Угораздило же уснуть на солнцепеке!

Мама не зря говорила: «Не спи на солнце — болеть будешь!»

Болела голова, подташнивало и хотелось пить. Я поднялся и сел на траве. Как же вышло уснуть здесь среди дня?! Здесь-это где? Скрипели в траве кузнечики. Прогудел над головой деловитый шмель.

Я огляделся сонно моргая. Место незнакомое. Кусты рядом, пологий склон, поросший длинной травой, уже выбросившей пушистые метелки. Трава невыгоревшая и яркая — значит не давно был дождь. Прикрыв глаза ладонью от солнца, щурясь, я, всмотрелся вдаль. Холмы, поросшие травой, влево русло ручья. По берегам заросли ивняка.

Где я? Кто я? Оглянувшись, я обнаружил на смятой траве пиджак, изнанкой расстеленный на смятой траве-мое недавнее ложе. Подобрав пиджак я поспешил вниз по склону, к ручью.

Я шагал, сжимая немеющие от волнения пальцы. Двадцать шагов по коридору от окна до двери. Двадцать обратно по квадратикам кафеля. Черный, бежевый, черный, бежевый.

Прислушиваюсь… Ничего не слышно. Ведь женщины кричат, когда рожают?

Я привез утром Эрику в ее госпиталь и теперь ждал. Ждал. Ждал…

Я был совсем один в этом чистеньком больничном коридоре. Сидеть на стуле не было терпения. Я ходил и ждал.

Последние дни в Виндобоне все словно сходили с ума. Парламент заседал непрерывно, обсуждая предложения Ассора. Полиция оцепила центр города, но студенты и члены союза «Кайскирк» с утра до вечера маршировали по прочим улицам, размахивая трехцветными флагами республики.