Ксения Федоровна вот уже несколько дней молча, с болью в душе наблюдала за мужем. Рудольф чем-то сильно встревожен: бывает, уставится в одну точку и смотрит, смотрит. Ночами беспокойно ворочается, не спит. Она знала: расспрашивать его бесполезно — ничего не скажет, еще хуже замкнется. Такая уж натура у него, надо ждать, пока не оттает, сам не откроется.

На завтрак Ксения Федоровна сварила пшенную кашу на молоке. Муж любит пшенную кашу, но сегодня, кажется, даже не заметил, что ел. При хорошем настроении он всегда похвалит жену за вкусное приготовление: знает, что Ксении приятно, когда ее старания замечены и оценены.

Ксения Федоровна на шесть лет моложе мужа, и с первых дней их совместной жизни так повелось, что Рудольф Иванович стал за старшего в семье. Степенный, выдержанный, сильный, он находил разумные выходы из самых запутанных житейских ситуаций, и Ксения чувствовала себя как за каменной стеной. Но когда ему было тяжело, в ней просыпалась женщина, мать. В такие дни Ксения была более обыкновенного предупредительна и ласкова с мужем. Вот и сейчас, провожая Рудольфа Ивановича на работу, она прижалась к его широкой груди, потом, поднявшись на цыпочки, нежно поцеловала в губы, глаза.

— Ну иди, иди, все будет хорошо! — говорила она, легонько подталкивая мужа. И Рудольфу Ивановичу становилось вроде бы легче от ее теплых слов. Он очень любил Ксению и был бесконечно благодарен ей за то, что она умеет своим сердечным и нежным участием облегчить тяжесть его забот.

Аустрин вышел из дому пораньше и отправился на службу пешком. Хотелось побыть наедине со своими раздумьями.

В ночь на 19 августа в помещение Чембарской почты ворвались, выбив прикладами дверные пробои, пьяные солдаты. Они протянули насмерть перепуганной телеграфистке листок, вырванный из школьной тетради, и потребовали немедленно передать телеграмму в Волчий Враг, Владыкино и Мачу.

В телеграмме, подписанной уездным военным комиссаром Шильцевым, сообщалось, что Советская власть в Чембаре свергнута; зажиточным крестьянам приказывалось как можно скорее выслать отряды на помощь восставшим.

Другая группа солдат подошла к воротам тюрьмы, где содержались уголовные преступники, и вручила охраннику приказ о немедленном освобождении заключенных. Шильцев предполагал за счет них пополнить свой отряд. Дежурный помощник начальника тюрьмы, которому охранник передал приказ, категорически отверг это требование и под носом у солдат захлопнул окошечко в железных воротах. Напрасно посланцы Шильцева бухали прикладами. Тюрьма была построена по высочайшему повелению императора Николая I, проездом побывавшего в Чембаре, отвечала всем правилам фортификационной науки и могла выдержать даже долговременную осаду.

Председателю уездного Совета Шуваеву сообщили о начавшемся восстании рано утром. Степан Алексеевич послал на переговоры к мятежникам члена уисполкома Коновалова, жившего по соседству, а сам поскакал на станцию Воейково, чтобы доложить о событиях в Чембаре председателю губсовета Минкину.

Уездный военком Шильцев до войны работал учителем в селе Крыловке. В четырнадцатом году его призвали в армию, Февральскую революцию он встретил в звании подпоручика. Еще на фронте Шильцев познакомился с эсерами и, будучи по характеру авантюристом, быстро сошелся с ними. В Чембаре он считался фактическим руководителем немалой организации левых эсеров.

Двадцать второй пассажирский поезд был принят на первый путь. Пассажиры шумно высыпали из вагонов: за кипятком, в поисках продуктов, подать телеграмму, купить газеты — мало ли дел у человека, находящегося многие сутки в дороге.

Чекисты Мокшин и Земсков дежурили на вокзале, придирчиво осматривали пассажиров, особенно тех, кто сходил с мешками и чемоданами.

Документы проверяли сотрудники железнодорожной милиции, а чекисты должны были разбираться с подозрительными лицами, бумаги которых вызовут сомнение.

Стоянка поезда длилась сорок пять минут. Дали звонки отправления, и пассажиры кинулись к вагонам.

В Пензе в этот раз, как всегда, сошло немало людей, но документы у них были в полном порядке. Земсков и Мокшин собрались было вернуться на службу, чтобы доложить о результатах дежурства.

Участники контрреволюционной организации «Союз русского народа» содержались в городской тюрьме, и Рудольф Иванович дал указание вести допросы там же, в следственных камерах. Чекисты до малейших подробностей уточняли вину каждого участника: когда и при каких обстоятельствах вовлечен в организацию, какие враждебные действия совершил, выясняли политические убеждения и связи членов «Союза».

Всякий раз, перед тем как приступить к допросу, Земсков заходил на несколько минут к Ивану Егоровичу Егорову или приноравливался вместе с ним идти на работу.

Иван Егорович рассказывал о том, как он, рядовой рабочий вагоно-обозного завода, осваивал грамоту революции. Его воспоминания об Октябрьских событиях в Петрограде были захватывающе интересными. И хотя Егоров не имел большого опыта чекистской работы, он, должно быть, пролетарским чутьем успешно постигал ее методы. Земсков очень нуждался в добрых советах Ивана Егоровича.

Сегодня Егоров был в отличном расположении духа, и Сергей воспользовался этим: задал вопрос, который интересовал его, наверное, с момента прихода на работу в комиссариат.

— Иван Егорович, какими качествами должен обладать чекист? — спросил Земсков, усаживаясь около стола, сколоченного из некрашеных, но хорошо отполированных локтями досок, за которым работал в тюрьме Егоров.