Еще в машине по дороге из аэропорта Ильяс с гордостью сообщил, что он «финик». Поймав мой вопросительный взгляд, произнес:

– Прошу не путать с финиками, которые растут на пальмах. Тут только до меня дошло, что он считает себя финикийцем. Такое признание мне понравилось. «Значит, в лице Ильяса я найду заинтересованное лицо при осмотре всех финикийских достопримечательностей, невзирая на стоимость бензина», – подумал я. Теперь оставалось претворить в жизнь мои планы: найти и изучить все, что известно о финикийской богине Астарте.

Первым на нашем пути встал Библос

[1]

, ветхозаветный Губал – один из самых древних городов мира, в котором никогда не прекращалась жизнь. Храм Астарты в Библосе – один из древнейших в Финикии, он возведен в середине III тысячелетия до н. э. Такие древние сооружения финикийцев мне доводилось видеть только в городе-царстве Угарит на севере Сирии. Поэтому перед встречей с библосской богиней я испытывал волнение.

Подумать только, пять тысяч лет назад, когда на европейских равнинах и в диких лесах обитали одетые в шкуры заросшие, бородатые, вечно голодные, живущие в землянках первобытные люди, здесь на Ближнем Востоке уже слагали красивые легенды, красавицы щеголяли в модных нарядах, цари купались в роскоши, а простые люди искали утешение у своих влиятельных и всемогущих богов.

Прямая, как финикийская стрела, автострада тянется вдоль моря от Бейрута до Триполи. Качество дорожного открытия отменное, но обилие машин не позволяет Ильясу особенно «разгуляться», его комментарии по этому поводу лучше не приводить.

По левую руку от нас проплывают пальмы, кемпинги, отели, яхтенные стоянки, по правую – сразу от дороги начинаются горы, склоны которых пестрят разноцветьем жилых построек, так плотно сомкнувших свои ряды, что промежутки между городами незаметны для глаза. В незапамятные времена, когда не было туннелей, для того, чтобы преодолеть расстояние от Бейрута до Библоса, требовалось несколько суток. Главное препятствие – горы. Иногда горбатые отроги спускались прямо в море, словно стадо коров к водопою. Один из них под названием мыс Рас эль Кельб, казалось, лизал вытянутым плоским языком водную гладь. Дополнительные трудности создавала долина реки Нахр эль Кельб, римляне называли ее Собачьей рекой. Пройти дальше можно было только возле впадения реки в море и не из-за ее буйного нрава (мостик через неширокую речушку можно перекинуть без труда, тем более что могучие кедровые деревья росли рядом) – выше по течению долина, разрезающая отроги гор, представляла собой глубокое непроходимое ущелье. В римское время в скальной породе прямо над морем на высоте тридцати метров был высечен обходной путь

[2]

. Этот проход среди скал был своего рода игольным ушком, через которое нить продергивалась на узкую равнину, зажатую между морем и горами. Военное значение этого перевала трудно переоценить. Кто держал его под контролем – старался оставить после себя надпись на скалах. А завоевателей, стремившихся овладеть благодатными землями древнего Ливана, было великое множество, и каждый хотел увековечить свое имя на перевале у Собачьей реки.

Первый «автограф» оставил египетский фараон Рамзес II Великий

[3]

. Он поручил своим камнетесам вырубить в скале надпись о том, что войско египтян совершило удачный поход в Финикию. Доподлинно известно, что случилось это в 1286 году до н. э. В следующем году во время войны с хеттами

Была и третья надпись Рамсеса II, но ее стерли по приказу французского генерала Бофора, командовавшего военной экспедицией армии Наполеона III в Ливан в 1860-61 годах. «Автографы» у Собачьей реки – всего их насчитывается двадцать два – являются своего рода «энциклопедией» попыток завоевателей покорить землю Древней Финикии. Они хорошо изучены и описаны учеными, но надежда найти в каменной книге истории новую запись не оставляет искателей приключений, которые в любое время года готовы лазить здесь, иногда даже с риском сломать себе шею на крутых склонах мыса Рас эль Кельб.

Возле моста через Собачью реку наша машина съехала с автострады на старую приморскую дорогу. Скорости здесь ниже, но и машин меньше. Миновав курортную Джунию, мы через двадцать пять минут оказались в Джбейле, на месте которого шесть тысяч лет назад образовалось первое финикийское поселение. Сейчас современный Джбейль – это маленький городок, скорее даже поселок, с населением в три тысячи человек. Его дома (ближе к морю – богатые виллы) расположились вокруг памятников старины: крепости крестоносцев и развалин древнего Библоса. На небольшой площади в центре городка соседствуют средневековые церкви Иоанна Крестителя (сейчас маронитская церковь Йоханы Маруна), православная церковь Божьей Матери и культурный центр. Вокруг масса сувенирных магазинчиков, кафе и ресторанчиков. На улицах городка круглый год оживленно, туристы всего мира приезжают посмотреть на самый древний город на земле, в котором никогда не прекращалась жизнь.

Название Библос (в русской транскрипции – Библ) городу дали греки. Библ являлся одним из крупнейших портов древности, через него в Грецию экспортировался папирус – главный материал по изготовлению манускриптов и книг до изобретения бумаги. Папирус по-гречески означает «библос», отсюда происходит название этого города, а от него известные нам греческие слова «вивлио» (книга) и Библия. Торговые отношения Библоса отличались чрезвычайным разнообразием. Еще в IV тысячелетии до н. э. библосцы были основными поставщиками кедра в Египет. Их мастера вместе с тирскими и сидонскими участвовали в строительстве храма Соломона в Израиле, куда также поставлялась кедровая древесина. Со II тысячелетия до н. э. их корабли стали известны во всем Средиземноморье, где финикийцы продавали ткани, стеклянную посуду, оливковое масло, ювелирные украшения. Библ, или Библос, за свою многовековую историю не раз переживал периоды расцвета и упадка. Было время, когда он затмевал другие финикийские города – Тир и Сидон. Торговля с Египтом, куда направляли лес, вино и оливковое масло, а обратно вывозили папирус, приносила немалый доход. Несколько раз Библос подвергался разграблению завоевателями, поэтому, когда к городу подступила армия Александра Македонского, жители решили сдаться ему без боя, чтобы сохранить в целостности свои жилища. После смерти последнего, Библосом владели Птолемеи, а затем Селевкиды – царские династии, основанные полководцами Александра Великого. С 64 года н. э. с приходом римлян начинается период очередного упадка города. Библос стал хиреть и потерял свое значение транзитного порта, уступив первенство более удобным гаваням Тира и Сидона. В византийское и арабское время значение Библоса еще больше снизилось. Если бы не раскопки, начатые французскими археологами около ста лет назад, о нем не вспомнили бы и по сей день.

Крепость крестоносцев, возвышающаяся над Джбейлем, являлась главным ориентиром, по которому можно было определить местонахождение Библоса. Отсюда, с высоты ее стен, древний город весь как на ладони. Со стороны могло показаться, что вся его территория состоит из большой груды камней. Только ближе к морю виднелось несколько колонн римского времени. Как найти среди этого хаоса остатки храма Баалат Губал – так называли Астарту жители Библоса? Наконец я решил приступить к поискам. Выйдя из крепости, спустился вниз по ступенькам и оказался перед небольшой площадкой, на которой, словно расставленные детской рукой пирамидки, возвышались странные конусообразные и пирамидальные каменные изваяния. – Храм обелисков, – догадался я. – Один из них, самый большой, посвящен богу войны Решепу

[5]

. Об этом я читал в одной из книг по Финикии.

Обойдя вокруг и сделав несколько снимков, я двинулся дальше на запад. Дорога привела меня к небольшой ложбине, в центре которой располагалась шахта глубокого колодца. Я знал, что в центре Библоса находился так называемый царский колодец. Здесь по египетскому мифу, донесенному до нас Плутархом, богиня Исида, прибывшая в Библос забрать тело своего мужа Осириса, поджидала служанок библосского царя, чтобы с их помощью устроиться к нему прислужницей.

Согласно мифу, боги Исида и Осирис были первыми правителями Египта. Сет из зависти убил Осириса и бросил сундук с телом брата в воды Нила, откуда его вынесло в Средиземное море и волнами принесло в гавань Библоса. Здесь на месте сундука выросло дерево, и тело Осириса оказалось внутри него. Царю Библоса дерево показалось подходящим, чтобы сделать из него дворцовую колонну. Зная об этом, Исида упросила царя подарить ей колонну, откуда извлекла тело мужа и оживила его.

