В этой книге на основе уникальных документов из архивов ФСБ рассказывается о самых таинственных событиях в истории Российского флота 1916 — 1945 гг. Читатель узнает новые подробности о гибели «Императрицы Марии», кронштадтских событиях, о противостоянии советской и немецкой морских разведок накануне и в годы Великой Отечественной войны и об участии морской пехоты в знаменитых операциях.
Книга проиллюстрирована архивными документами и рассчитана на самый широкий круг читателей.
ОТ АВТОРОВ
Книга, которую вы сейчас держите в руках, содержит уникальную историческую информацию, которая еще совсем недавно была недоступна читателям, эти документы находилась в архивах с грифами «секретно», «совершенно секретно», «хранить вечно». И только после их рассекречивания и публикации в настоящей книге мы можем без купюр прочесть о многих героических и драматических страницах истории отечественного флота.
Надо ли говорить, что ныне наконец-то настало время, когда не только можно, но и нужно познавать наше прошлое по реальным документам и фактам. Разумеется, что в этом новом прочтении минувших событий в них окажется гораздо меньше пафоса и победных реляций, но зато там есть иное — правда истории. Именно ради поиска этой правды мы и изучаем прошлое нашего Отечества, именно ради этого мы читаем исторические книги, ищем и сопоставляем факты.
Использование документов органов безопасности при освещении исторических событий весьма существенно. В архивах ФСБ России содержится документальная информация политического, военного и разведывательного характера, что в ряде случаев позволяет оценить факты, события и явления на основе сведений, которые были получены оперативным путем с использованием специальных сил и средств, характерных для оперативно-розыскной работы. Разумеется, что такого рода информация при использовании и обобщении подлежит научной критике и должна рассматриваться в совокупности с источниками другого характера, в числе которых военные и войсковые архивы, документы высших инстанций страны.
В приказах, указаниях, донесениях, спецсообщениях, докладных записках и других документах советской контрразведки в большей степени представлены негативные стороны событий, критические высказывания и замечания действующих лиц, конфиденциальные мнения и точки зрения. Во многих случаях это простая констатация фактов, что требует дополнительного исторического осмысления. Открытое опубликование документов контрразведки требует осторожного подхода, взвешенности и тактичности с учетом государственных секретов, тайны личной жизни, а в ряде случаев и политической целесообразности.
Публикуемые в настоящем сборнике материалы расскажут вдумчивому читателю гораздо больше, чем пространные рассуждения на исторические темы.
Часть I.
ИЗ ИСТОРИИ ФЛОТА (1916–1940 гг.)
ПОСТАРАЙТЕСЬ УБРАТЬ «МАРИЮ»
(одна из версий гибели линкора «Императрица Мария» в 1916 г.)
До сих пор умы историков и специалистов будоражит трагическая гибель в 1916 г. одного из сильнейших российских боевых судов — черноморского линейного корабля «Императрица Мария».
Тайну своей гибели линкор унес на дно Северной бухты Севастополя. Уже стали историей имена участников тех далеких событий.
Но никогда не иссякнет интерес к этому событию, до конца не изученному, и в котором не поставлена последняя точка. К сожалению, оставшиеся архивные документы так и не дают ответа на главный вопрос: что же случилось с «Марией»? Вот уже почти сто лет эта тайна заставляет историков, исследователей и просто энтузиастов истории флота искать документы, которые смогут пролить свет на эту трагедию.
Поэтому ценны любые, пусть отдельные, фрагменты архивных документов. Изменение общественно-политической обстановки в России позволило открыть более широкий доступ к отечественным архивам, в том числе и к архивным материалам органов безопасности.
В связи с событиями 7 октября 1916 г. нас очень заинтересовали некоторые материалы ГПУ Украины, поступившие в 1933 г. в ОГПУ СССР, в которых замелькали знакомые историкам фамилии: Верман, Сгибнев, Шеффер… Немного усилий, и были обнаружены хранящиеся ныне в Управлении службы безопасности Украины по Николаевской области архивные следственные дела на них.
