В конце мая 1662 года, в два часа дня, блестящая кавалькада въезжала из Новой улицы на главную площадь в Лиссабоне. Это были военные верхи, на великолепных лошадях, которых они заставляли подниматься на дыбы и взбрыкивать, к величайшему неудовольствию горожан, прижавшихся к стенам и нашептывавших, конечно, уж не благословения.

Члены кавалькады не обращали внимания на такие пустяки, они продолжали подвигаться вперед, и скоро последний всадник появился из-за угла Новой улицы. Тогда загремели трубы. Все военные построились кругом, а красивый мужчина, который небрежно восседал на лошади в центре его, вскинул руку к шляпе, затем развернул пергамент с гербом Браганского

[1]

дома.

— Трубите громче! — сказал он грубым голосом, который совсем не гармонировал с его элегантным костюмом Винтимильи, прекраснейшей местности в Италии. — Задохлись вы, что ли?! Если вы не будете лучше трубить, то по возвращении вам плохо придется…

Затем он продолжал, обращаясь к своим спутникам, — военным:

— Эти лодыри воображают, может быть, что я стану читать приказ его величества какому-нибудь десятку испуганных дураков, у которых страх отнял уши. Ну! Трубите же, негодяи! Трубите до тех пор, пока площадь не наполнится народом…

Дона Луиза Гусман, вдова Иоанна IV Браганского, короля португальского, в силу законов королевства и завещания своего мужа была регентшей. История португальской реставрации слишком известна, чтобы надо было напоминать, как эта мужественная и благородная женщина ободряла и поддерживала своего супруга во время войны против Испании. Ее старшему сыну, дону Альфонсу было восемнадцать лет. Это был один из тех правителей, которых небо посылает в наказание народам: он был злобным идиотом. Воспитывали его очень сурово, может быть, слишком сурово для такого слабого ума. Его воспитатель Ацеведо, как и его гувернер Одамира, люди суровые и непоколебимые, еще долго после выхода Альфонса из детства держали его в излишней строгости, но он обманывал их, подкупая лакеев, отвратительную породу людей, изобилующих вокруг принцев. Благодаря им, он выходил на тайные прогулки ночью; днем к нему приводили детей простолюдинов, низкие наклонности и грубый язык которых чрезвычайно нравились ему.

Таким образом во дворец попали двое детей из самого низшего класса, Антуан и Жуан Винтимильи. Отец их, мясник, происходил из Винтимильи (около Генуи) и жил в Кампо Лидо. Хорошо сложенные и сильные, они устраивали меж собой драки перед Альфонсом, доставляя ему этим большое удовольствие.

Альфонс был без ума от них. Бедный ребенок тем более восхищался подвигами силы и ловкости, что сам, по причине увечья, полученного когда ему было всего три года, был так же несовершенен телом, как и духом. Тем не менее время шло, и когда он достиг возраста мужчины, его развлечения изменились и приняли характер более предосудительный. Но вместо того, чтобы забыть детей мясника, он, напротив, все более и более приближал к себе Антуана, сделав его всеми признанным фаворитом. Что касается Жуана, то он назначил его архидиаконом в Собределла.

Прежде ни один фаворит не внушал такого всеобщего страха, как Антуан Конти. Каждый должен был вслух называть его благородным дворянином, хотя отлично знал его плебейское происхождение, каждый трепетал при одном только его имени. Если ему чего-нибудь и недоставало, то разве только поддержки какого-нибудь действительно знатного дворянина, потому что, несмотря на все его усилия, он смог сблизиться только с мелкими дворянами-выскочками. Тем не менее он был всемогущ, и его окружало больше льстецов, чем инфанта дона Педро, брата Альфонса, и донну Луизу Гусман, королеву-регентшу.

Инфант был красивый юноша, подававший большие надежды, он во всех отношениях представлял контраст с братом, и в народе говорили, что досадно видеть на троне сумасшедшего, тогда как так близко к этому трону стоит настоящий герой королевской крови. Но все знали, что регентша была сурова. Она любила своего второго сына, но еще больше любила Альфонса, и сделалась бы врагом дона Педро, если бы мысль об измене брату пришла ему в голову. Однако сам инфант был также всем сердцем предан старшему брату.