Клеопатра Седьмая, одна из самых знаменитых женщин, что когда-либо жили на земле, правила Египтом двадцать два года. В один прекрасный день она потеряла царство; обрела вновь, потом опять едва не потеряла, создала империю — и утратила все. Богиня по праву рождения, царица с восемнадцати лет и знаменитость на все времена, эта женщина еще при жизни удостоилась восторгов и хулы, сделалась героиней сплетен и легенд. В зените славы она владела всем восточным Средиземноморьем, последним из великих египетских царств. В ее руках на краткий миг оказалась судьба всего западного мира. Она родила ребенка от женатого мужчины и еще троих от другого. И умерла в тридцать девять лет спустя четверть века после рождения Христа. Смерть упрочивает прижизненную славу, а конец Клеопатры был внезапным и будоражащим. И с тех самых пор ее история волнует наше воображение. Величайшие поэты и драматурги посвящали ей свои произведения; вот уже две тысячи лет она говорит их голосами. Посмертная жизнь Клеопатры оказалась удивительно насыщенной: она побывала астероидом, компьютерной игрой, рекламной картинкой, маркой сигарет, ночным клубом, игральным автоматом, синонимом Элизабет Тэйлор. Все началось с легкой руки Шекспира. Если бы он только знал…

О ней все слышали, но ее никто не видел. Клеопатра одна из самых известных исторических фигур, но мы не имеем ни малейшего понятия о том, как она выглядела. Более-менее достоверным можно считать одобренное самой царицей изображение на монетах. Это была мудрая и трезвая правительница, которая знала, как построить флот, как подавить мятеж, как чеканить деньги, как накормить голодных. Блистательный римский полководец признавал ее успехи в военном деле. Даже во времена, когда правительницы не были диковинкой, Клеопатра оставалась единственной женщиной, влиявшей на политику империи. Не говоря уж о том, что она была самой богатой женщиной во всем Средиземноморье. И самой могущественной, о чем пришлось вспомнить ее царственному недругу, задумавшему расправиться с соперницей. (Разумеется, у него ничего не вышло.) Клеопатра происходила из древнего рода душегубов и старалась поддерживать семейную традицию, при этом обладая редкостным для своего времени и положения мягкосердечием. Молва приписывает ей неутолимое сладострастие, но о могущественных женщинах всегда ходили подобные слухи.

Ни одна истинно поэтическая биография не обходится без череды катастроф и разочарований, и Клеопатра не исключение. Она выросла среди невиданной роскоши, чтобы унаследовать государство, пребывавшее в упадке. Десять поколений ее предков называли себя фараонами. Хотя, по правде сказать, Птолемеи были греками, и в жилах Клеопатры текло немногим больше египетской крови, чем у Элизабет Тейлор. В один прекрасный день восемнадцатилетняя Клеопатра и ее десятилетний брат стали правителями страны с великим прошлым и туманным будущим. Со времен Нефертити прошло тысяча триста лет. Камни пирамид — к которым царица однажды привела Юлия Цезаря — покрывали хулиганские надписи. Сфинкса перестроили еще тысячу лет назад. Слава некогда великой империи Птолемеев клонилась к закату. Клеопатра выросла в тени Рима, которая вплотную придвинулась к границам ее владений. Ей было одиннадцать, когда Цезарь сказал своим воинам, что если они не станут воевать, захватывать земли и порабощать народы — они не римляне. Один восточный деспот, которому довелось встретиться с Цезарем на поле великой битвы, сформулировал то, что стало причиной бед Клеопатры: римляне что твои волки. Они ненавидели великих правителей и разрушали все, что попадало к ним в руки. Римляне рождались для войны и видели смысл жизни в том, чтобы «погубить или погибнуть самим». Захват последнего богатого царства, еще не превратившегося в римскую провинцию, был делом времени. Египтяне не зря слыли отличными дипломатами: они не только сохранили изрядную долю независимости, но и сами вмешивались в дела римлян.

