Небольшая информационная заметка, опубликованная в газете Краснознаменного Черноморского флота «Флаг Родины», лежит передо мной.

[1]

…Одесский порт. Землечерпалка, вгрызаясь в грунт, углубляет дно в районе причала. Размеренный гул механизмов, скрежет ковшов. И вдруг все затихло, затихло как-то сразу, неожиданно, словно по команде.

Работы в порту были приостановлены. И причиной тому послужил тяжелый металлический предмет, поднятый со дна ковшом землечерпалки. Мина? Вероятнее всего. Вызвали специалистов.

Да, оказалось, что это мина. Немецкая, магнитноакустическая, весом более шестисот килограммов. Около четверти века пролежала она на дне, никому не причинив вреда, но по-прежнему опасна…

Газетная заметка. Рядом — фотография. Моряки с помощью крана осторожно извлекают опасную находку из ковша землечерпалки. Я представляю их действия — осторожные, неторопливые, расчетливые. Богатейший опыт, приобретенный в годы Великой Отечественной войны советскими моряками, позволил специалистам, конечно, с известным риском, обезвредить обнаруженную в порту мину. Было нелегко, но они шли уже освоенным путем, их не подстерегали неожиданности, различного рода хитроумные «ловушки». А тем, первым, в грозовые годы войны приходилось куда труднее. Смерть заглядывала им в глаза всякий раз, когда они оказывались лицом к лицу с опасной находкой, сброшенной с вражеского самолета или поставленной фашистским кораблем. Они не знали, как это знают сейчас наши товарищи, устройства неконтактных мин и часто ради того, чтобы узнать секреты той или иной из них, платили даже жизнью.

С этими минами мне пришлось столкнуться в самом начале Великой Отечественной войны. Первые мины, сброшенные немецко-фашистскими самолетами на фарватерах, ведущих к Севастополю, внесли изменения в мою службу.

8 июля 1941 года в Севастополь прибыла группа представителей Ленинградского физико-технического института в составе научных сотрудников П. Г. Степанова, Е. Е. Лысенко, Ю. С. Лазуркина, А. Р. Регеля и лаборанта К. К. Щербо. Эти товарищи, как выяснилось спустя несколько дней, приехали, чтобы разработать метод защиты кораблей Черноморского флота от магнитных мин.

Вскоре и меня назначили в эту группу. Сообщив мне о решении командования на этот счет, начальник технического отдела флота инженер-капитан 1 ранга Иван Яковлевич Стеценко подчеркнул, что в новом деле пригодится мое знание электротехники и английского языка.

Нетрудно было понять, для чего необходимо знание электротехники, когда речь идет о магнитных минах. Но английский язык? Какое он имеет отношение к моей будущей работе? В состав группы вошли многие наши флотские офицеры. Из всех их я хорошо знал только Б. А. Ткаченко и А. С. Шевченко. С Андреем Степановичем Шевченко мы познакомились в Севастополе, а с Борисом Архиповичем Ткаченко нас связывала давняя дружба.

В 1931 году с Борисом Ткаченко и Вячеславом Шашуковым мы ехали в Ленинград. Молодые, задорные, безмерно счастливые от сознания того, что скоро сбудется наша мечта стать военными моряками, мы радовались предстоящей встрече с Высшим военно-морским инженерным училищем им. Ф. Э. Дзержинского. Устроившись за столиком ближе к окну, Ткаченко тут же нарисовал на нас дружеские шаржи: два «морских волка» плывут на пиратском судне.

Возглавили нашу группу известные ученые-физики профессора Игорь Васильевич Курчатов и Анатолий Петрович Александров, которые и сыграли основную роль в создании на флоте противоминной защиты кораблей путем их размагничивания.

С прибытием ученых, а приехали они в Севастополь в августе 1941 года, стало еще более ясно, какое важное дело нам поручено.

Когда началась война, Игорь Васильевич, познакомившись с направлением работ Анатолия Петровича, сказал ему: «Я знаю, что ты открыл средство защиты кораблей от магнитных мин. Это очень важно сейчас для обороны Родины. Поэтому решено: коллектив нашей лаборатории поступает в твое распоряжение».

Лаборатория Курчатова уже тогда занималась важными проблемами: ее ученые шли по пути проникновения в тайны атомного ядра. И вот работа, которой И. В Курчатов отдал многие годы своей жизни, была прервана.

Метод размагничивания кораблей, разрабатываемый учеными, требовал знания точных данных о вражеских минах. И эти сведения ученые получали от наших флотских минеров, которые с риском для жизни шаг за шагом проникали в тайны нового оружия фашистов.

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел в сентябре сорок первого.

Начальника минно-торпедного отдела флота капитана 3 ранга Александра Ивановича Малова вызвали в штаб флота.

Приказ был краток:

— Отправляйтесь в Новороссийск и примите все меры к эвакуации мин, упавших на акватории порта, а также постарайтесь ознакомиться с их устройством.

