Монография составлена на основании диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук, защищенной на историческом факультете Санкт-Петербургского Университета в 2001 г.
Введение
Принципат как политическая система
2 сентября 31 г. до н. э. у западного побережья Греции в морской битве сошлись два флота: эскадра Октавиана, внучатого племянника диктатора Юлия Цезаря, усыновлённого им по завещанию, встретилась в бою с кораблями Марка Антония и египетской царицы Клеопатры. Сражению при Акциуме, успех в котором сопутствовал Октавиану и его флотоводцу Агриппе, было суждено стать поворотным пунктом римской истории, знаменующем конец одной эпохи и начало другой.
В процессе оформления власти Октавиана, вышедшего победителем из гражданской войны 44–30 гг. до н. э., была создана новая политическая система — принципат, в эпоху Августа представлявший собой сложное сочетание полисно-республиканских и имперско-монархических элементов.
[1]
В Новое время проблемы формирования и развития принципата сделались предметом оживлённой научной дискуссии, история которой насчитывает к настоящему моменту более ста лет. Однако, хотя споры вокруг созданной наследником Юлия Цезаря политической системы не затихают до сих пор, современные учёные столь же далеки от разрешения данного вопроса, как и их коллеги в конце XIX века.
Более того, в исторической литературе последних десятилетий всё настойчивей проводится мысль о том, что решить его невозможно в принципе: слишком много препятствий встаёт на пути исследователей, бьющихся над загадкой принципата Августа. Это и несовершенство современной политической терминологии, обнаруживающиеся при попытках дать адекватные определения древнеримским политическим реалиям; и методы, применявшиеся принцепсами, чтобы привести в соответствие внешние конституционные формы режима с его внутренним содержанием; и естественная склонность учёных к модернизации исторической действительности.
Мы отнюдь не претендуем на то, чтобы предложить окончательное решение столь сложной и запутанной проблемы, создав, наконец, научную теорию принципата, адекватно отражающую его неоднозначный и внутренне противоречивый характер. Цель настоящего очерка состоит, скорее, в том, чтобы попытаться дать его краткое описание, отталкиваясь от тех выводов, которые были сформулированы предшествующей историографией. Однако, поскольку за время, прошедшее со времени выхода в свет второго тома "Римского государственного права" Т. Моммзена, интерес к этой теме не ослабевал, об Августе и принципате в целом было написано великое множество книг. Поэтому, нам поневоле придётся ограничиться разбором лишь некоторых из основополагающих трудов по данному вопросу.
Научная дискуссия вокруг принципата Августа возникает во второй половине XIX века, когда, строго говоря, и начинается академическое исследование указанной проблемы. При этом в поле зрения исследователей сначала оказалась формально-правовая сторона созданной Августом системы. Её детальный анализ был произведён Т. Моммзеном во втором томе его фундаментального труда. Власть принцепса, по Моммзену, представляла собой чрезвычайную магистратуру, имеющую республиканские корни, основу которой составляло сочетание проконсульского империя и трибунской власти.
Глава I
Принципат Тиберия в трудах античных и современных историков
1. Античная традиция о принципате Тиберия
Образ преемника Августа в "Анналах" Корнелия Тацита и проблема его достоверности
Проблема Тиберия и его принципата — это в значительной степени проблема источников. У нас есть две взаимоисключающие традиции: апологетическая, представленная сочинением Веллея Патеркула, и другая, берущая начало в памфлетах тибериева времени. С наибольшей полнотой она выражена в "Анналах" Корнелия Тацита.
По мнению А. И. Немировского, сопоставление точек зрения Патеркула и Тацита не дает оснований говорить о противоположности их позиций.
[56]
Нам кажется, что это не так: Тацит и Патеркул смотрят на Тиберия с совершенно разных сторон; Веллей — как выскочка из муниципия, попавший в ближайшее окружение принцепса, а Тацит — глазами сенаторской аристократии, бывшей главным объектом репрессий со стороны императорской власти.
