Казалось, еще совсем недавно работал в Полянске, а столько лет с той поры минуло.

Да, да, я тот самый Максимов, бывший оперуполномоченный уголовного розыска Полянского райотдела милиции. Теперь я — начальник отдела по борьбе с преступлениями против личности Управления уголовного розыска области.

Одно название отдела выговорить непросто, а что уж говорить о работе. Поверьте, не хвастаюсь, и цену себе не набиваю. Звание — майор милиции. Если честно, то и в мыслях никогда не держал, что буду работать в областном аппарате, да еще и возглавлять столь непростую службу. Получил двухкомнатную квартиру, забрал из деревни матушку, хватит ей одной на старости лет в деревне мыкаться, случись что — как потом людям в глаза смотреть. С женой Наташей разменяли второй десяток совместной жизни. Кроме дочки Нади у нас родился сын Сергей, который ходит во второй класс и уже мозгует пойти по стопам отца. Но это пока лишь детские мечтания, хотя как знать — учится неплохо, а по вечерам спешит в детскую спортивную секцию, где осваивает приемы самбо и карате. Характером настойчив, жена говорит, весь в меня. Ничего плохого в этом не вижу. Квартира, конечно, маловата, но, думаю, что со временем и эта проблема разрешится, а пока потерпеть можно, если к тому же учесть, что дома меня совсем редко видят.

Мать, Мария Петровна, рада, что сынок по службе пошел круто вверх, но, как и каждая мать, остро переживает за меня. Жизнь-то вон как перевернулась. Столько появилось всевозможных неурядиц и криминальных разборок, кончающихся гибелью людей. Вот с этой «мишурой» моей службе и приходится разбираться.

На работу хожу обычно по тихой улочке. Пока неспешно дойду, обо всем передумаю: что предстоит за день решать, чем заниматься. Форму почти не ношу, но сегодня пришлось одеть, так как провожу селектор и не исключено, что меня удостоят присутствием генерал и начальник Управления уголовного розыска.

Селектор начался, как всегда, ровно в восемь тридцать утра. Я вздохнул с облегчением, когда увидел своего шефа, полковника милиции Грузнова Андрея Нифентьевича (к его отчеству никак не могу привыкнуть) без генерала Махинова. «Слава Богу», — подумал про себя. Вообще-то и шефу пора бы мне в этом деле больше доверять, но уж таков он, мой наставник — все любит доводить до логической «кондиции». Недавно он мне с неудовольствием высказал:

— Ну чего ты все время стараешься быть этаким добреньким и сладеньким. Только и слышишь — «убедительно прошу, будьте любезны, сделайте одолжение, Андрей Николаевич»… А этот Андрей Николаевич завалил раскрываемость, преступность в районе подскочила дальше некуда! А ты с ним цацкаешься… Да я бы уважаемого так отчехвостил по селектору, что он ночами бы не спал, а шевелил мозгами, как немедленно исправить положение. Между прочим, и другим было бы неповадно, тоже пусть на досуге мозгуют, что к чему. — Грузнов укоризненно качал головой, всем своим видом показывая, что в моем нынешнем должностном положении главное не только суметь раскрыть тяжкое преступление, но и научиться руководить, заставить подчиненных крутиться «как белка в колесе», не забывая, что среди них немало бездельников, которые вкалывать по доброй воле абсолютно не желают. Им лишь бы зарплату вовремя получать да пыль в глаза пускать, рассуждая о неимоверных трудностях и лишениях службы. Вот раньше, вспоминал он, хоть и штаты были куда меньше, зато как люди работали, какова была от них отдача! Грузнов при этом вздыхал и чмокал губами.

На замечания шефа я не обижался, понимал, что руководитель областного масштаба из меня пока слабый. Да и в самом деле, — размышлял я, — к чему эти телячьи нежности, тем более, по селектору? Кого это касается, наверное, после моих нравоучений не только посмеиваются, но и вовсю надо мной же издеваются. Хотя сам помню: как, бывало, сверху за что-то накрутят, так сразу оборотов в работе прибавляли. Но я отвлекся, пора перейти ближе к делу.

Итак, только я по селектору разговорился, как раздался звонок от генерала. Этот звонок ни с каким другим не перепутаешь. Пришлось извиниться перед невидимой аудиторией и на время прерваться. Едва я взял трубку, Грузнов тут же занял мое место и повел селекторное совещание.

— Слушаю, товарищ генерал, — ответил как можно спокойней.

Прибывшие на место происшествия работники милиции никого из любопытных к машине с убитым не допускали. Старшина дорожно-патрульной службы регулировал движение автотранспорта. Около иномарки «Вольво» с разбитыми боковыми стеклами стояли начальник районного отдела милиции подполковник Кучин и прокурор района Корнеев. Нашего приезда ждали. Начальник милиции в общих чертах доложил о случившемся, сказав, что судмедэксперт вызван и скоро прибудет, кинолог уже был, но собака след потеряла, потому что убийца скрылся на машине.

