Предлагаемый советскому читателю научно-фантастический роман «Андромеда» Ф. Хойла и Дж. Эллиота, созданный на основе телесценария и вышедший в Англии в 1962 году, не совсем обычен: один из его авторов, Фред Хойл, — всемирно известный астрофизик-теоретик, автор многих выдающихся трудов в самых различных областях этой увлекательной науки. Особенно велики заслуги члена Королевского общества профессора Хойла в области космогонии — науки о происхождении и развитии планет, звезд, галактик.

Отличительной особенностью научного творчества Хойла является глубокое проникновение в физическую сущность проблем; кроме того, профессор Хойл виртуозно владеет математическим аппаратом современной астрофизики. Напряженно и плодотворно работая на переднем крае науки, профессор Хойл находит время для того, чтобы писать научно-фантастические романы. Его перу принадлежит очень интересный и своеобразный роман «Черное облако». Кипучая натура Хойла иногда находит выход в довольно неожиданных действиях: он написал… либретто современной оперы, которая была поставлена и даже имела успех! Стоит, пожалуй, задуматься над этой стороной деятельности выдающегося английского ученого. К сожалению, такого рода активность деятеля науки часто вызывает если и не откровенное порицание, то иронические усмешки, пожимание плечами, разговоры насчет «поисков дешевой популярности» и т. п. Пример Хойла наглядно демонстрирует ту истину, что научному авторитету и репутации не вредит литературная работа. Ученый, который берется за тяжелый и, увы, неблагодарный труд писателя-фантаста, неизбежно привносит в литературное произведение нечто такое, чего от писателя-профессионала ожидать не приходится. Зачастую это проявляется в мелочах, в отдельных ремарках, характеристиках. Здесь нет той досадной «клюквы», которая слишком часто «украшает» обычные научно-фантастические произведения, особенно когда описываются будни людей науки. В этом отношении роман «Андромеда» служит примером того, как можно объединить науку с фантастикой. С исключительным знанием дела и мастерством в подборе деталей в романе показано, как в современной капиталистической стране милитаризм душит науку, используя все ее достижения в своих интересах. С большим чувством юмора и тонким сарказмом изображены солдафонская тупость и наглость подлинного хозяина английского кабинета министров — заокеанского генерала Ванденберга. Очень типична фигура Джирса, бывшего ученого, который продал душу военщине и стал крупным администратором. Мастерски и вполне реалистически обрисованы сложные взаимоотношения героев, довольно искусно вылеплены их характеры. Ну, а что касается сюжета… Автор этого предисловия никогда не понимал, для чего в большинстве предисловий излагается «своими словами» содержание произведения. Ведь хорошо известно, что такие предисловия в лучшем случае читаются как послесловия, особенно когда сюжет достаточно остр и запутан. Не будем же следовать дурным примерам.

И. Шкловский

Блеклое небо уже начало меркнуть, когда они подъехали к Болдершоу-Фелл. Служебная машина, мягко свернув с шоссе, пересекала вересковую пустошь, и Джуди, сидевшая на заднем сиденье рядом с профессором, принялась с надеждой осматривать окрестности. Однако они смогли увидеть радиотелескоп, только когда достигли самого гребня холма. Внезапно он вырос прямо перед ними — три огромные опоры, соединенные вверху наподобие гигантского треножника, темные, четко рисующиеся на фоне заката. Внизу, между основаниями опор, зияла бетонная чаша размером с арену стадиона, а над ней, поддерживаемая треножником, висела опрокинутая чаша поменьше, нацеленная на длинное металлическое полотно. На первый взгляд это сооружение не казалось особенно большим и лишь как-то странно не вязалось с окружающим пейзажем. Но когда машина подъехала и остановилась возле одной из опор, Джуди вдруг осознала, какое оно огромное. Ничего подобного она еще не видела: гигантское сооружение было удивительно цельным и гармоничным, словно статуя. И все же, несмотря на необычность этой высокой, уходящей в небо конструкции, в ней не было ничего зловещего, ничего предвещавшего те необыкновенные и трагические события, которые должны были произойти. Выйдя из машины, Джуди и профессор остановились на минуту; теплый, ароматный воздух освежил им лицо и грудь. Запрокинув головы, они смотрели на три огромные опоры, на металлический отражатель, поблескивающий в вышине, на тусклое небо над ним. На голой вершине поросшего вереском холма, огороженного проволочной сеткой, было разбросано несколько приземистых зданий и небольших антенн. Не было слышно ни звука, только шелест ветра в стальных переплетениях опор да свист кроншнепов, и они почти почувствовали, как огромное ухо из металла и бетона, лежавшее у их ног, напрягается, прислушиваясь к звездам. Затем Джуди пошла за профессором к главному зданию — низкому, облицованному камнем строению с еще не законченным подъездом, к которому вела только что забетонированная дорога. Рабочие устанавливали столбы для ворот, указатели и красили их. Все казалось очень новым и ярким на сумеречном фоне темного холма.

— Там у нас вспомогательные службы, — сказал профессор, изящно поведя рукой. — А здесь находится главный пункт управления. Профессору было за шестьдесят. Маленького роста, тщательно одетый и какой-то уютный, он походил на домашнего доктора.

— Ваш телескоп совсем крошка, — сказала Джуди.

— Крошка? Ну, в таком случае это самая большая крошка из всех, кому я прихожусь отцом. Десять лет работы! Он улыбнулся ей, и его черные ботиночки легко застучали по ступенькам крыльца. Вестибюль был еще не закончен, но казался очень знакомым: обычные перфорированные панели на потолке, обычный паркетный пол, крашеные кирпичные стены и люминесцентное освещение. Настенный телефон и фонтанчик для питья, две небольшие двери в боковых стенах, двустворчатая дверь прямо напротив входа — и все. Из-за двери доносилось слабое шипение. Профессор приоткрыл ее, и звук стал громче. Он напоминал треск помех в радиоприемнике. Когда они уже собирались войти, в дверях появился человек в коричневой спецовке лаборанта. Его глаза на мгновение встретились с глазами Джуди, но, едва она открыла рот, он отвернулся.

— Добрый вечер, Харрис, — сказал профессор. Комната, в которую они вошли, была пунктом управления — центром обсерватории. В дальнем конце ее находилось смотровое окно, за которым виднелся гигантский радиотелескоп, а перед окном помещался массивный металлический пульт, напоминавший кафедру органа, всю усеянную рядами клавиш, сигнальных лампочек и переключателей. У пульта работали несколько молодых людей; время от времени они подходили к двум вычислительным машинам, расположенным в высоких металлических шкафах по обе стороны от пульта. Одна стена комнаты была увешана большими фотографиями звезд и туманностей, полученными с помощью оптических телескопов. Две трети другой стены занимала стеклянная перегородка; сквозь нее были видны другие молодые люди, которые хлопотали у каких-то приборов во внутренней комнате.