Признаюсь, что книга Александа Шабашкевича захватила меня буквально с первой строки и не отпускала до самого конца. В Америке о таких книгах говорят «page turner», что, в общем, не имеет адекватного перевода на русский; имеется в виду, что страницы как бы сами собой перелистываются, не отпуская читателя. И это в полной мере относится к этой книге. Приведу еще одну типичную американскую характеристику привлекательной книги: a good read. Это идиома не имеет точного перевода. Но приблизительно можно сказать так: увлекательное чтение. И это в полной мере относится к книге Александра Шабашкевича. (В. Познер)
Глава первая
Вороны, встревоженные звуками неожиданно грянувшего духового оркестра, так низко пронеслись над раскрытыми могилами, что пятилетняя Настя испуганно ткнулась в подол матери. А когда музыка закончилась, осторожно высунула нос и огляделась. Люди были большими. Даже очень большими. Или ей так показалось?
Сгрудившись вокруг двух гробов, они насупленно слушали оратора — роботообразного дядьку в черном костюме. Настя почти ничего не поняла из того, что он говорил. Или не запомнила. Только обрывки фраз: «Они были на передовом рубеже борьбы за социализм…», «Проявили мужество и героизм, защищая братский народ Чехословакии…», «Вечная память…». Что-то в этом роде.
Она не понимала. Настя только удивлялась, что дядька этот говорит, обращаясь и не к собравшимся людям и не к тем, кто лежал в гробах. Он обращался к огромной фотографии, на которой были двое: чуть смущенно улыбающийся отец и незнакомый блондин в военной форме, напряженно глядящий перед собой. Точно такую же фотографию, только маленькую, Настя видела дома. На обратной стороне надпись была такая крупная, что даже она смогла прочесть: «Другу Илье Шелепинскому от Сергея Дорохова». Но живым этого папиного друга Настя никогда не видела.
Отец лежал в гробу совсем как живой. Только не разговаривал. И не шевелился. Так же он замирал, когда, не желая играть в прятки, лежал на диване в своем кабинете и притворялся спящим. Тогда Настя изо всех сил дергала за руку до тех пор, пока папа не открывал глаза. Поэтому ей и сейчас захотелось подойти и дернуть отца за руку.
Но мать крепко прижимала ее к своей ноге, точно так же, как стоящая рядом женщина в черном платье — угрюмого мальчика, время от времени повторяя ему: «Не плачь, Игорек, не плачь».
Глава вторая
Игорь Дорохов выглянул в иллюминатор транспортного самолета: с ночного неба тускло подмигивали далекие маленькие огоньки.
«Север, — вздохнул Игорь. — Север и есть север».
И ему вспомнились жирные южные звезды Афганистана, где пришлось в самом начале войны участвовать в нескольких спецоперациях. По ночам звезды там так светили, что не нужно было никаких фонарей.
Также вспомнился Египет в восемьдесят первом. Туда он попал юнцом, только набирался боевого опыта. Сколько же с тех пор у него накопилось этого опыта!
Впрочем, Игорь не очень любил вспоминать. Привычку помнить и размышлять о посторонних вещах из него вышибли еще в училище. Помнить надо было только то, что приказано, или то, что во время выполнения задания позволит выйти из самой тупиковой ситуации.
