Извержение Везувия было назначено на последнюю пятницу восьмого месяца. Конкретное число знал только один человек в Помпеях. Он сам его и назначил. Вернее, вычислил. После долгих наблюдений и кропотливых расчетов, астролог и городской сумасшедший Деций пришел к неутешительному выводу. Любимому городу осталось процветать всего ничего. Каких-то полтора месяца.

Более всего старика Деция поражало и даже чудовищно раздражало, поведение самих горожан. Никто из них и внимания не обращал на то, что земля под ногами периодически трясется мелкой дрожью и гудит, как растревоженный улей. Хотя, чему удивляться. В Помпеях увидеть на улице трезвого человека такая же редкость, как встретить пингвина в полдень посреди пустыни Сахара. Курортный городок на берегу лазурно-бирюзового залива был центром виноделия. Своим знаменитым «помпейским» славился по всему Средиземноморью. И даже далеко за его пределами.

В Помпеях пили все, начиная с крохотных младенцев и кончая дремучими старцами. Пили рыбаки, перед выходом в лазурный залив и после возвращения на берег. Пили торговцы, разложившие свои товары прямо на берегу и вдоль всех центральных улиц города. Пили рабы и их надсмотрщики, знатные дамы и служанки, гладиаторы и зрители… Пили даже домашние животные, собаки, кошки, петухи, индюки. Стоило любой нерадивой хозяйке чуть зазеваться, как какой-нибудь кувшин с вином, которых повсюду в изобилии, опрокидывался, и вся свора домашних четвероногих и пернатых бросалась утолять жажду.

В любом дворе можно было увидеть умильную картинку. Расположившись где-нибудь в тени раскидистого дерева, молодая мамаша, кормит орущего младенца отнюдь не грудью, она меланхолично вливает ему в рот малыми дозами «помпейское» из миниатюрного кувшинчика. Налакавшись, тот, естественно, успокаивается.

Ваня Айвазовский был начинающим художником. Как и все начинающие, мечтал со временем стать знаменитым. Но пока ему невезло. Во всем. Ваня учился в петербургской художественной Академии и подрабатывал карикатурами в газетах. Денег вечно не хватало, учеба тоже особенно не радовала. Сплошная черная полоса.

Личной жизни у Вани практически не было никакой. Девушки на него просто не обращали внимания. Худой, нескладный, с длинным носом и без состояния. Одно слово, провинциал, приехавший покорять столицу. Хоть он и был слегка похож на Пушкина, на Александра Сергеевича, это обстоятельство не влияло на его невезение.

В то утро Ваня подошел к зеркалу, чтоб хоть отчасти воодушевиться. В глубине души, он считал себя интересным юношей. Эдакая творческая натура, художник!

Ваня подошел к зеркалу, вставленному в створку старого шкафа, и уже поднял руку, чтоб поправить свои густые непокорные волосы, когда увидел… Вернее, он НЕ увидел своего отражения! В зеркале, в той убогой комнатушке, что была точной копией его собственной, которую он снимал у глухой старушки на Пятнадцатой линии Васильевского острова, никого не было!