Я подошел к краю колодца и заглянул в него. Винтовая каменная лестница вела вниз, очевидно, до самого дна колодца, которого не было видно. Как показали исследования археологов, колодец действительно существовал уже во времена Древнего Египта. Источник с прекрасной водой на его дне снабжал живительной влагой весь город. Поразительно, но колодец действовал еще до конца 1932 года, и вода, говорят, была отменного качества. Я представил себе, как современные ливанские женщины спускались по этой лестнице вниз почти до уровня моря с кувшинами на плечах и, наполнив сосуды, останавливались «почесать языками», как это было более 4-х тысяч лет назад при мифической Исиде.

Двигаясь от колодца дальше на запад в сторону моря, я дошел до остатков длинной стены. Она расположена как раз напротив турецкого дома, являющегося образцом турецкой архитектуры середины XIX века. За ней располагался целый комплекс фундаментов, каждый небольшого размера. Тоже не похоже, чтобы здесь размещался храм Астарты, подумал я. Видимо, это развалины жилого массива древнего Библоса. Судя по количеству «малометражек», так я про себя назвал эти маленькие фундаменты из двух-трех комнат, здесь могло проживать до двух тысяч человек. Незаметно для себя оказался рядом с римской колоннадой. Слева небольшой римский театр, а прямо перед ней – два громадных гранитных саркофага библосских царей. Рядом с ними гробницы, представляющие собой глубокие колодцы-катакомбы.

Интересна технология спуска этих многотонных гранитных монстров. Сначала гробницу заполняли песком и ставили наверху саркофаг. Потом песок выгребали, и тот постепенно опускался вниз, пока не достигал самого дна. Затем на веревках опускали крышку, каждую весом от одной до двух тонн. Для этого камнетесы вырезали на ее концах по две ручки с каждой стороны. В Национальном музее в Бейруте хранится самый ценный из найденных в Ливане – саркофаг царя Ахирама.

Древние финикийцы, и жители Библа не исключение, были чрезвычайно религиозны. Ни шага они не могли ступить по жизни, чтобы не посоветоваться с богами. Их верховным божеством с древности считался Эл – прародитель всех остальных богов. Со временем он уступил позиции своим, более молодым, преемникам и почти не участвовал в религиозных ритуалах. Каждый финикийский регион имел своего главного бога. В нескольких городах – в Тире, Сидоне и Библе – верховным божеством была Астарта, богиня плодородия для многих семитских народов. В Библе она выступала под именем Баалат – Губал, что означает «хозяйка города», ее храм был самым большим. Баалат – Губал пользовалась уважением не только у жителей Библа, но и у древних египтян, которые приносили ей дары, когда приезжали в Финикию за кедром. Соответственно, жители города почитали некоторых египетских богов – Амона-Ра, Исиду, Беса и Хаткора. Египетскую Исиду они отождествляли с библосской Баалат – Губал. По природе Астарта была огненной богиней, поэтому в древности ей посвящали огонь. На тирских монетах времени римского императора Каракаллы

[9]

на ее голове изображено пламя. Как носительнице силы и могущества ей часто были посвящаемы львы. Сама она часто представлялась сидящей на льве (на монетах времени Севера

[10]

и Каракаллы) или на трех львах с поднятой правой рукой и с плетью в левой (на монетах времени Гелиогабала

[11]

), иногда и с воинскими знаменами. Но обычным ее изображением, как женской половины Баала, служила корова. У финикийцев и в их колониях она иногда представлялась в образе коровы, кормящей теленка. Впоследствии это изображение было изменено на изображение женщины с коровьими рогами, так что Астарта стала походить на египетскую Исиду. По замечаниям археологов, изображение Астраты в виде коровы указывало на нее как на кормилицу-мать. Как символу плодородия, ей часто посвящалась вода. Поэтому финикийцы возле ее храма в Афке

[12]

