Свинцовое небо тяжело навалилось на горизонт и почти сливалось с ним. Только узенькая медно-желтая полоска отбивала воду от облаков. Неторопливая волна, накатывалась на песчаный берег. Соня стояла напротив маленького зеленого острова, сплошь поросшего камышами.

Сразу за островом стоял гигантский танкер. Казалось, что он стоит посередине острова как ирреальный памятник кораблю посреди зеленой поляны. Ржавый борт как крепостная стена возвышался над изумрудной травой. Из огромного клюза била струя мутной воды.

На борту не было видно никакого движения, только раздавались ритмичные гулкие удары, словно по огромному рельсу били кувалдой.

Соня стояла на берегу, зажав уши руками. Иногда она отрывала ладони, и низкий гул железа, проникая через барабанные перепонки, попадал прямо в позвоночный столб, и вибрация разносилась по всему телу. Тогда Соня снова закрывала уши. Так она делала несколько раз, пока не надоело. Задрав голову, она напоследок посмотрела наверх, туда, где на мачте лениво болтался флаг неведомой страны, и повернулась на каблуках.

Чуть поодаль, на границе запущенного пляжа начинался пустырь.

Все началось с того, что когда на арене появились клоуны, в зале заплакал мальчик.

— А я думал, что нас встретят аплодисментами, — заорал клоун. — А у нас тут оказывается плаксы. Я тоже плакса!

Передразнивая мальчика, он брызнул искусственными слезами.

Соня чувствовала себя неловко. В зале было совсем мало взрослых.

В гуще лиц она увидела свою одноклассницу, та была со своим ребенком. Соня помахала ей рукой, та ответила.

Повозившись с ключом, Соня вошла в прихожую. В коридор доносились звуки электрогитары, которые смолкли, когда Соня захлопнула дверь.

Из комнаты показался сначала гриф гитары, а затем голова отца.

— Это ты? — Спросил он.

Волоча за собой шнур, папа вышел в коридор. Он был одет только в майку и широкие семейные трусы.

— Звонила твоя кураторша из техникума, Белла… Афанасьевна…

С залива дул влажный несильный ветер. Иногда он налегал на воду невидимой широкой грудью, и тогда волна, ударяясь в зеленый от водорослей бетон, рассыпалась на холодные брызги. На всем лежала печать запустения. Огромные портовые краны, как стая глупых гусей, сбились где-то в дальнем конце причала. Недалеко от берега из воды торчал остов затонувшего буксира. По периметру порт окружали приземистые пакгаузы. Железо на их крышах проржавело, стекла выбил ветер. В прошлом оживленный торговый порт теперь использовался только военными.

У причальной стенки стоял корабль. Из трубы сочился почти невидимый на фоне серого неба дизельный выхлоп, который скорее угадывался по причудливому рисунку горячего воздуха.

Корабль имел не совсем обычный вид, но при этом удивительно вписывался в окружающий его пейзаж. Он был похож на старинный броненосец. Толстые листы обшивки были скреплены стальными клепками. Тупой нос-таран угрюмо уткнулся в холодные воды. В надстройке совсем не было иллюминаторов. Только на капитанском мостике виднелась узкая щель, прорезанная в массивном броне-щите.

Единственной современной деталью корабля можно было назвать огромный, необычной формы локатор, медленно вращающийся на короткой мачте. Флага на мачте не было.

Соня стояла за старым бульдозером недалеко от причала. Ей хорошо был виден и причал, и корабль. Командиром этого корабля был ее брат Николай — высокий светловолосый мужчина в синем морском кителе.

На недостроенном железобетонном виадуке, перекинутом через шоссе, широко расставив ноги, стоял коренастый человек, одетый в полосатый пиджак в крупную черно-белую полосу. Поверх пиджака топорщился небрежно натянутый оранжевый рабочий жилет.

Это был человек из цирка, которого Соня прозвала Ржавым. Свирепо дымя изжеванной папиросой, он буравил взглядом изгиб шоссе у самого горизонта.

За спиной у Ржавого двое дорожных рабочих в таких же оранжевых жилетах натужно катили измазанный глиной металлический шар, каким ломают старые дома. За шаром шершаво скреб по бетону обрывок стального троса.

Остановившись на самом краю виадука, рабочие перевели дыхание и выжидательно посмотрели на начальника.

Тот молча смотрел в даль. Все замерли. Стало слышно, как не застегнутые ремешки строительной каски при каждом порыве ветра шлепали Ржавого по грубому, изъеденному оспой лицу.

В этот момент, дом задрожал как от землетрясения, посыпалась штукатурка, послышался треск, лязг и скрежет разрываемого металла.

— Бежим! — Крикнула Соня и, схватив Влада за рукав, бросилась к выходу.

Но рухнувшая с потолка балка преградила им путь. Они заметались между падающими с подъемников автомобилями. Поднимая облако густой пыли, осела одна из стен, и в проеме, залитом солнечным светом, появился огромный бульдозер.

