Тополь Дрожащий (сборник)

Диденко Глеб

«Тополь дрожащий», осина – дерево с долгой историей, самое живое орудие казни. Небольшие истории о жизни разрушенного государства и существующими параллельно с ним юными людьми. Штурм Белого дома, рэп-концерт, работа в колл-центре: вошедшие в сборник рассказы напоминают, насколько похожа бывает мизансцена для, казалось бы, совершенно разных поколений.

© Глеб Диденко, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero.ru

Тополь дрожащий

Каждый раз в густой, осязаемый туман, я вспоминаю раннее детство, прошедшее в деревне Недвиговка, медленной, как само название. Ее окрестности монолитны, словно мавзолей. Степь вселяет тот же трепет, что и неумолимо взрезающие небо лезвия гор. Здесь течет Дон, и к деревне прилегают раскопы самого южного древнегреческого поселения – города Танаис. Время движется иначе. Ограды ветхих домишек у дороги, по которой снуют куры и неспешно перебегают козы, выложены камнями. Несколько тысяч лет назад их привезли по реке рабы. Древний город продолжает служить. Рядом – стоянка первых людей, времен палеолита.

В одном из старых домов я лежал, годовалый, в манеже; мама вынесла меня на улицу, и там был туман такой силы, что я не увидел рук. Для родителей это был чудный период, они хотели быть ближе к земле, быть одни. Но там было много ярких людей; таких я сторонюсь и сейчас. Пока женщины занимались ребенком, мужья прильнули к приемнику и пытались понять, что творится в столице; в Москве подавляли путч.

Похожая погода – низкая, тихая, когда заливающую в колодец воду ярко-оранжевую машину за воротами было видно бледно-желтым пятном, с тех пор вселяет в меня тепло и уют. Мне не вспоминаются блоковские духи и туманы, я не откладываю поездки из-за робких водителей, мне нравятся огни фар в молоке и, кажется, белая стена размывает и скрывает то, на что обычно смотреть противно.

Раннее детство осталось мне близко, хотя дом вскоре продали. Воли, свободы не вышло, молодое начинание смял быт. Родители вернулись в город, к тихим норкам, где вокруг жили люди, не боящиеся быть преданными забвению, но я ежегодно возвращаюсь туда, к стоянке первых людей, к могильнику, древним сожженным стенам крепости греков, скифам, курам и пьяной степи с грудями курганов, пестрому, горячему, сгоревшему дотла Танаису, где жили, живут и будут жить.

Я помню, что тогда происходило, но это, верно, мнимая память, я дописываю картину прошлого, заполняя ее впечатлениями настоящего – и вот уже в воспоминаниях из Недвиговки стоит стол, несколько дней назад увиденный мной у друзей. Прошлое дорисовывается по фото тех лет и я уже не знаю, что додумываю, глядя на старый снимок «Зенита», а что вписываю в картину, вытесняя пустоты, белые пятна памяти.