Ранняя весна 1770 года оживила Тбилиси. Снег быстро растаял на косогорах. Когда вздувшаяся Кура помутнела и забурлила в Сейдабадском скалистом проходе, весна наступила и в горах.

Установилась чудесная солнечная погода.

В крцанисских, сейдабадских и гареубанских садах деревья словно окутались бело-розовой дымкой. Раскрывались почки, и нежные листики трепетали под дуновением ветерка. Зашумел и приглохший зимой город. В каждом уголке, на плоских крышах домов, поднимавшихся в гору и похожих на высокие ступени, в узких переулках, на папертях храмов и у серных бань слышался оживлённый говор горожан. Одни выбивали ковры, другие раздували мангалы, третьи подметали дворы. Оживлению города радовались и воробьи, задорно чирикавшие на пыльных площадях; они стайками рылись в навозе и при появлении прохожего с шумом пороховой вспышки взметались к небу.

В дворцовом саду забили фонтаны — ожидался приезд царя Ираклия. Струи воды, сверкавшие из раскрытых пастей мраморных львов, с шумом скрещивались, ниспадая в большой бассейн, куда царские слуги пустили живых рыб.

Против Сионскою собора, около первых лавок сапожного ряда, начиналась узенькая улица, поднимавшаяся по направлению к крепости. На одной стороне этой улицы, тут же за углом, высилось здание суда, через дорогу от него стоял двухэтажный дом книжника Иасэ. Верхний этаж дома занимали жилые комнаты хозяина, половина нижнего была отведена под лавку, где он торговал книгами и бумагой. Через всю лавку тянулся широкий прилавок, стены до потолка были уставлены книжными полками. Вторая половина нижнего этажа представляла собой просторное помещение, в котором вокруг большого стола сидели ученики Иасэ и с утра до вечера писали. Один переписывал книгу, другой занимался переводом, третьи, достигшие звания мастера, писали жалобщикам прошения в суд. Клиентов этого рода у Иасэ было множество, ибо, как уже говорилось, здание суда находилось прямо против его дома и судья — мдиванбег Иесе Осесдзе — смотреть не хотел на прошения, если те не были написаны учениками книжника Иасэ. По этому поводу в городе даже сложили шутливую поговорку: если хочешь выиграть дело в суде, причастись у Иасэ и благословись у Иесе.

Иасэ был дворянином из старинного рода, а в те времена торговля считалась постыдным занятием не только для дворянина, но и для крестьянина. Но Иасэ, во-первых, в отличие от своих братьев, был католиком, а во-вторых, продавал книги и бумагу, что не только не презиралось, как торговля, а, наоборот, считалось богоугодным делом, так же, как продажа в церквах свечей или молитвенников. Вдобавок у Иасэ воспитывались ученики, которых он обучал не только грузинскому слогу, но и персидскому, арабскому, армянскому и латинскому языкам. Сам он владел многими языками, прочёл огромное количество книг (от них у него и в лавке и в верхних комнатах ломились полки) и пользовался в Тбилиси репутацией мудрого человека, знатока философии и приятного собеседника. По вечерам у него собирались именитые тбилисцы, любители учёных споров. Сюда приходили: философ, богослов, физик, геометр, знаток естественных наук и ритор мдиванбег Иоанн Орбелиани; любители светских книг и весёлых истории мдиванбеги — Теймураз Цицишвили, Кайхосро Авалишвили и Иасэ Амилахвари; мдиванбег и судья Мзечабук Орбелиани, философ и шутник, опасный противник в словесных поединках; неутомимые переписчики мудрых книг, философы — митрополит Михаил Тбилели, архимандрит Трифилий и протопресвитер Сионского собора Иоанн Осешвили; переводчики при католикосе Антонии: Тёр-Филипп, Тёр-Петрос и Тёр-Давид; судья Иесе Осесдзе, который до обеда разбирал судебные дела, после обеда писал приговоры, а вечера проводил в гостях у Иасэ, ведя приятную беседу и перелистывая чужеземные книги; а также миссионеры-католики, купцы, учёные мусульмане и множество других светских и духовных лиц.

Иасэ обычно сидел на тахте, поджав под себя ноги. Седая борода закрывала ему грудь до самого пояса. Опираясь локтем на продолговатую подушку и перебирая чётки, он читал книгу, развёрнутую у него на коленях, или беседовал с гостем. Лишь изредка он отдавал короткое приказание приказчику, стоявшему за прилавком, или отвечал какому-нибудь ученику на его вопрос. Обучал он, следуя своеобразному правилу. Он считал, что ученику надо объяснять всё только наполовину, а до остального он должен дойти сам; помогать же нужно только там, где ученик решительно не в силах разобраться. Если не привыкнешь к самостоятельному мышлению, говорил Иасэ, то ничему не научишься. Способ ли обучения был в самом деле хорош, или ученики удачно подобраны, но школа Иасэ была лучшей в городе. С его учениками не могли сравниться познаниями ни ученики католикоса, ни семинаристы, ни воспитанники латинской школы. Ученики Иасэ так быстро, чисто и красиво писали, что однажды даже вызвали на состязание типографщиков, похваляясь, что, пока те наберут и сверстают псалтырь, исправят ошибки и отпечатают пятьсот экземпляров, они столько же перепишут от руки.