Я не могу самостоятельно судить, как часто это происходит, но мне кажется, что наркотическое забытье отступает все реже и реже. Это столь же плохо, сколь и хорошо, поскольку вслед за относительной ясностью разума всегда приходит боль, терзающая все мое тело без остатка. Когда она приходит не остается ничего вокруг. Меня пронзают тысячи ледяных игл и одновременно жгут тысячи огней, от которых нет спасения.

Смерть, пожалуй, единственный выход для меня, ведь по большому счету мне даже не за что бороться и не для кого жить. Я жил, копил, корпел, боролся, а теперь все это стало пшиком. По большей части все растрачено на собственное лечение и содержание. Но даже те крохи, что останутся после меня, мне некому передать. Родители мои давно отправились в лучший из миров, а я не потрудился оставить после себя потомство. Вся моя жизнь была посвящена бегу за деньгами — бежал как тот хомяк в колесе, а мимо пролетала жизнь. Да и сколько той жизни пролетело то? Я еще не старик. Мне сорок с небольшим, а это ведь далеко не старческий возраст.

Несмотря на относительную ясность ума, мысли путаются, сбиваются в некий извивающийся ком, в котором их очень сложно ухватить за хвост и вытащить на собственное обозрение. Надо собраться.

Эвтаназия и всякие прочие золотые уколы в нашем отечестве запрещены, но для человека слабо боящегося смертного греха выход есть и в таком случае. Шесть — семь шагов до окна и короткий полет головой вниз решат мою проблему самым кардинальным образом. Высоты должно хватить, но только если действительно вниз головой. Если падать как–то иначе, то можно просто поломаться и вернуться обратно в палату навсегда закрыв себе этот шанс на побег от озлобленной реальности.

Сказать легко, подумать еще легче, но как человеку, не чувствующему собственных конечностей сделать эти семь — шесть шагов? Раз попытка только одна все нужно продумать, прежде чем начать действовать.

Строки программного кода мельтешили перед глазами. Хотя какими глазами? Не было у меня еще ни глаз, ни других органов восприятия. Я сам пока был только строками программного кода. Вокруг простиралась поистине космическая пустота, ведь я даже еще не коснулся, так называемой, инфосферы виртуального мира. Присутствовал только тонкий быстрый ручеек программного кода, связывавший меня с хранилищем информации. Через этот ручеек в меня вливалось не все, но многое необходимое для полноценного существования в игре в целом и в рамках шоу в частности.

Скоро этот ручеек прекратится. Буду надеяться, что полученного через него действительно будет достаточно, а то ведь закоренелым геймером я никогда не был. Что такое виртуальная реальность знал и бывал в ней, но никак не более того. Необходимо было торопиться и впитывать знания как губка.

Наркотический туман антидепрессантов и мощнейших анальгетиков остался в реальности. Разум был ясен и быстр, как никогда. Еще бы, ведь я теперь своего рода компьютер или точнее искусственный интеллект. Боль тоже исчезла вместе с реальным телом, и это было радостно даже в столь обрубленном состоянии. Жаль что я еще не в игре. В наше время технологии позволяют очень многое. Уверен, что там почувствую себя человеком.

Если бы мог, то точно хмыкнул. Довольно странно чувствовать себя человеком и при этом им не являться.

Надо ли упоминать о том, что я согласился на это виртуальное реалити? Это ведь и так понятно. Раз я тут, значит, дал согласие. После, не за раз, но за очень короткий срок в меня впихнул довольно значительный объем сведений необходимых для заключения контракта, подписали со мной этот самый контракт и совершили небольшое техническое чудо, считавшееся многими религиями и религиозными конфессиями греховным.