КРОНШТАДТ, 1921 ГОД
5 апреля 1921 г. особоуполномоченный ВЧК Яков Агранов
[1]
доложил Феликсу Дзержинскому о завершении расследования «по делу мятежа в городе Кронштадте»
{1}
. Что произошло в 1921 г. на острове Котлин, где располагалась морская крепость Кронштадт, усиленная двумя группами фортов, запирающими проливы между островами и материком? На рейде Кронштадтского порта находились два линейных корабля — «Севастополь» и «Петропавловск», имевших мощное вооружение. Почему в Кронштадте состоялось антибольшевистское выступление матросов и красноармейцев, поддержанное рабочими Кронштадта, основным требованием которых было: «Власть Советам, а не партиям!»? Произошло ли оно стихийно, или заранее готовилось «белогвардейскими центрами» из-за рубежа? Почему информация о грядущем восстании, если оно готовилось заранее, тем более если его руководящие центры находились за рубежом и инспирировались французской контрразведкой, как писала об этом газета «Петроградская правда»
{2}
, не привлекла внимание ни органов ВЧК, ни военного командования, ни политических органов? Ответить на эти и другие вопросы, реконструировать основные события в городе и крепости Кронштадт, а также действия советского государственного аппарата по подавлению восстания с последовавшими репрессиями, помогут документальные источники из российских архивов.
«Издать совершенно популярную, массовую книгу о Кронштадте…»
События, происходившие в феврале — марте 1921 г. в Кронштадте, уже описаны в десятках монографий, во многих научных и публицистических статьях. За прошедшие девяносто лет эта тема неизменно освещалась в российских (советских) и иностранных справочных изданиях, учебниках по истории КПСС и истории России.
Работа по изучению истории Кронштадтского восстания «в нужном направлении» и под контролем Политбюро ЦК РКП(б) началась практически сразу же после завершения операции по его подавлению. 22 марта 1921 г. с такой инициативой выступили председатель Главполитпросвета Наркомпроса РСФСР Н. Крупская и заведующий агитационным отделом Л. Шапиро
[2]
. Они направили письмо в ЦК РКП(б) Е. Ярославскому, предложив и дать «совершено популярную, массовую, пригодную для “народных” чтений (типа “устной газеты”) Красную книгу о Кронштадте, содержательно выясняющую по документам и фактическим материалам картину событий, внутренние группировки, иностранные нити, внутреннее развитие событий, наметившийся крах изнутри и т.п.»
{3}
.
В советской историографии события, которые происходили в 1921 г. в Кронштадте, именовались «Кронштадтский мятеж», «кронштадтская авантюра», «бунт моряков Балтфлота», а его участники неизменно назывались «мятежниками» и «врагами революции». В работах русских эмигрантов и иностранных исследователей рассказывалось о «героической борьбе восставших против диктатуры коммунистической партии», а партийно-государственный аппарат и военнослужащие Красной Армии, принимавшие участие в подавлении восстания, назывались «палачами»
{4}
.
Во второй половине 1930-х гг. интерес к теме Кронштадтского восстания снизился, лишь в 1939 г. вышла в свет брошюра О. Леонидова
{5}
. Дело в том, что в тот период были репрессированы многие руководили подавления восстания. В 1970–1980 гг. появились научные работы С. Семенова
{6}
, в которых основной акцент сделан на изучении хода ликвидации Кронштадтского мятежа, а также Ю. Щетинова
{7}
, Ю. Мухачева
{8}
, дополнивших историографию Кронштадтского восстания.
В 1990–1994 гг., после того как стали открываться российские архивы и расширилась источниковая база, появились новые работы. В качестве постановочного выдвигался вопрос: «мятеж или восстание?»
«Ухудшение политической физиономии Балтфлота»
С конца 1917 г. Кронштадт превратился в своего рода кадровый резерв, из которого руководство РКП(б) подбирало надежных и преданных делу революции кандидатов для укрепления фронтов Гражданской войны. На смену им приходило пополнение, набранное по призыву в основном из сельских районов Юга России и Украины. Только в 1920 г. в Кронштадт прибыло около 10 тыс. матросов и красноармейцев из общего числа рядовых военнослужащих в 17 тыс. человек.
