Моя бабушка постоянно твердила мне:

– Эта фамилия принесет тебе счастье! Она пробуждает радость в людях, с которыми ты сталкиваешься. И немного возбуждает аппетит…

Естественно, я ей не верил. И совершенно не понимал ее. Каждый раз, когда бабушка повторяла мне это, я думал, что она тоже подшучивает надо мной.

Дело было в Италии, в Риме, шел, кажется, 1978 год, и мой детский мозг только начал осознавать, чем чревато носить такую фамилию: Спагетти. И какой несоизмеримый груз падает на хрупкие плечи семилетнего мальчика.

Вначале я даже не понял, что это моя фамилия. «Скорее всего это только прозвище», – уверял я себя. Кто знает, возможно, у меня был предок-толстяк, который содержал тратторию, и его фирменным блюдо были спагетти алламатричана

[5]

. Или же мой отец так наелся спагетти в кругу знакомых, что это знаменательное событие запечатлелось в их умах и они наградили его этим прозвищем.

Бесполезно скрывать – я римлянин и горжусь этим. Хотя, как вы понимаете, фамилия Спагетти не сулит легкого детства и отрочества в любом итальянском городе. Тем более в Риме.

В том, что касается чувства юмора его жителей, Рим – город особый. Дело в том, что юмор римлян нельзя сравнить ни с чем, и мы, римляне, вырастаем с убеждением, что ирония позволяет украсить жизнь. Коренной римлянин умеет воспринимать ситуации и людей с легкостью и склонен все превращать в шутку, если это возможно. Я знаю немногих в Риме, которые будут ссориться из-за глупостей. Конечно, обидчивых людей полно на этом свете… но если составлять итальянскую классификацию, то в Риме концентрация подобных личностей наиболее низкая. В противном случае вы здесь не сможете выжить. Это качество не обязательно должно быть врожденным, но если ты человек сообразительный, усвоишь его с младых ногтей. Примерно так же с детских лет должен смекнуть, на чью сторону ты встанешь в своих футбольных предпочтениях, будешь ли болеть за команду «Лацио»

[23]

или «Рома». В противном случае это сильно осложнит твою жизнь, так что лучше определиться пораньше.

В Риме вы повсюду найдете проявления шутливости, для которой нет ничего святого. Даже в вывесках различных заведений: вот вам два ресторана – «Благодарение Богу, сегодня пятница» и «Здесь не отравишься»; парикмахерские «Никогда не стригись по понедельникам», «Давайте совершим обрезание», «Два конца, два кольца, посредине гвоздик»; зоомагазин «От 0 до 4 лап»; забегаловка-бутербродная «Что тебе туда положить?».

На работе мы также предпочитаем относиться ко всему легко. Существует пословица, которая гласит: «Не откладывай на завтра то, что можно сделать сегодня». Но похоже, что римлянам больше подходит фраза Марка Твена, изрекшего: «Не откладывайте на завтра то, что безо всяких трудностей можно отложить на послезавтра». Однако возможно, здесь требуется уточнение… Фактически создается впечатление, что в Риме не особо горят желанием работать: это – одно из многих расхожих мнений о столице. В действительности все иначе. В Риме работают много, но вся прелесть в том, что мы умеем стратегическим образом распределять время, предназначенное для трудов и перерывов.

Например, по утрам мы запасаемся максимально возможным спокойствием, чтобы начать предстоящий тяжелый трудовой день… Для этого существуют различные способы: чтение газеты, ибо быть информированным – дело первейшее; или же вторая чашка кофе в баре либо у автомата в конторе; в результате обеденный перерыв часто используется для длительной разминки в тренировочном зале. После такой разминки просто невозможно отказаться от обеда в клубе или баре-столовой. Таким образом вы ликвидируете последствия занятий физкультурой и должны повторить этот цикл точно так же на следующий день. Если же вы не увлекаетесь спортом, наиболее популярным местом для посещений является настоящий ресторан с обедами, состоящими из первого блюда, второго, гарнира, десерта, кофе и рюмочки крепкого напитка для завершения. В некоторых районах города, таких как Прати и Париоли, подобные заведения зачастую больше работают в обед, чем вечером.

Однажды, во время воскресной службы в небольшой церквушке поблизости от дома, когда священник читал Евангелие на странном языке – нечто среднее между испанским и итальянским, я задался вопросом: а сколько же церквей в Риме?

Я провел расследование по Интернету, исключительно из любопытства. Мне не удалось найти точного ответа, хотя какой-то полоумный написал, что сосчитал их и вышел на цифру 230.

На этот вопрос трудно ответить, учитывая протяженность исторического центра города. Даже если ты живешь в Риме всю свою жизнь, значительная часть которой была посвящена посещению его церквей, куда либо тебя таскали родители, либо ты сам сопровождал приезжих друзей.

Тем временем, кружа по городу, рано или поздно вы обязательно увидите одну: купол, как мы любовно называем его. Именно так, потому что базилика Святого Петра в Ватикане, построенная в том месте, где был похоронен апостол Петр, помимо того, что она является символом Рима во всем мире, для нас, римлян, – старинный друг, подлинный и незыблемый оплот надежности и устойчивости.

