ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.
Дорога на гору Кифхойзер ведет вас между уютных тюрингских деревенек, тесно сгрудившихся вдоль линии шоссе. Ряды фруктовых деревьев, склонившихся под тяжестью плодов над дорогой, как бы подчеркивают мирность пейзажа, его мягкость. Привычная в этих местах дымка скрадывает линию горизонта.
Если ехать от Эрфурта, то горы возникают неожиданно. Вы минуете городок Бад Франкенхаузен, вошедший в историю тем, что здесь в начале ХII века произошло последнее сражение Великой крестьянской войны, во время которого был взят в плен борец за свободу немецкого народа Томас Мюнцер. Еще несколько сот метров по улочкам Франкенхаузена — и перед вами развилка дороги. Стрелка направо предлагает вам ехать к горе Кифхойзер и телевизионной башне; стрелка налево — к «Логову Барбароссы». Если отбросить перспективу осмотра телевизионной башни, которая не связана ни с какими историческими реминисценциями, то путешественнику предстоит решить дилемму — на Кифхойзер или в «Логово»?
У легенд бывают странные судьбы. Такова и судьба легенды, связанной с именем Фридриха Барбароссы, Хотя сегодня имя императора Фридриха I Барбароссы, царствовавшего в ХII веке, вызывает у нас самые недобрые воспоминания, народная молва средних веков связывала с ним надежды на восстановление былой славы немецкой нации. В далекие времена появились рассказы о том, что некий монах открыл чудесную тайну племянника Барбароссы, императора Фридриха II, который якобы жив, но только скрывается в подземелье горы около Зальцбурга. В один чудесный день, когда засохшая груша вдруг принесет плоды, король Фридрих П выйдет из-под земли и снова созовет свои победоносные полки.
Шло время, менялись песни, менялись легенды. Хроника ХV века говорит уже не о племяннике, а о самом Фридрихе I Барбароссе, который спит глубоко в горе Кифхойзер, что недалеко от Гарцских гор. Он спит на скамье подле круглого стола, и его длинная борода стелется по земле. Придет время, разверзнутся каменные недра Кифхойзера, выйдет на свет старый король и возродится могущество немецкой империи...
У ИСТОКОВ. Глава 1.
Когда родился план «Барбаросса»?
Нет ничего важнее для летописи нашего времени, чем раскрытие тайны, в которой рождается война. Когда Ленин говорил о необходимости раскрытия этой тайны, он наметил одну из тех задач, решение которых может стать условием обеспечения мирного существования народов всего земного шара. Ибо нет другой такой тайны, которую бы властители империалистического мира берегли столь же тщательно и, надо оказать, искусно. Здесь не только применяются хитроумнейшие запоры секретных сейфов, но и пускаются в ход хитроумнейшие приемы политической и идеологической дезинформации, которые действуют не только
до
возникновения войны, но и
после ее
окончания.
Вот почему, приступая к рассказу о генезисе гитлеровского плана «Барбаросса», мы должны установить его обстоятельства — как принято говорить в классической драматургии — в триединстве «времени, места и действия». Начнем же со времени.
Казалось бы, проще всего взглянуть на документ, носящий название «Директива № 21. Операция Барбаросса». На нем стоит дата: 18 декабря 1940 года
[1]
.
Или можно заглянуть в документ, который является своеобразной «энциклопедией агрессии», — в служебный дневник начальника генерального штаба сухопутных войск нацистской Германии генерал-полковника Франца Гальдера. Мы еще будем иметь возможность вернуться к обстоятельствам появления этого важного документа, но сейчас нам важно констатировать наличие там записи, касающейся похода на Восток и датированной 30 июня 1940 года: «Взоры обращены на Восток»
[2]
.
«Второе правительство»
Вопрос о том, какие социальные силы привели Гитлера к власти, продолжает интересовать историков до сегодняшнего дня, и нельзя сказать, что этот интерес является чисто академическим. В конечном счете предупредить повторение роковых событий прошлого можно лишь в том случае, если будет поставлен социальный диагноз агрессии. Тем самым анализ социальных корней нацизма приобретает исключительно важное и принципиальное значение.