устроили небольшое озеро возле горного источника. Сюда приносились подношения из золота и серебра, одежды из дорогих материй. Если эти приношения были приятны богине, они погружались на дно озера, в противном случае на поверхности плавала не только материя, но и драгоценные камни, изделия из золота и серебра, предметы заведомо не могущие держаться на воде. Некоторые ученые полагают, что она была богиней чистой небесной любви, а культ ее был лишен чувственности, характеризовался суровостью и целомудренностью. Большинство же, основываясь на свидетельствах античных авторов, приходят к противоположному мнению. В любом случае, чтобы представить себе образ богини можно полагаться на прообраз Астарты – вавилонскую богиню любви, плодородия и красоты Иштар, воплощенную в статуе XVIII века до нашей эры, найденной в храме царского дворца в Мари. Позволю себе привести описание этой небольшой (высотой около метра) скульптуры, изображающей богиню в расцвете ее юной красоты:

Однажды финикийская богиня любви Астарта, у древних греков – Афродита, у римлян – Венера, увидела юного охотника Адониса и полюбила его. Высоко в Ливанских горах у водопада Афка случился их первый поцелуй. Афродита так увлеклась юношей, что, забыв обо всем на свете, проводила с ним свободное время. Она охотилась с Адонисом в горах и лесах, и как богиня охоты Артемида, натравливала на зверя собак; старалась, чтобы добыча для ее возлюбленного была не опасной – подбрасывала ему то зайца, то трепетную лань, то чуткого оленя. Греческий бог войны Арес (у финикийцев – Решеп) приревновал красавицу и наслал на Адониса дикого вепря, который пронзил грудь юноши острыми клыками. Раненный Адонис, шатаясь, добрался до грота, где обычно встречался с Астартой – Афродитой и умер у нее на руках. Богиня бросилась в подземное царство, чтобы упросить Персефону, владычицу обители мертвых, вернуть юноше жизнь. Но та разрешила ему приходить к любимой только весной, а в конце лета он снова возвращался к Персефоне. Таким образом, Адонис стал для финикийцев символом пробуждения и увядания природы.

О почитании жителями Библоса молодого Адониса сообщал писатель античного времени Лукиан

[13]

. Он писал, что возле храма Астарты (библосцы называли ее Баалат – Губал) проходили проводы Адониса в подземное царство, нередко сопровождавшиеся оргиями. Под жалобные звуки флейты женщины били себя в грудь, посыпали голову землей, сопровождая все это криками и стенаниями.

Лукиан сообщает также о странном природном явлении, связанном с легендой об Адонисе:

«Есть в Библосе еще одна удивительная вещь – река, которая берет начало в горах Ливана и впадает в море. Местные жители называют ее рекой Адониса. Каждый год в определенное время она вдруг приобретает кровавый цвет. Возле ее устья морская вода тоже становится красной. Таким образом, жители Библоса узнают, что пора оплакивать Адониса. В это время, считают они, Адонис был ранен и умирает».

Далее Лукиан рассказывает, что встречался в Библосе с местным скептиком, который рассказывал ему, что у этого явления есть прозаическое объяснение: просто из-за обильных дождей в реку вымывается горный краснозем, который придает реке красный цвет.

Река Адониса сейчас называется Нахр Ибрахим. Свое начало она берет высоко в горах возле грота, который финикийцы называли гротом Адониса и почитали его как место гибели бога. Кульминацией культовых празднеств в Библе был плач по Адонису в конце лета. Процессии паломников тянулись в горы, чтобы у источника Афка отдать память любимому богу.

Мы с моим ливанским другом Ильясом решили проехать по маршруту, которым шли финикийские паломники, провожая Адониса в подземное царство. Лукиан называл этот путь «дорогой плача» по Адонису. Отложив труды античного автора в сторону, я решил ознакомиться с главой «Адонис в Сирии» из книги знаменитого английского культуролога, этнографа и историка Джеймса Фрэзера «Золотая ветвь», посвященной исследованию культа Адониса. Более 100 лет назад Фрэзер посетил долину реки Ибрахим и селение Афка, рядом с которым находится грот Адониса и красивейший водопад. Не могу не поделиться с читателем отрывком из этой замечательной книги. Лучше, чем Фрэзер, вряд ли кто еще так романтично описал бы величие этих мест.

«В Афке находилась знаменитая роща и святилище Астарты, которое было разрушено по приказу императора Константина. Место, на котором находился храм, было обнаружено современными путешественниками около убогой деревушки Афка, которая расположена на опушке романтического, дикого, поросшего лесом ущелья Адониса. Она стоит среди вековых ореховых рощ на краю обрыва. Неподалеку от этого места река вырывается из пещеры… и каскадами низвергается на самое дно долины. Чем ниже, тем роскошнее и гуще становится растительность, вырываясь наружу из всех этих трещин и расщелин. Она простирается зеленым покрывалом над ревущим, грохочущим на самом дне огромной пропасти, потоком. Есть нечто восхитительное, почти опьяняющее в свежести этой низвергающейся каскадом воды, чистоте горного воздуха, в яркой зелени растений. Храм, на месте которого до сих пор возвышается несколько отесанных глыб и прекрасная колонна из гранита, занимал обращенную к устью реки террасу, с которой открывался великолепный вид. Через пену и рев ниспадающих вод взгляд скользит вверх к пещере и достигает, наконец, грандиозных обрывов, возвышающихся над ней. Утес этот настолько велик, что козы, которые передвигаются по его краям, ощипывая молодые побеги на кустах, кажутся находящемуся внизу наблюдателю муравьями. Со стороны моря открывается особенно впечатляющий вид, когда солнце наводняет это глубокое ущелье своим золотым светом, обнажая фантастические опоры и закругленные башни этого горного укрепления, мягко падая на лесную зелень. Именно здесь Адонис, согласно преданию, в первый или в последний раз встретил Афродиту, здесь же было похоронено его истерзанное тело». Я надеялся обнаружить у Фрэзера описание маршрута паломников, а нашел прекрасное описание местности, с которой связывался миф об Адонисе. Ну что ж, тем интереснее будут наши поиски.

Руководствуясь наставлениями Лукиана и вдохновленные рассказом Фрэзера, мы выехали на поиски. Ильяс, хоть и был местным жителем, дорогу к водопаду Афка, на который мы ориентировались, не знал. Потому часто спрашивал у проезжающих мимо водителей дорогу. Успокаивало, что финикийским паломникам, несомненно, было тяжелее. Поскольку им необходимо было пройти по Ливанским горам от храма Баалат – Губал в Библосе до водопада Афка расстояние почти в пятьдесят километров, они разбивали маршрут на три перехода. В первый день, проходя через село Адонис, вдоль русла Вади Фидар, процессия достигала плато, которое называлось «Ипподром на скале». Сейчас здесь находится селение Машнака. Переночевав, двигались к селению Иануа – сейчас местечко Мугейр, где, поклонившись храму Адониса, ночевали. Отсюда шли к водопаду Афка – месту гибели Адониса.

Найти остановки финикийцев было сложно. Помог случай. Илья взял в машину попутчика, которому нужно было ехать в нашем направлении. Благодаря ему, мы и нашли место первой стоянки.

– Здесь, – сказал он на одном из поворотов горной дороги, сделавшей очередную петлю. Машина остановилась на небольшом пятачке, возле невысокой насыпи из битого камня, явно древнего происхождения. Преодолев это несложное препятствие, я, казалось, вернулся на машине времени на две тысячи лет назад. Открывшийся вид был одновременно величествен, суров и романтичен: небольшое плато, усыпанное первыми весенними цветами и античными осколками, на краю которого четыре римские колонны, подпираемые портиком, а за ними амфитеатром, упирающемся в небо, заснеженные вершины гор. Я мысленно дорисовал недостающую часть храма соразмерно уцелевшим колоннам, и определил, что, если бы он остался в целости и сохранности, то его тыльная часть располагалась бы как раз у кромки обрыва. Подойдя к его краю, я ощутил себя птицей в полете над открывающейся панорамой долины реки Нахр Ибрагим – впереди меня звали заснеженные пики гор, а внизу, там, куда узкой змейкой убегала река, сквозь туманную дымку еще виден был кусочек Средиземного моря. Здесь, в соединении рукотворного храма и Ее Величества Природы, проходили обряды первого дня паломничества жителей Финикии. Удивительно, но почти в двух десятках метров от места поклонения языческим богам соседствовало одно из древнейших мест христианского Ливана. Если спуститься с насыпи назад к дороге, то через заросли кустарника можно увидеть древнюю маронитская церковь. Миссионеры – марониты появились в долине реки в VII веке нашей эры. Но церковь, судя по всему, сооруженная из камней явно взятых на развалинах, казалась гораздо старше. Ильяс – маронит по религиозным убеждениям, пытался открыть дверь, но тщетно, она была крепко заперта. Подойдя ближе, я увидел в стене кусочек капители явно римского происхождения. Церковь – приземистое сооружение без прикрас, по форме напоминающая пенал для первоклассника, находилась на небольшой полянке, в тени двух раскидистых деревьев. Чувствовалось, что это место заряжено положительной энергетикой: дышалось легко и свободно, ощущался прилив сил. Хотелось остаться и побыть здесь дольше, но неизведанный маршрут звал нас дальше. В Мугейре, месте второй остановки паломников, Ильяс долго беседовал с водителем проезжавшей мимо машины. Удивительно, что в такой глуши они еще попадались – мы уже километров на тридцать с лишним углубились в горную систему Ливана. Жителей селения не было видно. Молодежь, вероятно, подалась на заработки, ну а старики, вероятно, наслаждались утренним кофе.

