В некоем городе, полном беженцев, но все еще спокойном и тихом, или, по крайней мере, без явных следов войны, молодой человек повстречался с молодой женщиной в студенческой аудитории и не сказал ей ни слова. Много дней — ни слова. Его звали Саид, а ее звали Надия, и у него была борода, но не длинная полновесная борода, а, скорее, ухоженная щетина, а она была всегда покрыта с пальцев ног до самого горла черной бесформенной мантией. Люди еще продолжали получать удовольствие от того, какую одежду, вынужденно или нет, они могли выбрать для себя в рамках, конечно же, приличий, и их выбор всегда что-то означал.

Возможно, выглядит странно, что в городах, близких к краю человеческих бедствий, молодые люди все еще продолжали ходить учиться — в данном случае, в вечерний класс обучения корпоративного устройства и торговой марки — но так вот и есть, в таких городах с такой жизнью, что в один момент мы занимаемся текущими делами, как обычно, а в другой — мы умираем, и наши вечно-продолжающиеся кончины не останавливают наши вечно-переменные начала и продолжения, пока внезапно не случается подобного.

Саид заметил у Надии на шее родинку: желто-коричневый овал, редко, иногда, дышащий ее пульсом.