Это было осенью тысяча девятьсот пятьдесят третьего года. Мы с Дмитрием Николаевичем Медведевым сидели у него в кабинете, в его московской квартире в Старопименовском переулке. Разговор зашел о брошюре, незадолго перед тем выпущенной где-то бежавшими вместе с гитлеровцами на Запад украинскими националистами. Там описывался бой бандеровцев с отрядом Медведева у реки Случь. Такой бой действительно был десять лет назад. Несомненно, писал очевидец, в книжке были подробности, которые я отлично помнил. Но только все на деле было наоборот. В действительности победили в бою мы. Бежали, как зайцы, они. И в селе Богуши, занятом нами, в одной из хат я оперировал раненого партизана Абаева, парикмахера из Баку.

— Они приступили к сочинению своей истории! — предостерегающе сказал Медведев, — Знаете, доктор, это симптоматично, как говорят у вас в медицине! Неспроста пишут!

— Стоит ли обращать внимание на это старческое словоблудие! — пренебрежительно отозвался я. — История их уже отмела. Кто им теперь поверит?! Собака лает — ветер носит…

Мы сидели, не зажигая огня, друг против друга в удобных креслах у письменного стола. За потемневшими окнами уютно шумел дождь. Мне было покойно и хорошо. И я думал, что в общем-то мы имеем право отдохнуть после всех битв и предоставить времени самому немножко поработать. Ведь мы достаточно убедительно доказали человечеству правоту наших идей, обреченность старого мира наживы и эгоизма. Теперь, пожалуй, все само пойдет, как нужно…

Медведев откинулся на спинку кресла, характерным, знакомым движением запрокинул голову. Всмотрелся поверх меня во что-то далекое-далекое, точно мы были в степи, а не в уютной московской квартире.

В семидесятые годы прошлого века леса вплотную подступали к уездному городу Брянску. Леса эти нередко становились прибежищем для разных бродяжьих людей, которых в те поры немало шаталось по Руси. В темных чащобах рубились монашьи скиты. Сюда, под Брянск, уходили в поисках работы, а то и просто чтобы пошалить да промыслить на дорогах, беглецы из лежавшей на север печально знаменитой «мальцовщины» — края глухого, в котором неограниченно царствовал владелец стекольных заводов Мальцов. Сам владелец проживал в столицах или за границей, но его управляющие вершили суд и расправу, грабили и насиловали безнаказанно не только на заводах, но и в окрестных селах, поставлявших предприятиям рабочую силу.

Ловкий предприниматель — кулак Губонин хорошо все рассчитал, когда решил именно здесь, на границе между Брянщиной и «Мальцовщиной», у слияния Десны и Болвы, поставить рельсопрокатный завод: и Брянск недалеко, и железная дорога рядом, и дешевой рабочей силы сколько угодно.

Что им открывалось, этим бедолагам, когда они с тощими котомками, в разбитых лаптях выходили на болотистый берег Болвы?

Двухэтажный закопченный корпус завода. Вокруг серые соломенные крыши, едва поднимавшиеся над землей. Несколько господских домов — колония инженеров и высших заводских чиновников.

Когда подросток Коля Медведев убежал из отцовской лавки в Орле и пришел к Губонину, в Бежицу, на заводе уже работало семь тысяч человек. Завод изготавливал стальные рельсы, мосты и железнодорожные вагоны. Мальчика поставили в сталелитейную мастерскую поднимать тяжеленную заслонку на печи. Жил он сперва в землянке, потом в бараке, где были сплошные нары, кучи грязного тряпья и кислый смрад.