19 мая 1920 г. командующий морскими силами А. Немитц
[5]
поставил перед Л. Троцким вопрос о назначении начальником морских сил Балтфлота Ф. Раскольникова
[6]
, так как на этой должности должно быть «лицо авторитетное политически и действительно способное в военном отношении». Немитц отмечал, что флот находится в неудовлетворительном состоянии, необходимо повышать боевую готовность, упразднить Реввоенсовет флота, мешавший проведению в жизнь распоряжений центра
{20}
.
Ф. Раскольников, вступивший в командование Балтийским флотом 8 июля 1920 г., энергично занялся улучшением боеспособности флота и укреплением дисциплины. Он запретил увольнение в отпуска на судах, в частях и учреждениях без разрешения штаба флота, ужесточил порядок схода на берег, что было негативно воспринято моряками и вызвало напряженность в коллективах.
Для выяснения морально-политического состояния личного состава Балтийского флота 2 декабря 1920 г. в Кронштадт был направлен представитель Особого отдела ВЧК В. Фельдман. Уже 10 декабря он информировал ВЧК, что на Балтфлоте наблюдается усталость масс, вызванная интенсивной политической жизнью и экономическими неурядицами, «выкачиванием из этой массы наиболее стойкого, закаленного в революционной борьбе элемента <…>, разбавление остатков этой массы политически отсталыми, а порой неблагонадежными лицами, что изменило в худшую сторону политическую физиономию Балтфлота». Надежды моряков на скорую демобилизацию в связи с окончанием войны, на улучшение материального состояния, а также желание отдыха не оправдались
{21}
.
На судах Балтфлота большая часть квалифицированных специалистов (минеры, машинисты и т.п.) являлись выходцами из образованных на западных окраинах России новых государств (Латвия, Эстония и др.). Они намеревались путем оптации
«Сначала изъять всех интеллигентов…»
В докладе Я. Агранова дается анализ развития событий: «Контрреволюционное восстание гарнизона и рабочих Кронштадта (1–7 марта) явилось непосредственным логическим развитием волнений и забастовок на некоторых заводах и фабриках Петербурга, вспыхнувших в 20-х числах февраля (1921 г.). Сосредоточение в Петербургских промышленных предприятиях значительного количества рабочих, мобилизованных в порядке трудовой повинности, и последовавшее затем в начале февраля (1921 г.) из-за топливного кризиса внезапное закрытие большинства только что пущенных в ход предприятий вызвали недовольство и раздражение в кругах наиболее отсталых петербургских рабочих. Трудмобилизованные привнесли с собой из деревни в рабочую среду разлагающие настроения мелких собственников, взбешенных системой разверстки, запрещением свободной торговли и действиями заградительных отрядов»
{23}
.
[8]
После появления слухов о расстреле рабочих в Петрограде ночью 26 февраля на линкорах «Севастополь» и «Петропавловск» прошли собрания, на которых были избраны делегаты для выяснения дел на месте.
Положение в стране, политическая обстановка в Москве и Петрограде и меры по снабжению рабочих Петрограда продовольствием рассматривались 28 февраля на заседании Политбюро ЦК РКП (б), которое постановило: «…меньшевиков не освобождать, поручить Чека усилить аресты среди меньшевиков и социалистов революционеров, не исключая одиночек рабочих, особенно в тех случаях, когда они выделяются своей активностью. Срочно запросить ВЧК о деятельности анархистов и других несоветских партий в связи с теперешними контрреволюционными выступлениями <…>. Немедленно вызвать Дзержинского (находившегося в Харькове. —
Примеч. авт.)
в Москву»
{24}
.