Не знаю кого как, но лично меня каждый осмотр места происшествия, особенно с гибелью людей, всегда волновал. А тут такой из ряда вон выходящий случай. Подошли к машине, открыли правую переднюю дверцу, осмотрели кособоко привалившийся к сиденью труп Рюмина, вернее, то, что с ним стало. Лицо убитого не для слабонервных: сплошное кровавое месиво, череп разбит, шлепки мозгов на сиденье и по бокам машины. По всей видимости, преступник стрелял картечью и в упор. Сбоку, на бордюрном камне, обхватив голову руками, сидел водитель и стонал. Это он после случившегося вызвал по «02» милицию.

Дунаев занялся осмотром и фотографированием трупа и автомашины, а я с Тереховым (позже расскажу о нем более подробно, так как нам пришлось работать напару по одному преступлению до перевода в областное УВД) беседовали с очевидцами, водителем, чтобы составить относительно полную картину случившегося утром преступления. Для оперативности разделились так: я с Кучиным, а Терехов с прокурором Корнеевым. Кучин возмущался, что убийство было совершено, когда люди шли на работу, — убийца как бы в назидание всем продемонстрировал особую наглость и жестокость — мол, любого, кого это будет касаться, ждет подобная участь. Мне нечего было возразить начальнику милиции — преступник действовал не только нагло, но и уверенно. Чувствовалось, что все хорошо заранее обдумал. А вот конкретных свидетелей трагедии почти не было. Не исключаю, что кое-кто просто побоялся иметь с нами дело. В таких случаях обычно играет роль страх и нежелание людей вступать в контакт с милицией. Те, кто нас дождался, единодушно отметили, что машина с Рюминым остановилась на красный свет, стекло с его стороны было опущено, и сам он нападения не ожидал. Других машин, как с одной, так и с противоположной стороны, почти не было. Преступник поджидал Рюмина, привалившись к дереву, изображая из себя пьяного. Как только машина остановилась, почти сразу раздались выстрелы из обреза. Пока люди разобрались, что к чему, убийца успел перебежать дорогу, сесть в ожидавшие «Жигули» и уехать в обратном направлении. Куда потом свернул — неизвестно. Каков из себя? Среднего роста, в сером плаще и в темных очках. На голове фуражка с коротким козырьком. Может, и повторюсь, но лично у меня теперь не было ни малейшего сомнения в том, что убийца заранее основательно все продумал и подготовился к преступлению. Им до минут был изучен график постоянного маршрута поездок Рюмина на работу. Не случайно выбрано именно это место для убийства. Здесь, на кольцевой развязке, перед светофором водители или останавливают машины или движутся на зеленый свет с минимальной скоростью. Автодорожная развязка была для преступника выгодна и удобна. Тут не выставлялся пост ГАИ, зато скрыться можно было в любом направлении.

Прибыл судмедэксперт и занялся своим делом. Ко мне подошел Дунаев и показал пыж, найденный под сиденьем водителя. Я осторожно его разгладил. Это был лист из книги-песенника, страницы сто девятнадцатая и сто двадцатая. С одной стороны листа — ноты песни «Чайка» из кинофильма «Моряки», с другой — текст песни. Я подал измятый лист Терехову. Тот взял и стал вместе с Корнеевым внимательно рассматривать.

— Надо же! — воскликнул Терехов. — Песня-то моя любимая. Как-никак, — повернулся он ко мне лицом, — а три года отслужил на Балтике… И чья-то злая рука вбила в гильзу вместо пыжа. Печально, но факт.

Предыстория моего перевода в УВД была непростой. Осенью прошлого года меня неожиданно вызвали в кадры УВД. Вначале со мной беседовал начальник Управления уголовного розыска Грузнов, потом заместитель начальника УВД по кадрам Елфименко, а ближе к вечеру — сам генерал Махинов. О причине вызова я толком ничего не знал до тех пор, пока наш куратор-кадровик не раскрыл секрет: подбирают кандидата на должность начальника отдела Управления уголовного розыска. Казалось бы, ну как тут мне не уцепиться за это предложение, все-таки город — не село. Но в город я не стремился, и предложение воспринял без особого энтузиазма. В общем, попросил генерала, чтобы меня, если можно, оставили в райотделе, так как в Полянске принесу больше пользы. Но именно отказ сыграл обратную реакцию. Неожиданно для меня генерал стал уверять, что не боги горшки обжигают, и все мои сомнения старался развеять, вселить уверенность. При этом не раз ссылался на себя: тоже из села, рос без отца, и лиха хватил не меньше других. Этим меня в конце концов убедил. Вызвав кадровика, Махинов приказал подготовить приказ о переводе.