Я с нетерпением ожидал сообщений о финикийских древностях. Где-то здесь по моим данным должен был находиться храм Адониса, который местные жители по цвету камня, из которого он сложен, называли «голубым Георгием».

Слова Ильяса немного разочаровали. Местный житель, которого он остановил, поведал, что справа от дороги находятся руины древней маронитской часовни, а рядом разграбленные могилы семи первых маронитских патриархов. О храме Адониса он ничего не знал. Но я не отчаивался. Опыт подсказывал мне, что древние христианские храмы Сирии и Ливана возводились из камней, взятых на развалинах античных храмов. Тем более в кладке стены часовни я заметил несколько камней голубоватого оттенка. Долго искать не пришлось. Слева от дороги, на расстоянии двадцати метров, я обнаружил развалины нескольких зданий. Часть из них сохранила участки глинобитных стен. Я знал, что в римское время здесь находился городок Иануа – это, видимо, и были его руины. Среди них за металлическим решетчатым забором я увидел величественные остатки здания прямоугольной формы, с неплохо сохранившимися стенами, выложенными из хорошо отесанного камня серовато-голубоватого цвета. Не было сомнений – передо мной во всей красе предстал храм Адониса. Или, как его называли местные жители – «Мар Джурджос азрак». Думаю, если бы мы спрашивали часовню «Святого Голубого Георгия», то нам его сразу бы показали. Видимо, языческое название – храм Адониса – уже стерлось из памяти людей. Что ни говори, а минуло с той поры около двух тысяч лет. Отсюда до Афки оставалось всего двенадцать километров, но это была самая сложная и длительная по времени часть маршрута. Дорога, словно извивающаяся змея, скользила по краю пропасти, то и дело, пытаясь опрокинуть нашу машину в бездну. Места были совершенно безлюдными, поэтому мы подолгу стояли на небольших развилках. Наградой за долготерпение были замечательные виды заснеженных гор.

Наконец мы оказались у конечной цели нашего путешествия. Сначала послышался рев водопада. Потом из-за поворота показался он сам, с мощной силой низвергающийся из грота. В нем в римское время было святилище Адониса. О том, что это исконно финикийский бог, говорит перевод его имени. На финикийском наречии «адон» – означает «господь», «господин». Напротив грота по другую сторону дороги – остатки храма Астарты. Разрушенный императором Константином Великим

[15]

, он ненадолго был восстановлен при Юлиане Отступнике

[16]

. Однако, десятки ленточек, привязанных к веткам старого дерева, растущего рядом, говорили о том, что Афка и сейчас священное место для христиан и мусульман. Первые ассоциирует его с Девой Марией, вторые – с некоей женщиной по имени Захра. И те, и другие совершают сюда паломничество, веря, что молитвами излечатся от болезней и бесплодия.

В молчании стояли мы у грота Адониса. По легенде в местах, где капала его кровь, распускались прекрасные анемоны.

Наша машина мчит по автостраде на юг от Бейрута. Наконец сбывается моя давнишняя мечта. Я еду в библейский город Сидон, современную Сайду. Из Ветхого Завета известно, что Сидон был первенцем Ханаана, сына Хама, который, в свою очередь, был сыном знаменитого Ноя. Далее библейская жизнь Сидона воплотилась в городе, носящем его имя.

