ещё чуть-чуть и доигрался бы ты, дружок, до менингита!