Как ни странно, женщина, занимающаяся мужским делом, — летчик, капитан дальнего плавания, даже космонавт — вызывает меньшее удивление, чем женщина, занимающаяся извечным женским трудом — материнством. Эта «непрестижная» работа связана в сознании очень многих с бесконечным однообразием бытовых дел, отупляющих, убивающих творческое начало в женщине.

Как-то совершенно неожиданно для себя я стала чуть ли не достопримечательностью микрорайона. Незнакомые женщины улыбаются моим малышам: «Как выросла Аннушка!» И везде мне задают одни и те же вопросы, и приходится отвечать.

И это все ваши? Как вы справляетесь? Наверное, двойняшки? Вы, вероятно, не работаете? Дети ходят в садик? Нет? А как же? И «коронный» вопрос — как это могло мне прийти в голову: родить столько детей? Мне всегда и смешно, и грустно, и неловко как-то отвечать на это. Неужто это такой уж подвиг — ребенок? «Вы, наверное, очень любите детей?» — спрашивают меня. И этого вопроса я тоже не понимаю. Это же мои дети, при чем же тут «очень любите»? Кто «очень любит» детей, работает в детском саду, а я работаю со взрослыми студентами, к которым отношусь по-разному: кого люблю, а кого и не очень.

Итак, все пятеро — мои. Справляюсь обыкновенно, привыкла. Не «решилась», а исполняла свою мечту. Когда-то, когда я была еще девчонкой, рядом с нашим домом жила одинокая старушка. Каждый вечер она выходила с тарелкой еды и звала: «Кис-кис-кис!» И со всего переулка к ней бежали кошки, может, 30, а может, 40. Она с ними говорила, улыбалась им, а мне было страшно. Еще тогда я решила: пусть лучше буду плакать от своих детей, чем радоваться чужим кошкам. Как и всякая мечта, и моя при воплощении в жизнь претерпела какие-то непредсказуемые изменения, многое оказалось неожиданным.

Двойняшек у нас нет, старшему 13, потом дочери 11, сыну 9, еще двум дочуркам 7 лет и 4 года. Пока не плачу, что будет дальше — посмотрим. Работаю, дети в садик не ходят, справляемся так. Мой 6-летний сын однажды подсчитал, сколько дел я делаю одновременно, оказалось 7, при этом он, по собственному разумению, отнес в это число те, которые я не делала, а, так сказать, вдохновляла:

Большая семья становится большой не сразу, начинаются все семьи одинаково — с рождения ребенка. Я не оговорилась: не со свадьбы, не с веселого «горько», а с неповторимого момента — я держу на руках человека, моего, собственного, созданного мной. «Ну, иди-ка сюда, Серега, посмотрим, какой ты есть», — сказала моя соседка по палате и потом что-то еще, но я уже не слышала: мне принесли моего Саню.

У меня есть приятельница, она всегда, когда приходила к нам, называла ребят эмбрионами, так и говорила: «Возьми на руки своего эмбриона». И вот у нее родился сын, звоню, как только ее выписали из роддома, поздравляю и слышу взволнованный голос: «Ира, но он же все понимает! Это ангел!»

Пока не испытаешь сам, кажется, что все это глупости, «кусок мяса», как говорил Николай Ростов, но вот он лежит и смотрит сосредоточенно на меня, такой раскосенький, такой неожиданный.

Честно говоря, никаких необыкновенных педагогических принципов у меня не было ни тогда, ни сейчас не появилось. Когда я мечтала о ребенке, я думала: «Буду с ним разговаривать». Как ни странно, все годы моего материнства только подтвердили верность этого угаданного подхода к воспитанию, этого принципа, если только его можно так назвать. Как часто меня спрашивают молодые мамы о том, что им кажется необыкновенно важным, как пеленать, как кипятить соску, чем кормить и когда купать, и как мало они думают, о чем говорить. Объект для заботы и работы, а не новый член семьи, человек, равный двум другим членам семьи, маме и папе, — вот что такое ребенок для многих и многих молодых семей. Даже в русском языке, великом и могучем, отразился этот порочный взгляд на роль ребенка в семье — возникло и вошло в жизнь выражение «завести ребенка», так и говорят: «Вы еще молодые, вам рано заводить ребенка», «Вот будет квартира, тогда и заведете ребенка» и т. д. И каждый говорящий так как бы считает, что имеет права на жизнь больше, чем другой человек — ребенок. Как будто он сразу таким получился — умным и рассудительным, а ребенком никогда не был, и о нем поэтому нельзя было сказать: «Давай поедем на юг, а ребенка пока заводить не будем». «Если б директором была я», то в консультациях для беременных женщин и для молодых мам обязательно говорила бы о том, что понимает ребенок с момента рождения (а есть исследования, свидетельствующие о том, что еще и до рождения понимает многое), о том, какой он уже умный (гениальный), как ему трудно, гораздо труднее, чем маме. Может быть, тогда маме было бы стыдно жаловаться на недосып и отсутствие времени: все-таки она большая, а он такой маленький. Да и заботы часто мамы сами себе придумывают, чтоб быть занятой, чтобы иметь право похвалиться перед подругой: «Я так устаю!» Когда рождается второй и третий ребенок, находится же откуда-то на него время, а ведь казалось, минутки свободной нет. Каждая мама двоих детей скажет, что с первым «мудрила», делала много лишнего. Но и не делала много основного, добавлю я.

Хорошо помню, как прочитала в чешской книжке, что в овощной прикорм надо класть капусту, морковь, картошку и брюкву. Сроду я не видела этой брюквы и не знала, где ее взять, но без этого, мне казалось, нельзя приготовить овощной супчик, он будет неполноценным. Написано же, что надо. Сколько сил и времени я потратила на поиски брюквы, смешно и вспомнить! Придешь в поликлинику, все стены увешаны инструкциями, как резать и каким ножом, как мыть, как подмывать. Только как растить материнскую любовь к ребенку и как детскую любовь к матери — ни полслова, будто это пирамида Хеопса, и существует она вечно и неизменно, ровная и неколебимая.