Среди гор и дворцов, сделанных из белого и розового мороженого, синеватым пламенем горели водка, коньяк и кальвадос.

[1]

Официантки, одетые в джинсовые костюмчики, обутые в невероятно популярные «козьи ноги» – нечто среднее между ходулями и обувью, – ловко, коленками назад, передвигались между пятью длинными столами. Они крохотными половниками черпали огненную жидкость из термостойких бокалов и поливали все без исключения блюда – от коктейлей и фруктов до жаркого и ухи. В конце концов, огня стало так много, что с гор мороженого потекли ручьи, и собравшиеся дамы принялись со смехом подставлять под них золочёные ложечки. Хозяин торжества, известный шансонье Михаил Печерский, как всегда, угодил гостям.

– Да плевать я хотел на эти дресс-коды! Я сам себе голова и пока ещё в состоянии придумать что-нибудь кроме этих дурацких фраков и платьев-коктейль! Сегодня молодые дамы или те, кто себя таковыми считает, обязаны были прибыть в одежде лакированной кожи одного из цветов радуги! И обязательно с массивной длинной цепью на шее, плевать, из какого металла! Пусть хоть с собачьей будки снимет и наденет, мне всё равно! А остальные вольны одеться во что угодно, даже в тапочки и в пижаму! А почему нет, очень оригинально, ха-ха! Как проснулся после бурной новогодней ночи, так пусть и едет ко мне! Это и есть настоящая демократия, мои милые друзья и подруги! Вы посмотрите, как вас тут много, какие вы разные, и ведь всем хорошо, никто не скучает! Я уверен, что вы никогда не видели тех же козьих ножек, грациозных барышень на мохнатых копытцах! Они цокают среди вас, возвышаясь над толпой, являя собой пример лёгкости и беззаботности! Кроме того, люди-сатиры будут избавлены от такой пакости, как ревматизм. Идеальная конструкция для того, чтобы разгрузить суставы! Если бы это чудо было изобретено раньше, я сейчас не был бы весом в сто пятьдесят килограммов!

Печерский заразительно расхохотался, продемонстрировав восторженным гостям свою бесподобную голливудскую улыбку. Высокий, пузатый, черноглазый, со смоляной, кольцами, бородой, наряженный то ли в хитон, то ли в рубаху оранжевого шёлка, он походил на цыганского барона. Для прикола хозяин пожертвовал мочкой уха и вдел туда серьгу-полумесяц.

– Но я даю вам всем клятву, положа руку на сердце, – Михаил Печерский, блеснув перстнями, припечатал потную ладонь к левому плечу, – что я через несколько месяцев выйду на сцену коленками назад! Непременно выйду, а если проспорю, то сбрею бороду и окрашусь в блондина. Мне будет очень стыдно, и пусть никто меня не узнает. Вот так, друзья и подружки! А теперь извините, что забрал ваше время, отняв его у наслаждений и любви! Всё это, – он обвёл рукой столы, – ваше! Не стесняйтесь, не робейте, не бойтесь располнеть или перебрать. Хоть раз в год не бойтесь, как ничего не боялся я, когда начинал с исцарапанной гитарой гастролировать в подмосковных электричках. Никто своей судьбы не знает. Людям не дано решать, что им на самом деле нужно. Хочу только обратить ваше внимание на бесподобный бананово-ягодный десерт, который горит в торце третьего от дверей стола. Когда погаснет, милости прошу – вкус отменный! При приготовлении использован коньяк «Медный всадник» – значимый напиток для значимых людей. Сведущие люди говорят, что его нужно пить под музыку Рахманинова, Чайковского или Шопена. Но мы поступим иначе. Итак, «Чардаш» Монти! – Печерский махнул оркестру, который во время его выступления отдыхал. – Для меня! Для всех нас! Итак, маэстро!

Грянул «Чардаш», гости пустились в пляс, пытаясь урвать себе в партнёрши официанток-козочек. Во всех четырёх углах зала вспыхнули бенгальские огни. Громадная искусственная ёлка, унизанная цветами и золотыми шишками, вдруг сдвинулась со своего места и поехала из центра зала к окнам, вызвав у присутствующих восторженные и испуганные вопли.

Она отдала последние распоряжения слугам, гасившим в столовой светильники, и вышла в сад. Шанта, охотничья индийская борзая, которая во время ужина спала в соседней комнате, бесшумно вскочила и побежала следом за хозяйкой, как делала всегда по вечерам. Шанта сопровождала Кальпану Бхандари во время ежевечерних прогулок по аллеям и тропинкам, и потому её не нужно было звать.

В полном молчании женщина и собака шли мимо розовых клумб, особенно сильно благоухающих в это время, мимо огромных нимов

[66]

и пакуров,

[67]

мимо канчонов

[68]

и курчи,

[69]

сирисов

[70]

и джамов.

[71]

Дойдя до кустов ютхи,

[72]

Кальпана замедлила шаг, посмотрела на небо, так густо усеянное звёздам, что не хватало места для тьмы. Молодой месяц уплывал за вершины деревьев. Некоторое время Кальпана следила за ним, словно провожая, а потом, подобрав край пурпурного сари, шагнула на подстриженную по-английски траву. Рядом, около клумбы чамели,

[73]

белела её любимая скамейка, на которой, случалось, Кальпана Бхандари сидела целыми ночами и здесь же встречала рассветы.

Шанта села рядом со скамьей и положила голову на колени хозяйки, привычно принимая ласку. Кальпана гладила Шанту рассеянно, думая о своём, и собака беспокоилась, повизгивала, задрав кверху морду, и её влажный чёрный нос блестел под фейерверком звёзд. Если бы Шанта была человеком, она удивилась бы – на её хозяйке сегодня, против обыкновения, не было ни одного кольца, кроме обручального. Браслеты, серьги и бусы она не надела вообще.

Нынешний ужин затянулся, и времени почти не осталось. Кальпана не чувствовала себя здесь сегодня так же хорошо и спокойно, как прежде. Этот сад был её гордостью, её творением. Тем местом, куда ей всегда хотелось вернуться и посадить какое-нибудь новое дерево, кустарник или разбить ещё клумбу. Одного жасмина здесь росло несколько видов – моллика,

[74]

малоти,

[75]

джуй;

[76]

кроме того – чампак,

[77]

ашок

[78]

и кусты шефали.

[79]

У входа в сад, как часовые на посту, стояли две пальмиры.

[80]

Такие же деревья словно бы обступили белый, как будто сделанный из сахара, дом.

В окнах его гасли светильники, как это бывало всегда, но сегодня внук Панду не упражнялся в игре на ситаре.