Отец Клеопатры заплатил огромную сумму за право официально именоваться «другом и союзником римского народа». Его дочери предстояло узнать, что дружбы Сената и даже целого народа недостаточно. Куда важнее подружиться с самым могущественным римлянином. А в охваченной нескончаемыми гражданскими войнами поздней Республике отыскать такого было непросто. На протяжении всей жизни Клеопатра наблюдала, как в Риме постоянно вспыхивали междоусобицы, и величайшие полководцы того времени дважды сходились в смертельной схватке за власть на земле Египта. Римские раздоры сотрясали все Средиземноморье, то и дело заставляя его жителей менять приоритеты и нарушать старые клятвы ради новых. Отец Клеопатры сделал ставку на Помпея Великого, военачальника, чья звезда, казалось, вечно будет сиять над Римом. Помпей стал покровителем его семейства. Помпей развязал войну против Юлия Цезаря как раз в то время, когда по другую сторону Средиземного моря Клеопатра взошла на престол. Цезарь сокрушил соперника в центральной Греции; в сорок восьмом году до нашей эры Помпей бежал в Египет, но был схвачен и обезглавлен, едва ступив на берег. Клеопатре тогда исполнился двадцать один год. Ей не оставалось ничего другого, кроме как склониться перед новым владыкой римского мира. Она действительно покорилась ему, но все же вела себя иначе, чем прочие царьки-марионетки, чьи имена давно забыты. В последующие годы царица старалась обратить римское могущество себе на благо, а когда Цезаря убили, сменив несколько покровителей, примкнула к его протеже Марку Антонию. История этой женщины закончилась, не успев начаться, хотя сама она, разумеется, не могла это знать. После ее смерти Египет стал римской провинцией и вновь обрел независимость только в двадцатом веке.

У кого найдется доброе слово для женщины, которая спала с двумя самыми могущественными мужчинами своей эпохи? Определенно, не у римских историков. Клеопатра воплощала собой вдвойне опасное сочетание; она была женщиной и властительницей, а еще Еврипид предупреждал за много столетий до этого; умные женщины опасны. Римскому историку ничего не стоило объявить, что иудейская царица была чисто номинальной фигурой, а через шесть страниц обвинить ее же в непомерном властолюбии. Или вот еще пример. Брачный контракт первого века до нашей эры обязывал будущую жену быть кроткой и покорной. Он же запрещал ей опаивать мужа зельями. Мы не знаем, любила ли Клеопатра Антония и Цезаря, но нам доподлинно известно, что она вертела ими, как хотела. С точки зрения римлян, египтянка обоих «поработила», хотя на самом деле они сыграли вничью: властолюбивая женщина против вероломного мужчины. Когда у жены первого римского императора Августа спросили, в чем секрет ее влияния на мужа, та ответила: «Я всегда была скромна и благонравна, всегда готова услужить супругу, не лезла в его дела и притворялась, будто не замечаю его многочисленных фавориток». Конечно, эту формулу не стоит понимать буквально. Да и Клеопатра была сделана из другого теста. Ей ничего не стоило призвать к ответу великого полководца в разгар увеселительной рыбалки под томным александрийским солнцем.

Тем летом она собрала отряд наемников в лагере посреди пустыни, под обжигающим сирийским солнцем. Клеопатре исполнился двадцать один год, она была сиротой и изгнанницей. Царице были знакомы и несказанное счастье, и его верная подруга неудача: ныне ее двор располагался за две сотни миль от дворца с ониксовыми полами и дверьми черного дерева. Вот уже год ей приходилось довольствоваться шатром в поросшей колючим кустарником пустыне. Позади были месяцы отчаянной борьбы за жизнь, бегства через весь Средний Египет, Палестину и юг Сирии. На то, чтобы собрать войско, ушла баснословная сумма.

