Седьмое небо

Эйкомб Рини

После автокатастрофы память Синтии превратилась в чистый лист бумаги. Врачи заверили ее, что амнезия — это своего рода защитный барьер, воздвигнутый сознанием, чтобы оградить Синтию от боли, которую кто-то причинил ей в прошлом. Синтия сочла за лучшее для себя не пытаться заглянуть за плотный занавес, окутывающий ее память, и начать жизнь с нуля.

Неожиданно в отеле, где она работает, появляется импозантный богатый мужчина, который заявляет, что Синтия его жена…

1

Целый год — двенадцать долгих бесконечных месяцев — от нее не было никаких известий. Рамон не знал, жива ли она. Синтия исчезла из его жизни бесследно, будто они и вовсе не встречались.

Жестокая, бессердечная стерва!

Тишину кабинета прорезал звонок телефона. Рамон неохотно потянулся за трубкой, даже не открывая глаз, — как будто ему не хотелось прерывать удовольствие методично перебирать свои обиды и страдания. Он взял трубку длинными пальцами и зажал ее между ухом и плечом.

— Милворд, — произнес Рамон чуть хрипловатым голосом, приятно растягивая гласные.

Ожидая услышать сбивчивую французскую речь своего брюссельского управляющего, Рамон был слегка обескуражен, услышав в трубке совсем близко и четко голос Лэнса Торпа. Он скривился.

2

За все те долгие месяцы, что Синтия провела в больнице, медленно возвращаясь к жизни, она ни разу не лишилась чувств, несмотря на боль и страдания. И ее самым сильным желанием все эти двенадцать месяцев было, чтобы кто-нибудь пришел к ней и назвал ее по имени.

И вот теперь, когда это наконец-то произошло, она вдруг упала в обморок.

Именно об этом была первая мысль Синтии, когда сознание проклюнулось в ней сквозь толщу беспамятства. Она лежала на казенном кожаном диване, около нее, нащупывая пульс на запястье, суетилась Айви. Сквозь шум в ушах пробивались приглушенные голоса.

— Как ты? — озабоченно спросила Айви, едва Синтия открыла глаза.

— Он меня знает, — прошептала Синтия.