В книге представлена новеллистика крупнейших нидерландских прозаиков, таких, как В. Херманс, Я. Волкерс, С. Кармиггелт, Г. Мюлиш, а также произведения молодых писателей, недавно начавших свой путь в литературе.
Грустные воспоминания о военном и послевоенном детстве, тема одиночества человека — вот только некоторые аспекты, затронутые в этих новеллах.
От составителя
В послевоенной нидерландской литературе рассказ снова, как и в начале века, стал одним из самых популярных жанров, изрядно потеснив роман. В Нидерландах есть немало новеллистов, которые не написали ни одного романа (Белькампо, Симон Кармиггелт, Ремко Камперт и др.), но нет ни одного сколько-нибудь значительного романиста, который не обращался бы к жанру рассказа. И на это есть свои причины. В течение последних тридцати лет западноевропейский, а вместе с ним и нидерландский роман пережил столько метаний между чистым экспериментом и документальной прозой, что постепенно утратил былую классически ясную форму и присущий ему в XIX веке и в 20–30-х годах XX столетия широкий демократизм и не раз ставил писателей Западной Европы перед вопросом: а не умер ли современный роман, не исчерпал ли он все свои возможности? Пророчества о гибели романа оказались преждевременными. Но несомненно, в 50–60-е годы он испытывал серьезный кризис, и поэтому неудивительно, что многие писатели-романисты обратились к рассказу как наиболее лаконичному и вместе с тем чрезвычайно емкому способу художественного отображения и постижения действительности. Малая форма не освобождает от большого содержания. Прибегая к старому сравнению, можно сказать, что рассказ, как капля воды, способен отразить вселенную — все многообразие авторского взгляда на жизнь и на искусство. В наш век пристального интереса к судьбам отдельных людей рассказ, сосредоточивающий основное внимание на одном характере или на одной ситуации, как нельзя лучше отвечает потребностям времени.
В предлагаемом советскому читателю сборнике представлено творчество нидерландских писателей разных поколений и разных художественных школ. Некоторые из них дебютировали еще до войны (Белькампо, С. Кармиггелт), другие опубликовали свои первые книги в 70-е годы (Д. Валда, М. ван Кёлен). О жанровом многообразии и больших возможностях современного нидерландского рассказа свидетельствуют используемый авторами широкий диапазон форм и обращение к традициям мировой литературы — от гротеска и фантастики (Белькампо, Г. Мюлиш) до критического реализма (В. Ф. Херманс, Р. Геел), от классически построенной новеллы (В. Ф. Херманс) до притчи и миниатюры (Я. М. А. Бисхёвел, С. Кармиггелт).
Нидерландское искусство издавна складывалось в развитии и взаимодействии двух направлений — реалистического отображения действительности с вниманием к мельчайшим деталям быта и углубленным психологизмом в изображении человека (живопись «малых голландцев», творчество Рембрандта) и гротескно-дидактической интерпретации действительности (вспомним хотя бы полотна И. Босха и Питера Брейгеля Старшего). Эта традиция жива в нидерландском искусстве по сей день и нашла своеобразное выражение в творчестве Белькампо, Гарри Мюлиша и Боба ден Ойла. Сочетание реализма и гротеска особенно наглядно проявляется в рассказе Белькампо «Великое событие», повествующем о том, как в маленьком провинциальном городке Рейссене, который описан со всей реалистической тщательностью, происходит Великое событие — начинается Страшный суд. Для усиления достоверности и создания эффекта присутствия автор вводит в действие рассказа самого себя. Картины Страшного суда напоминают своей детальностью и суггестивностью сцены ада из триптихов И. Босха или «Низвержение ангелов» Питера Брейгеля Старшего. Такое сочетание фантастики и реальности позволяет писателю, не впадая в карикатурность описания дел земных, предать суду небесному и человеческому ханжество, стяжательство, провинциальную косность и бессмысленность мещанского существования. Г. Мюлиш в «Границе» и Боб ден Ойл в своих рассказах достигают сатирического эффекта другим путем: они не вносят в повествование прямых элементов фантастики, а доводят до абсурда вполне реальные ситуации или отдельные черты характера своих героев. Смех, ирония, звучащие в их произведениях, а также в творчестве С. Кармиггелта, Р. Камперта, Р. Геела, — это оружие в борьбе с абсурдностью окружающего мира. Как говаривал Анатоль Франс, «веселость мыслящих людей — это смелость духа», и свидетельствует она, по выражению советского литературоведа В. Шкловского, «об ощущении превосходства художника над действительностью».