Женщинам ее рода не привыкать к превратностям судьбы, и она без страха готовилась встретиться лицом с лицу с наступавшим врагом. Совсем близко, у морской крепости Пелузий, на восточном побережье Египта собралась двадцатитысячная армия, почти половина сил, с которыми Александр Македонский за триста лет до того завоевал мир. Нынешнее грозное войско состояло в основном из наемников, пиратов, преступников, изгнанников и беглых рабов, собравшихся под командованием тринадцатилетнего брата царицы. Они были равноправными наследниками, но брат отобрал у сестры трон, на котором им надлежало сидеть вместе, как супругам. В его распоряжении была крепость Пелузий с красными кирпичными стенами в двадцать футов толщиной и полукруглыми башнями. Лагерь сестры располагался к востоку от крепости, посреди крутых волн песчаного моря. Час битвы приближался. Положение царицы было безнадежным. Клеопатра VII готовилась выйти на сцену, чтобы не сходить с нее следующие две тысячи лет. Всего через несколько дней ей предстояло войти в историю, то есть столкнуться с неизбежным и совершить невероятное. Шел сорок восьмой год до нашей эры.

Средиземноморье охватило «странное безумие», все передавали друг другу самые немыслимые слухи, толковали о приметах и предзнаменованиях. Над страной повисла атмосфера нервного возбуждения. В течение дня тревога сменялась апатией, решимость — страхом. Некоторые слухи оказались правдивыми. В начале июля Клеопатра узнала, что гражданская война в Риме — апогей противостояния непобедимого Юлия Цезаря и неукротимого Помпея Великого — вот-вот пересечется с ее собственной войной. То были тревожные вести. Сколько она себя помнила, Египет существовал под римским покровительством. Его правители зависели от новой силы, меньше чем за столетие покорившей весь средиземноморский мир. Помпей был близким другом ее отца. Блестящий полководец, он одерживал одну победу за другой, на суше и на море, в Европе, Азии и Африке, приводя под власть Рима все новые народы. И царица, и ее вероломный брат Птолемей XIII были у него в долгу.

Вскоре стало ясно, что шансы Клеопатры погибнуть от руки собственного покровителя и ближайшего родственника примерно равны. Двадцать восьмого сентября Помпей высадился на египетском побережье у крепости Пелузий. Преследуемый Цезарем, он искал убежища и вполне логично предположил, что молодой правитель, чья семья многим ему обязана, не откажет в помощи. Но не так все просто. Дело было за тремя регентами, фактически правившими вместо юного Птолемея: его наставником Теодотом, бравым начальником царской гвардии Ахиллом и евнухом Потином, превратившимся из воспитателя маленького царевича в его первого министра. Внезапное появление римлянина поставило всех троих перед нелегким выбором. Мнения разделились. Отказать Помпею означало обрести могущественного врага. Дать ему приют — обратить против себя гнев Цезаря. Зато мертвый Помпей не смог бы оказать поддержку Клеопатре, к которой был расположен. И не смог бы сам завладеть египетским троном. «Мертвые не кусаются», — изрек учитель риторики Теодот, изящным силлогизмом и холодной улыбкой подведя итог дискуссии. Римлянину послали приветственное письмо и «утлую лодчонку». Помпей не успел ступить на берег: его зарезали прямо на мелководье, на глазах у облаченного в пурпур царя, и уже мертвому отрубили голову

Подобная жестокость произвела впечатление даже на Цезаря. В дни бедствий друзья часто становятся врагами, заметил он. С тем же успехом можно было сказать, что в дни бедствий враги часто становятся друзьями. Советники Птолемея обезглавили Помпея, чтобы угодить Цезарю. Трудно было придумать лучший способ снискать расположение единоличного хозяина Средиземноморья. К тому же такой исход значительно упрощал дело с Клеопатрой. В римской гражданской войне — непримиримом противостоянии, в котором противники не столько встречались на поле брани, сколько грабили, опустошали и жгли — она оказалась на проигравшей стороне.