К этому надо добавить еще причину личного порядка, которая заставляет автора более подробно остановиться на данном вопросе. Она состоит в следующем. Некоторое время назад я написал книгу «По следам Мартина Бормана». Эта книга, вышедшая также на немецком языке, вызвала ряд откликов, в том числе и со стороны одного из самых солидных буржуазных публицистов Западной Германии, ныне покойного Пауля Зете. Весьма доброжелательная, эта рецензия тем не менее предъявила автору ряд упреков — в первую очередь упрек в предубежденности социального анализа. Отметив, что в рецензируемой книге предпринимается попытка «объяснить феномен Бормана и других фюреров нацистской партии историей классовой борьбы» и что для автора «Борман является болотным цветком пучин капитализма», Пауль Зете замечал: «Экономическое понимание истории может помочь историку. Западные авторы сделали бы доброе дело, если бы они больше уделяли внимания этому методу. Но тот, кто, подобно Безыменскому и его марксистским друзьям, проявляет такую односторонность при защите своей точки зрения, совершает ошибку». Зете утверждал, что нельзя строить вывод о связях Гитлера с монополиями на цифровых данных пожертвованиях крупных фирм в пользу Гитлера, ибо эти пожертвования, по мнению Зете, потекли в нацистскую кассу только после того, как Гитлер пришел к власти
[15]
. Пауль Зете был сравнительно «терпим» в своих формулировках. Зато такой западногерманский историк, как Вильгельм Тройе, прямо объявляет связи между нацизмом и монополиями «вымыслом». Немецкий промышленный институт в Кёльне даже выпустил специальную работу, в которой отрицается всякая причастность промышленников к приходу Гитлера к власти. Откуда же такое усердие?
Начнем с вопроса об источниках финансирования той или иной партии в условиях веймарской Германии. Даже если исходить из общеизвестного факта, что нацистской партии удалось в конечном счете получить голоса 14 миллионов избирателей, то любой человек, знакомый с механизмом буржуазной парламентской демократии, поставит перед собой вопрос о финансовых источниках подобного успеха. Далее, любой человек, имеющий представление о том, чего стоит содержание постоянных военизированных сил, спросит: откуда брались деньги на многосоттысячные штурмовые и охранные отряды Гитлера?
Вопросы финансирования, несомненно, ставили перед собой также Гитлер и другие руководители тогда еще малочисленной партии, которая начинала свою борьбу за власть: ведь в эту борьбу за власть нацистская партия включалась в условиях, когда основные средства немецких фирм шли на финансирование ведущих парламентских партий буржуазии — немецкой национальной партии или немецкой католической партии центра. Все это было так. Но тем не менее — или именно поэтому с самых первых шагов нацизма его руководители ориентировались на крупных «доброхотных деятелей». Списки же «доброхотных деятелей», вносивших пожертвования в фонд гитлеровской партии НСДАП, читаются как регистры крупнейших фирм тогдашней Германии.
О тех, кто захлопнул «двери истории»
Но здесь я сразу предвижу вопрос: позвольте, разве именно связь с финансово-промышленными кругами заранее предопределила антисоветскую направленность нацизма? А советско-германский договор 1922 года? Ведь и договор в Рапалло заключили круги того же социального характера?
Автору книги не раз пришлось беседовать с человеком, который представляет собой своеобразный исторический раритет. Его имя — Николай Николаевич Любимов. Профессор Московского государственного института международных отношений, доктор экономических наук, крупнейший специалист по международным финансовым вопросам, Н. Н. Любимов — единственный из оставшихся в живых советских участников Генуэзской конференции 1922 года и, следовательно, свидетелей Рапалльского соглашения. Он удивительно энергичный собеседник, особенно когда речь заходит о Рапалло: ведь Рапалло для него — не просто какой-то символ из учебников истории, а кусок жизни.
В далеком 1922 году Н. Н. Любимов, молодой профессор Московского университета, был привлечен В. И. Лениным и Г. В. Чичериным для разработки гениального по простоте замысла, но сложного по составлению документа — финансовых контрпретензий Советской России к державам Антанты. Не было секретом, что в Генуе Ллойд Джордж и Барту хотели «задушить» Россию своими финансовыми претензиями по старым царским долгам, и поэтому В. И. Ленин решил, что советской стороне надо подготовить свой ответ...
Да, Любимов все прекрасно помнит: и зал дворца Сан-Джорджо, и совещания на вилле «Альбертис», и своего немецкого партнера по переговорам Рудольфа Гильфердинга. Более того: его рассказ вносит значительные коррективы в ту традиционную картину Рапалло, которая сложилась на основе широко известных мемуаров бывшего английского посла в Берлине лорда д'Абернона и свидетельств немецких авторов (хотя, кстати, ни Иозеф Вирт, ни Вальтер Ратенау или Аго фон Мальцан не оставили воспоминаний). Н. Н. Любимов рассказывал:
