Лимонеро, Калифорния. 1900 год

Джон Уолкот сидел развалясь на пороге салуна «Республика» и потягивал холодное пиво. Его ботинки и низ джинсов были перепачканы нефтью. Изношенная рубаха без рукавов льнула к потной спине, ее полы спускались до самых бедер.

Джон с интересом наблюдал за происходящим на Главной улице. Термометр позади него показывал около ста градусов. Ну какое, к черту, Рождество при такой жаре? Однако по календарю праздник наступал через неделю.

В очередной раз прикладываясь к бутылке, Джон вдруг заметил женщину, идущую по проспекту Сэсп. Она только что отошла от высоких лотков с сушеной горчицей и разными травами. Она несла два ведра. С каждым ее шагом вода выплескивалась через край, мгновенно впитываясь в выжженную зноем землю, и покрывала темными пятнами серо-зеленую материю юбки. На голове у женщины была соломенная шляпа, тулью которой украшал пучок маков. Шляпа служила довольно сносной защитой от палящего солнца, а чтобы ее не сдуло ветром, ленты были туго стянуты под подбородком.

— Налей-ка мне текилы, Сол. — Джон уперся локтями в стойку бара и повернул голову, чтобы приветствовать единственного, кроме него самого, завсегдатая «Республики», оказавшегося здесь, — Дастера Хобсона. Старый знакомец сидел за одним из столиков, спрятав кривые ноги под стул. — Эй, Дастер. Давненько тебя не видел.

— Да я тут прокатился в Огайо к сестре. — Его подбородок был покрыт белоснежной щетиной, волосы на голове были того же цвета. Обветренной рукой Дастер поднес ко рту бутылку пива.

Джон повернулся к Солу и проследил весь путь текилы от горлышка бутылки до стопки. Затем привычным движением протянул бармену монетку. Однако тот не убрал ладони с рюмки.

— Деньги сегодня не в счет. С тебя двадцать пять ягодок.

— Что еще за чертовщина?