Сила воздействия рассказов-миниатюр С. Кармиггелта, проникновенного лирика и тонкого ценителя юмора, заключается в отличие от уже упомянутых писателей не в создании исключительных ситуаций, а в открытии нового в повседневном, незнакомого в знакомом. Автор бросает новый свет на привычные предметы и явления, заставляя нас задуматься и по-иному взглянуть на окружающий мир. Таков рассказ «Свобода», развенчивающий миф о свободе в буржуазном обществе, таковы согретые особым, присущим только С. Кармиггелту печальным юмором миниатюры «Счастливое детство» и «Юфрау Фредерикс».
Тема одиночества человека в буржуазном обществе, его тотального отчуждения, нашедшая лирическое или сатирическое воплощение в некоторых рассказах С. Кармиггелта («Звезды», «Наш современник»), получает трагическое развитие в творчестве таких крупных нидерландских прозаиков, как В. Ф. Херманс («Электротерапия»), Я. Волкерс («Снежный человек»), Хейре Хейресма («Смерть незаметного старика»). Здесь люди и окружающая жизнь не только враждебны героям, но и губительны, смертельно опасны для них, приводя нередко к трагическому исходу или навсегда калеча их жизнь. И самое трагичное то, что в безумный танец насилия и обезличивания человека могут вовлекаться дети. Сознавая это, нидерландские писатели всей страстью и силой своего таланта протестуют против «жертвоприношения» детей на алтаре отживших традиций и чистогана. И следует подчеркнуть, что тема детства в буржуазном обществе наших дней получила в современной нидерландской литературе широкое распространение. Г. Флобер отмечал в одном из своих писем, что «грусть не что иное, как безотчетное воспоминание». Грустью воспоминаний о военном и послевоенном детстве, печальным сожалением о безвозвратно утерянных и неиспользованных возможностях окрашены многие рассказы писателей, пришедших в литературу в послевоенные десятилетия. Таковы рассказы Я. Волкерса, Д. Валды, «Поездка в Зволле» Р. Камперта, изумительный по своей тонкости и лиризму рассказ Ж. Хамелинка «Сквозь пелену и сна, и слез».
Белькампо
ВЕЛИКОЕ СОБЫТИЕ
Наша Земля круглая, и повсюду на ней свирепствует история. Поднимаются восстания, шатаются троны, падают короны, взрываются бомбы, несутся к небу крики, течет кровь.
Но я знаю один городишко, который остался таким же, каким он был в день своего основания, — Рейссен. Что я сказал? Рейссен остался? Нет, Рейссен оставался таким, ибо Рейссена больше нет, и ничего больше нет, даже тебя, читатель, больше нет. Прочти этот рассказ и пойми, что тебя больше нет.
Итак, Рейссен. Широкая полоса лугов и болот ограждала его от всех мировых потрясений — здесь ни разу не взорвалась бомба, ни разу чужой штык не проникал в городские пределы, ни разу недолговечные, а стало быть, бесполезные призывы не тревожили рейссенцев. Правда, некогда здесь были земляные укрепления, но их срыли еще до начала Нидерландской революции. «Эта революция показалась нам ужасно длинной, — сказал якобы один из городских советников, — из-за засохшего дерьма повсюду, в нем-то, друзья, и было все дело. Порядок в городе куда-то пропал».
О порядке в городе не забывали, но скот по-прежнему содержался в домах, возле дверей лежали кучи навоза, коровы и свиньи бродили по улицам, на свой лад улучшая проезжую часть, хотя в конце концов для целей благоустройства был построен большой завод. Городишко с таким образом жизни не мог, разумеется, играть какую-либо роль в нашем мире, равно как и человек, не пожелавший отказаться от провинциальных манер.
Однако же Рейссен располагал всем, что могло обеспечить ему полнейшую самостоятельность и независимость.