Нырнув под балку, ребята быстро пересекли зал и оказались на улице. Только отбежав на приличное расстояние, они остановились. Автомастерская доживала свои последние секунды. Стены завалились вовнутрь, крыша просела. Выбросив в небо густой клуб черного дыма, бульдозер въехал на груду битого кирпича и остановился.

— Эй! Вы что? Людей передавите! — Опомнившись, крикнула Соня.

Как-то сразу похолодало. С моря потянуло зябким ветром, который принес сырость. Мутный белесый туман скрывал перспективу улицы. Город казался покинутым. Они шли совершенно одни. Странное впечатление производил город. Солнце исчезло, улица уходила в туман, и казалось, что она намотана на гигантский барабан и просто крутится под ногами ребят и не будет ей ни конца не края.

Туман сгущался. Неожиданно из него вынырнул двухэтажный особнячок с фасада, которого свисал огромный флаг в черную и белую полосу с изображением песочных часов посередине. Это могло показаться странным, но Соня и Влад так устали, что были не способны трезво оценивать происходящее вокруг них.

— Странно, что никого нет. — Тихо сказала Соня.

Влад молча оглянулся на тонущий в тумане особняк. Ребята невольно сблизились и шли почти плечом к плечу.

Снова показался странный флаг.

Городок, в котором родился Витя Псашин, стоял между непроходимой горной грядой и бескрайней степью простирающейся на много километров за горизонт. Все здесь было чахлое и хилое. Земля не родила, облицованный бетонными плитами арык постоянно пересыхал, вдоволь наполняясь водой только в сезон дождей. От родного городка в памяти остался только ровный пыльный ветер и палящее солнце, выжигающее все, что не успело спрятаться в тень ветхих построек.

Каждое утро отец уходил к арыку, чтобы открыть шлюз, а каждый вечер закрывал его. Никто никогда не проверял его работу. Казалось, что об этом шлюзе забыли в тот день, когда он был построен. Мать постоянно болела и никогда не выходила из дома. Женщины здесь рожали редко, с трудом, слабых болезненных детей. Дети рождались для того, чтобы остаться здесь навсегда и спустя годы быть похороненными на местном кладбище.

Только изредка в поселок на громыхающем грузовике приезжали бродячие торговцы, да иногда, заблудившись, забредали цыгане.

Они приносили в село хоть какое-то разнообразие, показывая диковинные вещи из дальних стран, или развлекая жителей немудреными фокусами. Денег в селе никто не видел от роду, и селяне расплачивались с цыганами собачьим мясом, потому, что к собакам они относились как к домашним животным, ведь только они могли выжить в тех краях.

Как-то раз, в один из знойных, однообразных дней цыгане снова оказались в поселке. Они везли с собой старого бездомного еврея прибившегося к ним по дороге. В пути он подхватил болотную лихорадку и слег в горячке. Цыганам надо было идти дальше, и они оставили старика в семье сторожа шлюза, дав в качестве оплаты сломанную пишущую машинку.

Холодная от утренней сырости улица тонула в тумане. Едва Соня и Влад выскочили из подворотни, как следом за ними на середину улицы вылетел автомобиль. Соня оглянулась на звук. Взревев мощным мотором, машина буквально скакнула в их сторону.

— Туда! — Запаниковав, крикнула Соня, указывая на боковую улицу.

Застроенная покосившимися двухэтажными домами улочка, круто сбегала вниз, теряясь в клубах тумана. Вдоль нее висели все те же черно-полосатые флаги. Не совладав со скоростью, черная тень пронеслась мимо и завизжала шинами. Выровнявшись, машина круто развернулась и нырнула следом за Соней и Владом.

— Скорее, он догоняет!

Неожиданно Влад споткнулся и, с разбега упав, покатился по асфальту. Соня по инерции сделала еще несколько шагов и метнулась назад, на выручку Владу. Он схватился за протянутую руку. Соня подняла взгляд. Влад увидел, как в ужасе расширились ее глаза.

В конец измотанные они доплелись до Сониного дома. Но и здесь их не ожидало ни чего хорошего. На месте замка зияла рваная дыра. Сама дверь была забита большим толстым гвоздем и опечатана.

— Что это за бабочка? — Спросила Соня, внимательно рассматривая вдавленную в пластилин печать.

— Это не бабочка, это песочные часы… — нагнувшись к печати, ответил Влад.

В этот момент над городом раскатисто прокатился звук орудийного выстрела. Пушка на набережной ежедневно стреляла в полдень.

Влад заглянул дыру. То, что он там увидел, ему не понравилось. Свет в прихожей горел. На пороге в комнату лежал перевернутый стул, а в прямоугольном луче света, падающего из комнаты, в луже рассола, среди осколков стеклянной банки, матово блестели огурцы.