Каждый переживший травму оказывается перед выбором: наблюдать за рекой жизни с берега или окунуться в нее с головой.

Эта мысль впервые пришла в голову Аше Мевлана, когда она лежала на столе в небольшой смотровой в Католическом медицинском центре св. Винсента в Вест-Виллидж в Нью-Йорке. Темные волосы, красивое лицо — ей было всего двадцать четыре. Тогда, в 2002 году, на волне технологического бума многие молодые ньюйоркцы становились богачами. У нее была отличная работа в стартапе, квартира в Сохо и небольшая проблема величиной с горошину в левой груди.

Аша уже поняла, что у нее рак. Мрачное выражение лица врача-лаборанта не оставляло никаких сомнений. Однако переломным моментом в выпавшей на ее долю череде испытаний был вовсе не диагноз. Результаты биопсии в Слоун-Кеттеринг тоже были ни при чем, как и не покидавшее ее все восемь месяцев химиотерапии ощущение, что жизнь выходит из-под контроля. Полное отсутствие волос на голове, мертвенная бледность — все это отошло на второй план.

Переломным для Аши стал момент, когда врачи сообщили, что рака у нее больше нет, и отправили назад, в мир обычных людей. Аша сразу поняла — она стала другой. Пока она балансировала на грани жизни и смерти, для остальных продолжалась обычная беззаботная жизнь. Коллеги все так же проводили время за болтовней о дрянной нью-йоркской погоде, вечных очередях в Starbucks и финалистах последнего сезона American Idol. Пережитое ею, все то, что сама она считала таким важным, терялось на фоне наивной обыденности, наполнявшей жизнь окружающих. Казалось, все вокруг заняты какими-то пустяками. Она поняла, что тоскует по тем временам, когда тоже могла так жить.

Но жизнь, какой она была прежде, потеряла всякий смысл; она казалась пустой. И Аша решила порвать с прошлым как можно быстрее. «Я не религиозный человек, но я повторяла как молитву: “Только дай мне второй шанс — я стану другой. Я буду делать только то, что мне действительно по душе”», — рассказывает она.

Было пасмурное зимнее утро. Алан Лок вышел на балкон крошечного номера в отеле у подножия отвесных скал на Гомере — одном из утопающих в зелени островов принадлежащего Испании Канарского архипелага. Дождь, который лил стеной несколько дней подряд, наконец прекратился. Океан перед отелем был спокоен. В воздухе ощущалось тепло. Алан протер глаза и с трудом приоткрыл их, щурясь от тусклого солнечного света.

Алану было чуть меньше тридцати. У него было узкое лицо, которое смягчала сдержанная улыбка, и волосы цвета мокрого песка. Около полудня его приятель Мэтт Борхэм — темноволосый здоровяк авантюрного склада — объявил, что погода наладилась и пора отправляться. Алан натянул шорты на щуплое тело, в котором с трудом угадывались годы строевой подготовки, надел футболку, кепку-козырек и солнцезащитные очки.

За длинным пирсом причала слышался плеск океанских волн, постепенно переходящий в бурление. Усиливающийся ветер прижимал 24-футовый белый корпус «Джемини» к пристани. Строители этого судна позаботились о том, чтобы оно могло справиться с натиском океана, но из-за больших размеров фанерного корпуса и массивной надстройки для управления им требовалась определенная сноровка. Забравшись в лодку, Алан уложил сумки в тесный грузовой отсек и занял место первого гребца в кокпите — основной части судна, по форме напоминающей ванну. Как только Мэтт ослабил петлю нейлонового троса и отвязал его от крепительной утки, Алан выпрямил спину и сильным движением рук потянул на себя длинные весла, разрезая водную поверхность. Это был первый гребок в 3000-мильном путешествии через Атлантический океан.

Цель путешествия — выйти из порта на Гомере и дойти на веслах до Барбадоса. Запасов еды хватало на сто дней. По расчетам Алана, при благоприятных погодных условиях они должны были добраться до пункта назначения менее чем за семьдесят дней — совсем неплохо, учитывая приближение сезона ураганов. Многие пытались пройти этот маршрут на веслах, включая штурмана Алана Мэтта, но большинство потерпели неудачу. Даже в космосе побывало больше людей, чем пересекло Атлантику с веслом в руке. Это было опасное предприятие — без мотора, без паруса, в крошечном отсеке размером пять на семь футов, с компасом, навигационной системой, походной газовой плиткой для приготовления пищи и одним значительным неудобством, с которым не приходилось иметь дело никому, кто когда-либо отправлялся в подобное путешествие: Алан Лок хотел стать первым в истории незрячим человеком, пересекшим на веслах один из мировых океанов.

Если послушать поклонников Алана, можно подумать, что всеми своими достижениями он обязан силе позитивного мышления. Это одна из тех историй, в которых персонажи часто героизируются с помощью громких слов вроде «отвага» и «воодушевление». Журналисты The New York Times назвали его поступок «из ряд вон выходящим». The Faster Times и Би-би-си не преминули упомянуть об исключительном оптимизме Алана. По мнению большинства авторов, бравшихся за изложение этой истории, потеря зрения в 2003 году лишь укрепила его решимость и приумножила природный талант атлета. На первый взгляд, жизнь Алана кажется идеальным примером того, чего способен достичь переживший трагедию человек, если он сохранит позитивный настрой.