Баэльт считал, что у всего в мире есть свой путь.

Например, у ливня, который заливал всё вокруг водой. Он отбивал частую дробь по крышам и скатывался вниз, на пустые улицы. Потом — вниз по мостовой, к пристаням. Петляя между многочисленными ящиками, бочками и огромными тюками, в рокочущее море. А оттуда — раскачивать стоящие на приколе суда, грохотать о волнолом и разбиваться брызгами в ударах по набережной.

Таков был путь ливня.

Путь же лежащего перед ним человека был менее очевиден. Но гарантированно окончен.

— Отвратная погодка, да? — неловко спросил рябой парень, но ему никто не ответил.

Фактории никогда не менялись — и Баэльт ненавидел их именно за это. Тут всегда пахло работой, потом и деньгами. Тем, что в Веспреме всегда было сопряжено со страданиями и преступностью.

Единственным плюсом этой была тишина. Обычно в факториях и цехах царил хаос и грохот. Но здесь было тихо и пусто.

Молоты были аккуратно составлены в ряд у стены, на наковальнях ещё лежали раскалённые и остывающие заготовки, печи ещё полыхают.

Не было только работников, о которых напоминал удушливый смрад — смесь пота и плакта.

Но в него вклинивался другой. Более знакомый Баэльту. Он шумно втянул воздух, затем — ещё раз.

Дождь приглушённо барабанил по крыше и грязным, едва пропускающим свет окнам. Тяжёлые капли медленно стекали по стеклу, искажая слабый свет с улицы. На пару мгновений стекло стало золотым с серебряными разводами капель — мимо прошёл отряд стражи с факелами в руках. Однако вот они завернули за угол, и свет исчез.

— Интересно, чего им тут надо? — протянул Мурмин, уныло уставившись в окно.

— Того же, чего и всегда — сделать вид, что они что- то делают, — сонно ответил Баэльт.

Всё убогое здание таверны «Пьяная подкова» было забито людьми, а потому от шума можно было оглохнуть. Обычная смесь таверны после рабочего дня — крики, смех, чьи- то визги, стук кружек и разговоры. Запахи пота, дешёвого эля, пива, вина. Запахи похоти, усталости и отчаянья, которые пытались утопить в веселящем хмеле.

Всё это походило на праздник во время погребения. Да и лица под стать — усталые маски растягиваются в улыбках, тусклые глаза слезятся будто бы от шуток.

Дождливое утро в Веспреме никогда не радовало никого. Как и любое другое утро тут вообще. Говорили, что раньше, когда тут не было факторий, утром можно было видеть радостные лица. Кто- то ещё умел наслаждать жизнью. Однако теперь, когда из северный части города в тёмно- синее небо поднимались шлейфы тёмного дыма, всё было по- другому. Раньше люди жили проще. Легче. Свободнее.

Но когда Веспрему даровали Торговое право, всё изменилось. Люди сошли с ума, всем внезапно понадобились деньги.

Забавно, скривился Баэльт. Стоило получить свободу, как все стали зависимы. Король отпустил их — но звон и блеск золота держал сильнее всяких цепей.

Он мрачно разглядывал из- под шляпы унылые, обшарпанные стены улочек торгового квартала. Капли дождя медленно падали с неба. Пока этот дождь был слабым, однако юстициар знал — ближе к полудню он превратиться в ливень, а едва- едва светлое небо снова потемнеет, как ночью.

Когда- то Веспрем был городом красивым и гордым. А теперь превратился в крайне прибыльную помойку.

Главный вход в алхимический цех был похож на образец входа в банк — высокая, опрятная и умеренно пышная аркас двумя дверями- створками.

Даже охранники не привычные нидринги или аргринги — просто люди. Чисто выбритые лица, опрятная одежда — но в ножнах были мечи. Не самого парадного вида.

— Добрый день, — прохрипел один из них. Юстициар замедлил ход, и лишь через несколько шагов полностью остановился, с интересом глядя на этих увальней.

Как если бы старого рубаку прямиком из битвы отмыть, побрить и одеть в женское платье. Эти двое, по крайней мере, выглядели именно так.

— По какому вы делу, господин фэйне?

В комнате было темно.

Баэльт с наслаждением затянулся плактом. Ему было хорошо. Несмотря на грохот с первого этажа, громкое перекрикивание стражников и ворчание Мурмина.

Очень хорошо.

Правда, радость чуть омрачалась привычной гнетущей пустотой в груди.

Обычно он не любил суеты, толчеи и криков. Однако сегодня, посреди переворачиваемого вверх дном дома, ему это нравилось.

Гроза громыхала, заставляя окна дрожать в рамах.

Опираясь рукой о стену, Баэльт выдыхал плактовый дым и смотрел в окно, на залитую дождём улицу.

Судя по звукам, прямо под окнами дрались. Кажется, разборка за власть над кварталом. Или что- то вроде. Человек десять, наверное.

Было бы мило с их стороны убрать к утру все трупы.

Крайне мило.

Просторные коридоры Торговых Палат казались другим миром по сравнению с Веспремом. Белизна мрамора, приятная прохлада, множество фресок и картин — всё это было чужим. Неуютным.

Потому Баэльт и смотрел в окно вниз, на город.

Вид грязных улиц, мокрых крыш и сотен огней напоминал ему, что он всё ещё в Веспреме. Осознание этого не особо радовало, но, по крайней мере, успокаивало.

Там, внизу, бушевали дождь и шторм. Было демонски холодно и мокро.

А тут было всего лишь прохладно. Но чуждо и одиноко. И Баэльт предпочёл бы быть сейчас там, внизу, в городе.

Вечернее небо сотрясалось от грохота.

Баэльт примешивал в этот шум и свой грохот, колотя по двери.

— Эй! — хрипло ревел он.

Однако ответа не было.

— Зараза, — Баэльт злобно пнул дверь. Вечер выдавался хуже некуда. Ливень, холод. Свинцовый район, грязный и умирающий. И эта запертая дверь.

Веселый гул «Дырявой бочки» слегка рассеивал мрачную ауру Веспрема.

По уходящей вниз Якорной улице плелись усталые люди. В основном — портовые рабочие, возвращающиеся домой после работы. Громыхали телеги.

Дождь серыми росчерками добавлял тоскливости картине.

И только таверна «Дырявая бочка» ходила ходуном. Призывный золотой свет лился из её окон. Изнутри тянулись весёлые крики пополам со стуком кружек. Аппетитные запахи разносились по всей улице, завлекая всё новых посетителей.

Какой яркий контраст со всем Веспремом вокруг! Наверное, он и обеспечивал популярность этого места.