Жители Сидона, искусные мастера, камнетесы и плотники, принимали участие в строительстве храма Соломона, и храма, возведенного после возвращения евреев из вавилонского плена. Сидонские корабли бороздили просторы Средиземного моря, развозя в самые отдаленные уголки дорогую одежду, посуду, изделия ювелирных мастеров. Особой красотой отличались сидонянки, но только одна навеки вошла в историю. Это красавица Иезавель, дочь сидонского царя Итобаала, персонаж Ветхого Завета. Она вышла замуж за царя Ахава и пыталась ввести в Израильском царстве культ богини Астарты, которую почитала наравне с другим финикийским богом Балом. О красоте Сидона ходили легенды. И это несмотря на то, что, по крайней мере, дважды в своей истории он разрушался до основания. Около 1200 года до н. э. филистимлянами, входившими в состав «народов моря», а в VII в. до н. э. ассирийцами, царь которых Асархаддон

[17]

при этом гордо изрек: «Я снес его стены и дома и сбросил в море…». Персидский путешественник Насир Хосров писал в XI веке о Сидоне: «Хорошо сложенные стены города имеют четверо ворот. Базары так нарядно разукрашены, что можно подумать: продавцы вот-вот ожидают в гости султана. Сады разбиты с таким вкусом, что могут удовлетворить каприз любого царя».

Город и сейчас славится своей красотой. Широкие проспекты, засаженные цветами и пальмами, соседствуют здесь с узкими улочками и средневековыми базарами.

Первое, что бросается в глаза на подъезде к Сайде, это Морская крепость (Калаат аль Бахр). Крепость построена крестоносцами на крохотном островке, прикрывающем вход в Северную бухту – единственную из четырех гаваней древнего Сидона, не потерявшую свое назначение как место стоянки кораблей. Большинство исторических мест Сайды сосредоточено в районе этой гавани. Одно из них – холм из раковин, служивших источником добычи пурпурного красителя. В греческой легенде так сообщается об открытии свойств пурпура.

Финикийский бог Мелькарт, покровитель мореплавателей и главный бог Тира, соперника Сидона, как-то прогуливался вдоль средиземноморского побережья вместе со своей собакой и нимфой Тирос. Собака, резвясь на песке, нашла большую раковину и разгрызла ее. Мелькарт обратил внимание, что на песок из пасти его любимца закапала слюна, окрашенная в алый цвет. Бог собрал слюну и выкрасил ею платье и подарил своей супруге.

Чудодейственной силой источать пурпур обладают раковины двух видов Murex trunculos и Murex bandaris. Римский ученый и писатель Плиний Старший

[18]

, автор «Естественной истории» донес до нас технологию этого производства. Из раковин извлекали моллюсков, потом давили их каменным прессом и выдерживали три дня под консервирующим слоем соли. Затем десять дней выпаривали в котлах на слабом огне, после чего опускали в котел ткань и сушили ее на солнце. Уже под действием солнечных лучей происходило волшебное преображение – она становилась пурпурной. Секрет окраски держали в тайне. Ноу-хау приносило финикийцам огромные барыши. Окрашенная в пурпур материя ценилась не только за красоту, но и за то, что не линяла при стирке и не выгорала на солнце, благодаря чему из нее выгодно было шить одежду для армейских подразделений. А что говорить о знаменитых модницах Древнего мира царице Савской, Семирамиде и Клеопатре? Ведь финикийские умельцы добивались самых разных оттенков тканей – от розового до лилового и фиолетового.

Пурпурная материя высшего качества ценилась буквально на вес золота. Во времена императора Диоклетиана высшая цена, которую давали за один фунт окрашенного шелка, достигала сто пятьдесят тысяч денариев, а твердая цена одного фунта золота в слитках составляла пятьдесят тысяч денариев. Теперь понятно, почему одежда из пурпура являлась привилегией царей, высшей знати, жрецов и богатых людей. Высокая цена объяснялась не только высоким спросом на изделие, но, и, в неменьшей степени, трудоемкостью его изготовления. Из килограмма жидкости красителя-сырца после выпаривания оставалось каких-нибудь шестьдесят граммов красящего вещества. В настоящее время очень немногое напоминает нам о древнем финикийском промысле пурпура, ведь большую часть отходов море уносило назад в свою пучину. Поэтому холм из остатков ракушек в самом центре Сайды стал естественным историческим памятником, популярным среди туристов. Покрытый слоем земли с расположенным на нем кладбищем, он дает ученым основание предположить, что в его недрах скрыто более двухсот тысяч кубических метров остатков ракушек. Его необычное расположение в непосредственной близости от древнего Акрополя Сидона делает понятным жалобы людей античного времени на надоедливый дурной запах, который исходил от мест пурпурных промыслов.