Веллей Патеркул — современник Тиберия, участник его походов в Германии и Паннонии. После смерти Августа в 14 г. н. э.
[57]
историк и его брат получили преторские должности как кандидаты Цезаря (Vell., II, 124).
Бывший, в сущности, креатурой Тиберия Веллей приписывает своему покровителю всевозможные добродетели: милосердие и мягкость, твердость и строгость, активность и предприимчивость, щедрость, благоразумие, скромность, благочестие и мужество (ibidem, II, 105, 114, 122, 126, 129–130). Ни при жизни Августа, ни после его смерти Тиберий, по Веллею, не стремился к власти: чтобы блеском своего положения не препятствовать возвышению внуков принцепса, он добровольно удалился на остров Родос, и только общее желание римлян видеть во главе государства именно его заставило Тиберия принять принципат после смерти приёмного отца (ibidem, 99-100, 124).
Таким образом, согласно Веллею Патеркулу, принципат Тиберия основан на его личных заслугах, абсолютно легитимен в плане традиций республики и достойно продолжает блестящее правление Августа. Историк заканчивает свой труд молитвой за Тиберия (ibidem, 126, 129–131).
2. "Анналы" Тацита перед судом исторической критики
(вторая половина XIX–XX вв.)
Реабилитация Тиберия
Выход в свет книги Г. Р. Зиверса "Тацит и Тиберий"
[120]
открыл новый этап в изучении творчества Тацита, ознаменовавшийся переходом от истолкования трудов великого римского историка к их всестороннему исследованию. Г. С. Кнабе несомненно прав, когда указывает, что именно с Г. Р. Зиверса начинается академическое изучение жизни и творчества Корнелия Тацита.
[121]
Монография Г. Р. Зиверса породила целый ряд работ, в которых развивались её основные положения, и использовались методы исследования, впервые применённые немецким учёным.
[122]
Общий ход рассуждений Г. Р. Зиверса таков. Римская империя была несомненным шагом вперёд в сравнении с господством республиканской олигархии с характерной для неё безответственной политикой, борьбой аристократических кланов за власть, хищнической эксплуатацией провинций. В этих условиях установление режима принципата было величайшим благом для римлян, не говоря уже о покоренных ими народах. Таким образом, созидатели империи, Цезари, действовали в интересах исторического прогресса, а, следовательно, все обвинения их в жестокости, терроре и аморализме не что иное, как клеветнические измышления оппозиционеров из аристократического лагеря.
[123]
Корнелий Тацит рассматривается Г. Р. Зиверсом как виднейший идеолог этой аристократической оппозиции принципату, а образ Тиберия в "Анналах", по мнению немецкого учёного, основан на преднамеренном искажении исторической действительности. Восстановить истинную картину можно лишь в том случае, если рассмотреть приводимые историком факты вне их тенденциозного освещения. Чтобы согласовать полученные из источников свидетельства государственной мудрости и величия души Тиберия с мнением своего круга, Тацит вопреки очевидности изобразил императора злобным лицемером.
[124]
Г. Р. Зиверс расходится с Тацитом в интерпретации целого ряда частных фактов, иначе, нежели римский историк, объясняя, например, поведение Тиберия во время похорон Германика в 20 г.
[125]
Как вполне оправданные расценивает немецкий исследователь суровые меры, применявшиеся императором против представителей аристократической оппозиции.
Можно сказать, что в основе всех построений Г. Р. Зиверса лежит характерное для европейских историков середины — второй половины XIX столетия преклонение перед историческим прогрессом и его плодами. Принципат в условиях Древнего Рима рубежа старой и новой эры был прогрессивным явлением, а потому Тацит, усматривающий в нём отрицательные стороны, аттестуется Г. Р. Зиверсом и его последователями как реакционно-мыслящий и предельно тенденциозный историк.