В этот же день, 28 февраля, заместитель председателя ВЧК И.К. Ксенофонтов подписал приказ «Об усилении борьбы с контрреволюцией». В нем отмечалось, что «эсеры и меньшевики, пользуясь естественным недовольством рабочих тяжелыми условиями жизни, стараются вызвать забастовочное движение, придав ему организованный всероссийский характер, направленный против Советской власти и РКП. Поэтому ВЧК приказывает разбить аппарат антисоветских партий». В городах и поселках, где шли забастовки, предписывалось: «Сначала изъять всех интеллигентов: анархистов, эсеров, меньшевиков, особенно служащих в земотделах, продорганах и распределительных учреждениях. Потом приступить к изъятию активных эсеров, меньшевиков и анархистов, работающих на заводах и призывающих к забастовкам, выступлениям и демонстрациям <…>. Решение об арестах в рабочей среде принимать совместно с парткомами <…>. Беспощадно бороться с белогвардейцами…»
ПГЧК 1 марта сообщила в Москву о выступлениях рабочих с требованиями улучшить экономическое положение, снять заградительные отряды и разрешить свободную торговлю, созвать Учредительное собрание, беспартийную общегородскую конференцию, провести перевыборы в Совет. ПГЧК информировала: «Чека арестовала всю головку эсеров и меньшевиков, среди арестованных меньшевиков есть Дан и профессор Рожков и из правых эсеров все активные, тех и других свыше сотни. Всего арестованных до 300 человек, остальные 200 человек активные рабочие и из интеллигенции. По данным следствия, видную роль в происходящих событиях играют меньшевики». И далее: «Вчера события перекинулись в Кронштадт, были собрания на линкорах “Петропавловск” и “Севастополь”, там орудовали главным образом анархически настроенные матросы, к вечеру матросы успокоились. Сегодня в Кронштадте целый день происходит митинг, выступают М.И. Калинин и Кузьмин, сначала положение было очень тревожное, решительно не давали говорить, требуя упразднения Особых отделов Чека
«Ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получать от государства средства для этой цели…»
1 марта общее собрание моряков, на котором присутствовали МИ. Калинин, Н.Н. Кузьмин
[10]
и П.Д. Васильев
[11]
, заслушало делегатов, возвратившихся из Петрограда, и приняло резолюцию: «Ввиду того, что настоящие советы не выражают волю рабочих и крестьян, немедленно сделать перевыборы тайным голосованием. Свободу слова и печати для рабочих и крестьян, левым партиям и анархистам. <…> Собрать не позднее 10 марта 1921 г. беспартийную конференцию рабочих, красноармейцев и матросов г. Петрограда, Кронштадта и Петроградской губернии. Освободить всех политических заключенных социалистических партий, а также рабочих и крестьян, красноармейцев и матросов, заключенных в связи с рабочим и крестьянским движением. Выбрать комиссию для пересмотра дел заключенных в тюрьмах и концентрационных лагерях. Упразднить всякие политотделы, так как ни одна партия не может пользоваться привилегиями для пропаганды своих идей и получать от государства средства для этой цели <…>. Немедленно снять все заградительные отряды…» Эта резолюция была поддержана подавляющим большинством Кронштадтского гарнизона и оглашена на общегородском митинге 1 марта в присутствии 16 тыс. жителей города.
Как пишет в своих воспоминаниях очевидец событий Ю. Шпатель, на митинге на Якорной площади Кронштадта собралось около 15 тыс. человек. «Митинг открыл Васильев.
Первым выступил комиссар Балтфлота Н. Кузьмин. Внешность его никак не соответствовала его должности: он был тучным холеным барином среднего роста, лет за сорок. На нем была зеленого сукна бекеша и каракулевая папаха на голове. Говорил он отрывисто, крикливо, бросая в толпу неубедительные призывы к благоразумию, сдобренные порцией угроз. После комиссара начали выступать многие желающие, которые в один голос отмечали нежелательность заградительных отрядов, голод и холод, а также отсутствие порядка. После этого снова выступил Кузьмин и, напрягая голос, начал напоминать о славных боевых традициях Кронштадта и Балтфлота, но тут из толпы выскочил бородач и закричал на него: “А ты забыл, как на Северном фронте каждого десятого расстреливал?!” Кузьмин вспыхнул: “Изменников делу трудящихся расстреливаем и будем расстреливать!” Тогда толпа заорала: “Постреляли и хватит, нечего грозить, мы и не такое видали!..” После Кузьмина выступил Калинин, его тихий голос относило ветром, он говорил о своих революционных заслугах и том, что смерти не боится… Тут выступил старший писарь с линкора “Петропавловск” С.М. Петриченко
2 марта на линкоре «Петропавловск» на собрании делегатов всех морских, красноармейских и рабочих организаций был образован Временный Революционный Комитет (ВРК), которому переданы все полномочия по управлению городом и крепостью. Первоначально в состав ВРК вошло 5 человек, затем его численность была увеличена до 15 человек. Председателем Ревкома стал старший писарь линкора «Петропавловск» С. Петриченко.
ВРК объявил о начале подготовки перевыборов Совета, о борьбе с голодом, холодом и разрухой, заявив, что «коммунистическая партия, правящая страной, оторвалась от масс и оказалась не в силах вывести ее из состояния общей разрухи… и потеряла доверие рабочих масс». ВРК стремился не допустить кровопролития и принимал «чрезвычайные меры по организации в городе, крепости и на фортах Революционного порядка». Для нейтрализации возможных активных действий комиссаров и коммунистов СМ. Петриченко распорядился «арестовать и обезоружить комиссара тов. Чистякова, помощника и коммунистов подозрительных…»
ЭКСПЕДИЦИЯ ПОДВОДНЫХ РАБОТ ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ ПРИ ОСОБОМ ОТДЕЛЕ ОГПУ СССР
(1923–1931 гг.)
В годы Первой мировой и Гражданской войн отечественный военный и торговый флот понес значительные потери, когда сотни российских военных кораблей и торговых судов оказались затопленными или разбросанными по всему земному шару.
Воссоздание морских сил страны велось по трем направлениям. Во-первых, предпринимались усилия по возвращению на родину угнанных и незаконно удерживаемых за рубежом судов, среди которых были новейшие типы боевых кораблей. Во-вторых, велись работы по подъему затопленных в годы войны плавсредств и военного имущества. В-третьих, осуществлялись ремонт имевшихся и строительство новых кораблей на отечественных судоверфях, что являлось наиболее трудоемким направлением.
Обеспечить судоподъем могла мощная, технически оснащенная и укомплектованная грамотными специалистами организация. Как ни странно, ведение этой работы было возложено на военных контрразведчиков Государственного политического управления СССР. В 1923 г. в структуре этого ведомства при Особом отделе была создана Экспедиция подводных работ особого назначения (ЭПРОН), управление которой находилось в Москве.
Возникновение Экспедиции было связано как с задачами возрождения военного и торгового флота, так и с использованием металла и оборудования негодных к восстановлению судов на нужды народного хозяйства. Задача ставилась масштабная — после Гражданской войны наши моря представляли собой кладбища боевых кораблей и гражданских судов.
В различных изданиях и публикациях, посвященных деятельности Экспедиции, упоминаются приказ ОГПУ СССР от 23 марта 1923 г. (иногда указывается его номер — 528) и мартовское решение Коллегии ОПТУ того же года, которые, по мнению авторов, и послужили датой образования организации. При этом ссылка дается только на один источник — не опубликованные в печати воспоминания руководителя ЭПРОНа Л.Н. Мейера «Хроника экспедиции подводных работ особого назначения», написанные им в 1936 г., в которых автор указывает две даты приказа — 13 и 23 марта 1923 г. и ссылается на мартовское решение Коллегии ОПТУ. Однако в фондах Центрального архива ФСБ России и других архивных учреждений страны таких распорядительных документов нет.
СУДЬБЫ РУССКОГО ФЛОТА
Итоги завершившейся Гражданской войны оказались плачевными для России. Трагедия расколотого российского общества стала одновременно и трагедией отечественного флота. На переломе нашей истории в первой половине XX в. мы лишились значительной части корабельного состава, опытных моряков. Практически полностью была разрушена береговая инфраструктура флота. Судостроительная промышленность утратила производственные мощности и квалифицированные кадры. Понадобились десятилетия, чтобы восстановить утраченное.
Оценивая состояние флота, наркомвоенмор М.В. Фрунзе писал: «В общем ходе революции и… Гражданской войны на долю морского флота выпали особенно тяжкие удары. В результате их мы лишились большей и лучшей части его материального состава, лишились огромного большинства опытных и знающих командиров, игравших в жизни и работе флота еще большую роль, чем во всех других родах оружия, потеряли целый ряд морских баз и, наконец, потеряли основное ядро и рядового краснофлотского состава. В сумме все это означало, что флота у нас нет»
{61}
.
Сотни боевых кораблей и торговых судов в ходе Гражданской войны и военной интервенции оказались затопленными или разбросанными по всему земному шару. Часть кораблей и судов с юга России и Дальнего Востока с отступающими белогвардейцами ушла в зарубежные порты. Навсегда покинули Севастополь и другие черноморские порты линкор, крейсер, 11 эсминцев, четыре подводные лодки, канонерских лодок, ряд вспомогательных кораблей и десятки коммерческих судов, которые прибыли в Стамбул. Последним российским кораблем, ушедшим за границу, стала канонерская лодка «Гайдамак» под флагом начальника штаба Черноморского флота контр-адмирала Н.Н. Машукова, которая оставила Ялту днем 15 ноября 1920 г.
После разгрома белогвардейцев на Дальнем Востоке в ноябре 1922 г. из Владивостока в Китай ушли 33 корабля и судна различных классов, значительная часть из которых позже перебазировалась в Манилу (Филиппины).
По решению правительства Франции Черноморская эскадра в середине 1921 г. совершила переход из Стамбула во французскую военно-морскую базу Бизерта (Тунис) на Средиземном море. Следует отметить, что французы рассматривали корабли и суда эскадры, прежде всего, как залог уплаты своих крупных займов царской России и расходов на поддержку Белого движения.
РУССКАЯ ЭСКАДРА В БИЗЕРТЕ: МАЛОИЗВЕСТНЫЕ СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ
3 (16) ноября 1920 г. корабли и суда Черноморского флота, вышедшие из портов Крыма, сосредоточились на Константинопольском рейде. Начался один из самых драматических эпизодов истории русского флота — пребывание его на чужбине. Приказом командующего флотом № 11 от 21 ноября 1920 г. Черноморский флот переименовывался в Русскую эскадру. О последних годах существования оперативного соединения кораблей под Андреевским флагом в североафриканском порту Бизерта за последние два десятилетия написано немало. Напомним читателям, что после признания Францией Советской России дальнейшее существование эскадры стало невозможным. 30 октября 1924 г. Андреевские флаги на кораблях были спущены.
Советское правительство очень надеялось увеличить мощь Рабоче-Крестьянского Красного Флота за счет кораблей бывшей Русской эскадры. Требования вернуть корабли начали выдвигаться с августа 1921 г., однако в тот момент юридического обоснования у подобных претензий не имелось. Уже в октябре 1924 г. «Морской сборник», издававшийся в Москве, писал: «Мы не можем сомневаться, что возвращение судов — вопрос ближайшего будущего, так как по самому существу вопроса судьба эскадры ни в коей мере не может быть предметом будущих переговоров, тем более в плоскости экономической. Возвращение судов есть первый шаг, вытекающий из логики вещей, логики момента, из самой сущности факта признания де юре. <…>
Мы не знаем их (кораблей эскадры. —
Примеч. авт.)
действительного технического состояния, но, судя по имеемым точным данным, большинство из судов было приведено в состояние долговременного хранения, побывало в доках и имело ремонт механизмов. И хотя развал личного состава эскадры вначале сопровождался хищениями и попытками распродажи судового имущества и инвентаря, однако нужно думать, наличие некоторой организации на эскадре (появившейся вскоре после прихода в Бизерту) не дало развиться этому явлению.
Во всяком случае долгие годы бесхозяйного существования не могли не отразиться на материальной части судов. С этим придется считаться. Но в длинной череде трудов, намеченных законным хозяином (разрядка в оригинале. —
Как видим, представители Красного Флота имели весьма достоверную информацию о жизни эскадры и даже признавали наличие на ней «некоторой организации». Скорее всего, такую осведомленность можно связать и с определенной разведывательной работой, и с тем, что в этот период существовала еще относительно свободная почтовая связь с заграницей.