С Ильясом, моим гидом и шофером в одном лице, мы приехали в Сайду, чтобы найти здесь финикийские древности. Мне было известно, что Астарта являлась главным божеством Сидона. Каждый царь старался посвятить богине новый храм. Что говорить тогда царю Эшмуназзару

[19]

, мать которого Амаштарт была главной жрицей Астарты – он воздвиг в честь любимой богини целых два храма. Но найти в Сайде хотя бы один невозможно, потому что, в отличие от Библоса, древний Сидон расположен под современными жилыми кварталами города. На мою долю оставалось найти развалины финикийской крепости и Акрополя. Мы долго кружили по Сайде. Через каждые двадцать метров Ильяс останавливал проходящие машины или просто прохожих, чтобы узнать у них о чем-нибудь хоть немного похожем на древности, или хотя бы путь, указывающий на их присутствие. По моим наблюдениям, он опросил не менее тридцати человек и не получил ни одного вразумительного ответа. Уверен, другой махнул бы рукой, но только не мой спутник. Не забудем, Ильяс считал себя финикийцем, а по мере того, как мы находили все больше мест, связанных с финикийскими древностями, он стал одержим идеей сохранять и популяризовать память о далеких предках в среде современных ливанцев. Наконец мы увидели древние развалины, окруженные металлическим забором. На единственной двери висел огромный металлический замок. – Наверное, это финикийская крепость, – Ильяс едва сдерживал радость.

Я видел, что он наполнен решимостью, как мальчишка даже перебраться через забор, хотя перед поездкой инструктировал меня, что в Сайде нужно вести себя осторожно, по возможности не привлекая внимания окружающих. Сайда район влияния движения Хезболла. Северяне, а Ильяс вырос в горах на севере Ливана, редко заезжали сюда, не ожидая от такой поездки ничего хорошего. Мать и жена Ильяса выступали категорически против нашего вояжа. – Я вовсе не боюсь, – горячился Ильяс вечером накануне поездки. – Если бы у меня не было ни семьи, ни детей (а у него было как раз двое – мальчик и девочка), я бы не сомневался ни на минуту. Не знаю, как удалось убедить его. Возможно, помогло сообщение, прозвучавшее из моих уст в последний момент. Как можно более равнодушно я сообщил, что недалеко от Сайды есть остатки храма Астарты. Теперь я видел, что Ильяс настолько увлекся нашими поисками, что готов пожертвовать принципами. – Нет, Ильяс, – я как мог пытался остудить внезапную радость моего помощника. – Ты ошибся на тысячу лет. Это явно не финикийское сооружение. Судя по всему, перед нами развалины крепости Людовика Святого

Но Ильяса трудно разубедить, если он настаивает на чем-то. В нашем споре он решил прибегнуть к «третейскому судье». Что вылилось в долгий разговор со стоящим неподалеку возле своей машины горожанином.

– Вот Ахмад готов подстраховать нас, если в дело вмешается полиция, – Ильяс подошел ко мне вместе с новым знакомым. – Он даже готов составить нам компанию, а если придется, заявит, что мы не хулиганы и у нас сугубо научный интерес. Ты должен поздороваться с ним очень вежливо. Но здесь в ходу не французские «бонжур» и «о ревуар», – предупредил Ильяс, – а арабские приветствия. Я поклонился как можно вежливее и произнес: «Салям алейкум».

Получив традиционный ответ: «а салям алейкум», я решился на хитрость. Нарушать правопорядок в центре города мне не хотелось, да и незачем. Тем более что я твердо был уверен: перед нами крепость Людовика Святого. Я протянул новому знакомому книжку немецкого автора Карла-Хайнца Бернхардта «Древний Ливан», которую использовал в качестве путеводителя, предварительно открыв страничку с фотографией, на которой находились лежащие на полу древние изваяния. Под фотографией красовалась подпись «Сидон. Антропоидные саркофаги акрополя. V–IV век до нашей эры».