Несколько лет назад, когда не было такого риска покушений, как сейчас, и еще не проверяли детектором на металл при входе в базилику, почти каждая вечерняя прогулка по центру заканчивалась, кто его знает почему, выходом в центр огромной площади, творения Бернини. И всякий раз я неизбежно испытывал одно и то же странное ощущение ничтожности перед этим величием. Базилика Святого Петра на самом деле грандиозна: это самая большая католическая церковь в мире. Всего несколько лет назад в Риме действовало неписаное правило: ни одно здание не должно превосходить по высоте купол или даже приближаться к нему. Но времена меняются, теперь и в Риме появились небоскребы…

То, о чем я рассказал вам, – это Рим, который каждый его житель учится узнавать уже взрослым, когда отдает себе отчет в том, какие красоты и сокровища таит в себе этот город. Но у маленького мальчика Луки Спагетти голова была забита совершенно другим.

Вероятно, в жизни каждого итальянского мальчишки воскресенье занимает особое место. В самом деле, я вспоминаю все воскресенья моего детства как сплошной праздник. В том смысле, что все, что происходило со мной в воскресенье, для меня имело оттенок особого события. Уже субботним вечером я ложился спать с мыслью о пробуждении, возвещавшем о замечательной возможности, которая никак не могла иметь место в течение недели: об игре в мяч утром.

Конечно же, прежде чем дать выход энергии и футбольной доблести на поле нашего прихода с покрытием из пуццоланы

[46]

, обязательным этапом для всех ребят была воскресная служба в десять часов, учрежденная специально для них. Если говорить начистоту, то желание поиграть в мяч было настолько сильно, что мы охотно обошлись бы и без службы, но в глубине души воспринимали ее благосклонно, потому что это был повод для маленьких футболистов собраться всем вместе в точно назначенное время поблизости от поля. С того момента, когда мы чинно размещались на скамейках друг подле друга, уже во время проповеди начиналась работа по определению состава команд.

По окончании службы мы давали выход нашему футбольному зуду, и орда вопящих огольцов вываливалась на площадку, явно слишком маленькую для того, чтобы уместить всех. Уже потому, что ребенок присутствовал на службе, он имел право принять участие в игре, даже если ему не доставался мяч. Так что воскресное состязание выливалось во встречу двух фаланг ребятишек, числом под тридцать в каждой команде. В довершение этого, у всех были майки разных цветов.

Когда свисток возвещал о начале матча, армия малолетних сорванцов бросалась преследовать мяч подобно стае свихнувшихся обезьян. Мяч обычно был марки «Супертеле», то есть кусок пластика сферической формы, который летал по воле ветра и потому был совершенно неуправляем. Отскакивания рикошетом было невозможно предугадать на поле, где кроме почвы имелось множество разнообразных подвохов: платановые деревья высотой в десятки метров, преграждавшие путь выбросам в сторону, колдобины, камни и острые выступы, делавшие игровое поле довольно коварным, безобразная стенка из туфа высотой тридцать сантиметров, окаймлявшая границу поля. За одними воротами из проржавевших столбов возвышалась пятиметровая стена, за другими, из еще более проржавевших штанг – высоченная сетка, которая должна была бы защищать стекла соседних домов. Должна была бы…

Об этом бесполезно говорить: с самого нежного возраста, как и многие итальянские дети, я твердо решил, что стану футболистом. То, что у меня может не оказаться соответствующего таланта, являлось вопросом совершенно второстепенным. Для себя, ежедневно игравшего со своими друзьями в приходском молодежном клубе с полудня до заката, а потом продолжавшего игру в одиночку на террасе дома, я не видел иного будущего.

Когда опускалась тьма и игра на приходском поле заканчивалась, я возвращался домой и возобновлял ее на террасе, заставляя отца играть со мной, или же в одиночестве бил мячом об стену. Думаю, что для моей матери это был самый настоящий кошмар: начиная с грязи, покрывавшей меня, когда я возвращался домой, до постоянного равномерного стука мяча о наружную стенку гостиной. Ей, должно быть, пришлось тяжко. Только любовь матери помогала вынести подобную пытку. Полагаю, что, если бы сегодня в доме завелся такой проказник, я выплеснул бы ему на голову кипящую воду, только что слитую с готовых спагетти!

Благодаря ежедневным тренировкам с утра до вечера мне казалось, что я играю все лучше, и ночью под одеялом я воображал себе долгую карьеру, расцвеченную успехами. Я буду играть всегда и только за мою команду «Лацио», пока не попаду в сборную и не выиграю чемпионат мира, забив решающий гол в самом ожесточенном финале в истории футбола; и тогда мой вопль радости станет помесью выкриков Роки Бальбоа на ринге и Марко Тарделли в финальном матче 1982 года против Германии. Я подниму кубок чемпионата мира перед океаном итальянских флагов и обязательно стану легендой.

Сколько раз я погружался в эти золотые мечты… Но каждый раз примешивался кошмар, спрятанный под притягательным звучанием моей фамилии: а если вместо выигрыша в результате моего решающего гола мы проиграем чемпионат мира из-за моего удара в собственные ворота? Что напишут в «Гадзетта делло Спорт» на следующий день на первой странице аршинными буквами? Я просто уверен в этом: «Объелись Спагетти»!

Правда, я играл в нападении, то есть ближе к воротам противника, нежели к своим, отсюда больше возможностей забить гол, нежели угодить в собственные ворота, но, конечно же, всегда существовала вероятность чего-то непредусмотренного: удар в штангу, неожиданный угловой удар по мячу соперниками, никогда нельзя загадывать. Одним словом, всегда можно ожидать подвох с возможностью «объесться Спагетти». Естественно, если бы потенциальный гол в свои ворота забил какой-нибудь Карло Бьянки или Марио Росси, то это была бы совсем другая история.