Самоотверженный, полный опасностей труд таких смельчаков, как Викулов, Охрименко и многих других, позволял шаг за шагом продвигаться по пути к победе над донными неконтактными минами противника.

Необходимые данные о немецких неконтактных минах постепенно накапливались. Зная, какой напряженности магнитное поле корабля вызывает взрыв мины, мы уменьшали его до безопасных на определенных глубинах величин. Когда лодка становилась неуязвимой для неконтактных мин, выдавали паспорт, гарантирующий на определенный срок безопасное плавание в районах, где противник устанавливал такие мины.

Это был так называемый безобмоточный метод размагничивания. Для надводных кораблей одновременно разработали метод, предусматривающий накладку на корпус эсминца или крейсера постоянной обмотки. Во время плавания она все время находилась под током, чем и поддерживалось магнитное поле корабля в пределах нормы.

Вначале командиры подводных лодок к нам на полигон шли неохотно. У нас им приходилось терять сутки, а то и двое. Каждый же экипаж горел желанием побыстрее выйти в море, чтобы бить ненавистного врага. Поэтому задержка на день-два считалась непозволительной роскошью. Да мы и сами видели, что недостатков в нашей работе было еще немало.

С прибытием очередной подводной лодки нам приходилось каждый раз заново монтировать схему кабелей и аппаратуры. Это отнимало много времени. Находящийся в нашем распоряжении источник питания — аккумуляторная батарея — быстро разряжалась, и перед нами часто вставала сложная проблема: как и где ее зарядить.

В Туапсе размагничивание корпусов подводных лодок и надводных кораблей производили на вновь организованном полигоне. Налеты авиации участились, но к ним уже привыкли. И когда внезапно появлялись «юнкерсы», никто не оставлял работу. Да и невозможно было с нашего полигона при объявлении воздушной тревоги до начала бомбежки уйти в укрытие.

— Защитникам Севастополя, — говорили матросы, — в сотни раз труднее, чем нам. И не покидают своих постов, стоят насмерть!

Обстановка на Черноморском театре военных действий по-прежнему оставалась тяжелой. После упорных боев 16 ноября 1941 года нашими войсками была оставлена Керчь. В Крыму только Севастополь неприступной крепостью стоял на пути врага.

В такие напряженные для флота дни возросло число боевых соприкосновений подводных лодок с кораблями противника. Подводники-черноморцы, выполняя поставленную перед ними задачу — нарушить вражеские коммуникации, в конце 1941 года активно действовали в районах Босфора, Бургаса, Констанцы, а также на линии Сулина — Одесса.

Использовались подводные лодки и для выполнения других задач: ставили минные заграждения, обстреливали береговые объекты, производили разведку и т. д.

А дело было так.

…Подводная лодка «М-32» под командованием капитан-лейтенанта Николая Александровича Колтыпина, взяв на борт для Севастополя 8 тонн различных боеприпасов, грузов и 6 тонн авиационного бензина, 21 июня вышла в рейс. Переход прошел благополучно, если не считать, что «малютка» подверглась атаке самолетов противника.

Около десяти часов вечера следующего дня лодка «М-32» прорвалась в Стрелецкую бухту и встала под разгрузку.

В полночь приступили к откачке горючего. Пока разгружали бензин, на борт приняли 8 эвакуированных, в числе которых — две женщины. Хотелось бы рассказать об одном из пассажиров.

…Севастополь тех дней восхищал весь мир. Осажденный, истерзанный, но гордый и непоколебимый в своей решимости биться до конца, он был, как алмаз, прекрасен и крепок: сверкал всеми гранями подвига — мужеством, стойкостью, отвагой и героизмом; поражал твердостью духа, несгибаемой волей защитников. Не хватало боеприпасов и горючего, продовольствия и медикаментов, но воины флота и Приморской армии вместе с горожанами стояли насмерть.

В одно и то же время с лодкой «М-32» доставила в Севастополь груз и лодка «Щ-203». Командовал ею мой однокашник по «дзержинке» инженер-капитан 3 ранга Владимир Иннокентьевич Немчинов.

Родился и вырос он на Камчатке. Порой мы завидовали ему: человек видел океан, его закалили дальневосточные ветры. Еще первокурсником в училище он отличался не только хорошим физическим развитием — косая сажень в плечах, но и тем, что казался нам уже сложившимся моряком. Эти качества с особой силой проявились во время службы на флоте.

Мы встретились с ним после похода в осажденный город. Немчинов был горд за оказанное ему командованием доверие: в тяжелые дни обороны Севастополя доставить туда столь необходимые его защитникам грузы.

В походе Немчинов был с 21 по 27 июня. Доставил в Севастополь 33 тонны груза. Это 4900 мин, ящики с патронами, продовольствием, автобензин. На борту лодки «Щ-203» в осажденный город прибыли семь медиков.

Обратным рейсом Немчинов вывез 55 эвакуированных и почту.