Злой

Тирманд Леопольд

Описанные в романе события разворачиваются в Варшаве 50-х годов, ещё не убравшей свои руины. Мутная волна уголовщины захлестнула столицу, угрожая жизни и благополучию горожан. Неожиданно у бандитов появляется таинственный враг, которого они назвали «Злой». Его ищут все — и милиция, и преступники. Что кроется за этим, тёмные тайны преступного мира, сложные переплетения судеб — всё это раскрывается только в конце книги — удивительно современной и созвучной нашему сегодняшнему дню.

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

1

«А я ничего», — подумала Марта Маевская, увидев себя в зеркале.

Аптека была обставлена старой полированной мебелью. Ящички, причудливые башенки в готическом стиле, потемневшие от времени панели. И зеркала — немного выщербленные, слегка пожелтевшие, вставленные в шкафы. «Неужели я и в самом деле красивая?» — задумалась Марта, когда скрученная, как червяк, многолюдная очередь вытолкнула её прямо к прилавку. «Глупости, — проговорила девушка почти шёпотом, — не красивая! Приятная, вот и всё. Нормальная».

В зеркале отразились невысокая фигурка, худенькое личико со вздёрнутым носиком, в беспорядке, но по-модному рассыпавшиеся пряди тёмно-русых волос, которые выбивались из-под симпатичного чёрного беретика. «Оригинальная, — вот точное слово, — с удовлетворением решила Марта, — не красивая, какая там красота, но оригинальная…» И тут же в ней заговорило чувство юмора: «Легко быть оригинальной в этой толпе больных гриппом, простуженных, закутанных в платки и шарфы посетителей аптеки…»

«Эта погода…» — с отвращением думала Марта. За окнами хлестал дождь со снегом. Площадь Трёх Крестов утопала в грязи, в мерцающем мутном свете высоко подвешенных фонарей, залепленных грязноватым налётом мокрого снега. То и дело какой-нибудь промокший посетитель, от которого веяло сыростью и холодом, протискивался в тёплую, переполненную людьми аптеку. Фарфоровые баночки с чёрными буквами сокращённых латинских названий, эмалированные таблички на аптечных ящичках вызывали симпатию и доверие.

Утомлённая аптекарша по ту сторону прилавка молниеносно подсчитывала колонки мелких цифр на рецептах. Мысли Марты обратились к дому: «Бедная мама, как она страдала ночью…» Это ожидание в бесконечной очереди утомляло, начинало мучить и угнетать. «Сколько дома работы, а ещё хочется встретиться с Зеноном… Так медленно движется очередь…»

2

— Куба! Ку-ба-а!

Колянко выглянул в коридор. На лестнице что-то пронеслось, как горная лавина.

— Куба-а-а! Где он, этот…

В конце коридора появился какой-то шар, быстро растущий на глазах. За несколько метров от Колянко он притормозил. Перед журналистом стоял улыбающийся Кубусь.

— Я здесь, пан редактор. В чём дело?

3

Троллейбус № 34 объезжает небольшой сквер за памятником Мицкевичу и заканчивает свой путь среди каменных домишек семнадцатого столетия в северной части Краковского Предместья. Тут его ожидает уже целая очередь, особенно около двух часов дня. Именно в это время, слегка запыхавшись от быстрого бега, доктор Гальский присоединился к очереди и, сделав глубокий вдох, занял место в самом её конце. Впереди него стояла видная красивая пани бальзаковского возраста, одетая с безукоризненной, дорогой, хотя и слишком подчёркнутой элегантностью. Она повернулась к нему и при виде стройного блондина с приятным мальчишеским лицом, в модном, немного экстравагантном пальто бежево-песочного цвета слегка улыбнулась. Через минуту за Гальским оказался невысокий молодой человек в брезентовой куртке с меховым воротником, из-под которого кокетливо выглядывал яркий галстук-бабочка. Молодой человек грыз засахаренный миндаль, так называемые «камешки», и, казалось, был полностью погружён в свои мысли.

Широкий, похожий на бочку, красный троллейбус быстро заполнялся людьми, длинная очередь быстро в нём исчезала. Всё время подходили новые пассажиры. За Гальским и владельцем цветистой бабочки вошли несколько студентов, монахиня, три домохозяйки, двое монтёров городской электростанции со своим инструментом, немолодой пан в шапке-ушанке, пехотный офицер, худой длинноволосый мужчина, накрашенная девица в жёлтом платочке и много других.

Молодая кондукторша с миловидным лицом подала сигнал, машина двинулась. Со стороны мостовой послышались крики:

— Подождите, подождите! Тут ещё есть люди! — словно троллейбусы перевозили преимущественно пшеницу. Водитель остановился. В троллейбусе было уже так тесно, что возможность достать из кармана деньги казалась такой же недостижимой, как квадратура круга, но пассажиры стали вытаскивать деньги, сдвигая друг другу с голов шляпы и платочки, попадая соседям в чувствительные места. С улицы снова кричали: — Что за люди! Посередине столько места, а ребёнок висит на подножке! — И пассажиры теснились ещё сильнее, попадая руками в чужие карманы, рукава и воротники. Красивая дама плотно прижалась к доктору Гальскому, который, пытаясь из вежливости отодвинуться от неё, больно придавил ногу юноше с «бабочкой».

Тот зашипел:

4

Нет в мире города, где снег так менял бы свой нрав и повадки, как в Варшаве. Нигде он не умеет так быстро и безнадёжно превращаться в грязное удручающее месиво, зато нигде и не падает так восхитительно, как в этом городе. Снег сыплется мягко и без шелеста, укрывает всё пушистой белизной, которая переливается ночью синеватыми отблесками на крышах и в скверах, пробуждая тоску по ушедшему детству.

В тот мартовский вечер снег падал вокруг киоска Юлиуша Калодонта, словно в сказках Андерсена, — беззвучно, густо и успокаивающе. Было позднее время, и пан Юлиуш Калодонт тщательно паковал свой печатный товар, прежде чем предаться заслуженному отдыху при мягком свете домашней лампы. Он старательно складывал «Проблемы» и «Пшняцюлки», с чувством насвистывая «Лети, пташка, высоко…», и одновременно размышлял о том, какая это чисто польская песенка. Поэтому большой камень, неожиданно разбивший переднее стекло киоска, явился для старика ошеломляющей неожиданностью. Камень пролетел всего в нескольких миллиметрах от головы Калодонта, со звоном разбил неоновую лампу, и киоск окутала полная темнота.

В первую секунду пан Калодонт сощурился, зажмурил глаза. И в самом деле, внезапный переход из приятной атмосферы репертуара хора «Мазовше» к суровым переживаниям человека, окружённого врагами в средневековой крепости, вполне оправдывал такую минутную растерянность.

Калодонт сразу же опомнился, быстро выдвинул нижний ящичек и полез туда. Но тут же он ещё сильнее сощурился и крепче зажмурил глаза. Рядом с киоском раздался ужасающий крик истязаемого человека, потом пронзительный стон, словно кому-то ломали руки и ноги, а затем — быстрый панический топот, не заглушаемый даже пушистым ковром только что выпавшего снега.

Как долго старик сидел в той же позе — сказать трудно. Немного уверенности придала ему полная тишина вокруг. Калодонт поправил фуражку и осторожно высунул голову в разбитое оконце. Улица была безлюдна. Мягко падал снег, по площади Трёх Крестов торопливо шагали запоздалые прохожие.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Длинный ряд автомашин стоял возле бензозаправочной станции на Польней. За небольшим «опелем» — большой «ФС Люблин», за похожей на утку машиной «ИФА» — стройный «Стар-20», за мощной «Варшавой» — чёрный «шевроле де люкс». Водители, сидя на подножках машин, с наслаждением курили. Был погожий день, конец марта, первым лёгким дыханием весны повеяло в Варшаве.

— Ну и как? — спросил чумазый парень с волосами цвета соломы. — Снова что-то?

— Ничего нового, — ответил немолодой седоватый мужчина в лоснящейся от машинного масла кепке. — После той истории на Садыбе у нас ничего нового…

— Постой, постой, увидите, — заявил, подходя, высокий худой шофёр в расстёгнутом кожухе, — не тут, так где-нибудь в другом месте. Увидите…

— Что за дела? — приблизился к собеседникам плотный шофёр в комбинезоне. — Я был там, когда произошло это побоище на углу Видок и Кручей… Что за дела?

2

Поручик Михал Дзярский смотрел на крыши из окна своей служебной комнаты. Было холодное, но ясное, ветреное утро. Из дома Команды милиции виднелись Арсенал, улица Длуга, угол Белянской и знаменитый колодец «Груба Каська» с медным столбиком и таким же шариком вверху.

Поручик был щуплый, невысокий, худощавый человек. Его сухое лицо с мелкими чертами, тёмными усиками и быстрыми, пронзительными глазами не привлекало к себе внимания. Коричневый вельветовый пиджак из универмага и самый обычный галстук позволял ему долго оставаться незамеченным во всех общественных местах.

Дзярский отошёл от окна и направился к письменному столу. В комнате, большой, аккуратно прибранной, довольно пустой, кроме письменного стола стояли столик и три корявых стула. На столике разместились четыре телефонных аппарата, на стене висел большой план Варшавы.

В дверь постучали, и в комнату вошёл плечистый старший сержант в мундире, с грубо вытесанным лицом. Под мышкой он держал картонную папку.

— Добрый день, сержант Мацеяк, — проговорил Дзярский. — Что нового?

3

Большая, чистая, полная света комната. Ничем не отличалась бы она от сотен других служебных комнат, если бы не произведения искусства в самых неожиданных местах: гипсовые античные торсы стояли возле корзинки для мусора, голова Горгоны закрывала вешалку, бородатый Зевс задумчиво всматривался в раскалённую электроплитку. На стенах висело множество картин самых различных школ, стилей, размеров и содержания. Рядом с плакатами о нормах ГТО можно было увидеть «Даму в лиловом платье» Шахорского, из-под инвентарного списка приветливо смотрел «Сапожник» Тадеуша Маковского.

На письменном столе зазвонил телефон. Некрасивая девушка в очках, сидевшая напротив Марты, сняла трубку.

— Алло! — крикнула она, потом равнодушно сказала:

— Это тебя, Марта.

Марта взяла трубку.

4

……………………………………………………

Кубусь посмотрел на часы: было четыре часа. Он стоял на углу улицы и решал, что делать. Они с Колянко условились встретиться в половине пятого в небольшом кафе «Крисенька», за несколько шагов отсюда. «Почему именно в “Крисеньке”? — размышлял Куба. — Что ещё за сентименты журналиста Колянко».

Прежняя Варшава, Варшава маленьких кафе — таких, как «Крисенька», на глазах исчезала. На её месте вырастал новый город. Куба долго с интересом созерцал кремовое высотное здание Дворца культуры, потом обратил внимание на беспорядок, царивший вокруг: котлованы, кучи кирпича и песка, доски, железобетонные плиты, арматура, грузовики и самая разнообразная строительная техника громоздились у подножья строящегося здания. Из всего этого хаоса строительного мусора, рвов и насыпей, из неимоверной бестолковщины и неразберихи должна была вскоре родиться самая большая площадь в Европе.

5

……………………………………………………

Когда едешь вот так по неправильном эллипсу автобусного маршрута, разные мысли приходят в голову. Холодный пасмурный апрельский день окном вызывает ворчливое настроение. «Что случилось с этой погодой? — думает шофёр Евгениуш Шмигло. — Холеру можно схватить… Когда, наконец, будет тепло?»

Пани с двумя близнецами напоминает о вещах более приятных, хотя и очень хлопотных. «Интересно, к там у них сегодня? — думает Евгениуш Шмигло. — Галина должна была идти с детворой делать прививки. Марыся может разволноваться — такая впечатлительная. Збышеку нужно купить ботинки, старые уже малы. Как эти поросята растут… Получу премию, куплю ботинки и свитер Галине…»