Приехал домой, а там уже обо всем знают, и меня, как именинника, сослуживцы и знакомые поздравляют. Грустно было расставаться с прежней работой и товарищами, многие из которых стали для меня как родные.

Однако время шло, а выписка из приказа о переводе почему-то задерживалась, и День милиции я встречал в Полянске.

Десятого ноября встал по привычке рано. Седьмой час, а на улице темным-темно. Стараясь не разбудить детей, надел спортивный костюм, нащупал ногами на паласе тапочки и осторожно вышел в соседнюю комнату. Дети спали, жена встала чуть пораньше и колготилась на кухне — сегодня на праздничный обед придут гости, и ей надо успеть подготовиться. Но от моей помощи Наташа, как всегда, отказалась. Она вообще меня в домашних делах щадит. Вот такая она у меня заботливая.

Вышел во двор. Сверху падал легкий снежок. Его пока мало, и он, будто играясь, не спешит улечься на землю. Безветренно. Деревенская тишина со скрипами, навозным запахом, петушиными переливами. Хотелось помечтать, порадоваться жизни. Дом, в котором я живу, стоит на небольшом взгорке. Со двора хорошо просматривается восточная кромка неба. Она в это утро была абсолютно чиста, будто за ночь ее старательно вымыли. Цвет утренней зари нежен и ласков, а весь нижний, от земляной кромки, просвет, напоминал разлив большой, схваченной перволедком, реки. Зато чуть выше просвета, грузно придавливая небесную белизну, громоздились мрачные, иссиня-темные каскады облаков, больше походившие на крутые изломы берега реки.

С Алексеем Тереховым я познакомился на третий день после группового убийства в лесопосадке. До этого я его вообще не знал, так же как и он меня. После убийства туркмен была скомплектована и утверждена следственно-оперативная группа, совместно с прокуратурой составлен план мероприятий по расследованию преступления. Руководителем следственно-оперативной группы был прокурор района, я вошел в нее на правах заместителя. Дорохов предупредил, что важнее этого задания ничего быть не может. Меня, собственно, убеждать в этом и не следовало: сам понимал обстановку. Группа заработала сразу же и, надо сказать, на первых порах небезуспешно. Уже на второй день из поездки по автотрассе возвратились сотрудник ГАИ и оперуполномоченный уголовного розыска, посланные собрать информацию по проезжавшим в автомашине туркменам.

«Если они ехали ночью, — считал я, — а в это время поток машин сокращается до минимума, и вполне вероятно должны были где-то засветиться». Так оно и вышло. На одной из заправочных станций, на окраине города, женщина-оператор подтвердила, что заполночь, точное время не запомнила, к АЭС подъехали светлые «Жигули», из которых вышли несколько человек «нерусской национальности». Они заправили машину и тут же уехали. Машина была одна, и больше продолжительное время заправляться никто не подъезжал.

Недалеко от АЗС сотрудник стационарного поста ГАИ подтвердил, что светлые «Жигули» с туркменами проезжали в южном направлении автотрассы. Он даже назвал по журналу точное время. Чего-либо особенного сержант не заметил, кто был за рулем, не обратил внимания, так как в это время подъехал командир батальона дорожно-патрульной службы, проверявший перед Днем милиции исполнение подчиненными нарядами своих служебных обязанностей.

Лично меня это не совсем устраивало. Да, хорошо, что стало известно, когда и в каком направлении прошла машина с туркменами. Но сколько человек в ней сидело? Кто находился за рулем? Ведь только погибло четверо. Они что — друг друга убивали? Я предполагал, что должна быть, по крайней мере, еще одна машина с людьми, а может быть, даже и две. Не мог представить, чтобы одиночка мог с топором и ножом пойти на подобное преступление, да еще в лесополосе. Возможно, другая машина прошла раньше или в условленном месте поджидала. Ехавшие должны знать друг друга, зачем иначе останавливаться с незнакомыми, да еще ночью? Погибшие могли быть с обеих сторон, хотя, как знать, потерь со стороны убийц могло и не быть. В общем, масса безответных вопросов. Хорошо бы побыстрее получить на них ответы, хоть какие-нибудь зацепки. Но все, с кем приходилось встречаться, что-либо конкретного сказать не могли.

Как-то сидел в кабинете и грустно размышлял о нелегких перспективах дела. В День милиции у меня из друзей так никто и не побывал. Сидел и думал, что до тех пор, пока преступление не раскрыто, о переводе в город и речи быть не может. Что ж, так даже лучше. Из головы не выходило зрелище зверского убийства. Почему же все произошло именно в этом, ничем не примечательном местечке? Это что — случайность или продумано заранее и имеет какой-то свой смысл? И сколько надо провести встреч с людьми, отобрать по крупицам нужную информацию, выстраивая догадки в зацепки, не успокаиваясь, продолжая работать и работать, пока докопаешься до истины. Как эта истина пока далека!