Здесь всюду видны следы недавних боев. У поворота дороги — растерзанный немецкий танк. Длинный ствол его орудия понуро повис почти до земли.

В придорожной канаве опрокинут вверх колесами серый «мерседес», на кромке поля лежит на боку огромный тягач. Верхняя гусеница лихо развернулась назад, да так и застыла в стремительном броске.

Прямо против окна, у которого стоит младший лейтенант Батов, за дорогой валяются противогазы, рассыпаны стреляные гильзы и боевые патроны — винтовочные и автоматные, затоптанный в землю ранец. А рядом лежит убитый немец. Рыжеватые волосы на голове слиплись, и только вихорок на лбу покачивается от слабого ветра.

Солдаты и офицеры снуют по дороге, куда-то спешат. В широкое окно со второго этажа видно почти все огромное поле, а слева тянется хвойный темно-зеленый лес. Туда почти невозможно смотреть: красное предзакатное солнце слепит глаза.

Но именно туда и надо смотреть Батову. Только что в соседней комнате майор штаба дивизии вручил ему направление. На вопрос, как и где найти полк, он ответил:

— Ух, как она его!

— Вот это поиграл!

— Подкинь ему, Зина, еще подкинь горяченьких! Чай, соскучился об эдакой благодати.

— Хо-хо-хо-хо! Крепче спать будет.

Зина Белоногова, санинструктор первой роты, не обращая внимания на крики солдат, бежала между палатками батальонного лагеря, оглядываясь на старшего сержанта Боброва и разбрызгивая опавшую хвою хромовыми сапожками.

Сумерки медленно, будто нехотя, опускались на землю, когда Батов отправился из штаба дивизии на поиски своей части.

По дороге тянулись повозки; прогрохотали три тягача с прицепленными огромными пушками. Обогнала машина, крытая брезентом, из нее послышалась песня:

Девушка, сидевшая возле заднего борта, что-то весело крикнула и помахала Батову пилоткой.

Прежде чем свернуть с дороги, Батов решил у кого-нибудь спросить, как разыскать шестьдесят третий полк

[1]

.

В неглубоком ложочке дымит батальонная кухня. Туда и оттуда по тропинкам, успевшим уже обозначиться на обжитом месте, идут с котелками солдаты. Туда — с пустыми, обратно — с наполненными пахучим, аппетитным супом. В крышках несут горячую гречневую кашу, залитую сверху маслом.

Лес еще не проснулся, дремлет, охваченный синеватой прозрачной дымкой.

Солнце, еле поднявшись над землей, осветило ясное голубое небо, в лесу стало светлее. Но солнечные лучи еще не могут пробиться сквозь лес. Здесь пока царит тень. Где-то далеко слышится перестрелка.

Темно-зеленый погон на плече Батова покрылся мельчайшими серебристыми капельками росы. Звездочка и просвет на нем почти не выделяются.

Жаринов, когда шел с пустым котелком на кухню, даже не обратил внимания на незнакомца. На обратном пути, поворачивая к своей палатке, внимательно присмотрелся к спящему и признал в нем офицера.

Стрелковая и пулеметная роты составляли боевую группу, срочно высланную в тыл, где неожиданно объявился противник.

Лес окружал роскошную виллу со всех сторон, расступаясь лишь небольшим кругом около здания и подсобных строений. Слева по неглубокому оврагу струился ручей со светлым песчаным дном и мелкой галькой по берегам.

Над оврагом свистели пули, рвались гранаты, летели щепы и ветки, отбитые пулями. Захлебываясь, лаяли пулеметы и автоматы.

Стекла, еще кое-где уцелевшие в окнах верхнего этажа, отражали утреннее солнце, слепили глаза, мешали целиться.

Сержант Оспин, лежа за пулеметом, наблюдал за крайним окном нижнего этажа и на малейшее движение в проеме отвечал очередью. Рядом, прикрытый от противника стволом толстой сосны, лежал Крысанов. Весь облепленный рыжими иголками, он смахивал на старого медведя, неуклюже ворочался, направляя пулеметную ленту.