Коста-Брава, Испания

Стоял изумительный летний вечер. Часов около восьми прямо из барселонского аэропорта прибыл на мотоцикле специальный посыльный, доставивший пакет, который он, однако, отказался передать сидевшему в сторожевой будке охраннику, настаивая на том, что должен вручить его лично в руки адресату: сеньоре Мерседес Эдуард.

Это означало, что охраннику придется загонять в вольер четырех ротвейлеров. Если бы посыльный приехал на автомобиле, все было бы гораздо проще, а то совсем недавно псы набросились на мотоциклиста и, стащив его на землю, жестоко искусали. Тот вызвал полицию, после чего сеньора Эдуард строго-настрого наказала, чтобы подобное больше не повторялось.

Охранник снял трубку телефона и связался с Майей Дюран, личным секретарем сеньоры Эдуард.

Сан-Люк, Каталония, Испания

Большую часть монахинь уже вывезли. Пако Массагуэр, местный землевладелец, прислал для этой цели несколько повозок. И, хотя двое его людей были жестоко избиты, перепуганным до смерти сестрам монастыря Сан-Люк все же позволили уехать.

Когда они проезжали по улице, обезумевшая толпа голодранцев стала швырять в них дерьмом, понося на чем свет стоит. Иногда вместе с дерьмом в несчастных летели камни.

Мать Хосе, игуменья монастыря, отказалась покинуть святую обитель и с четырьмя наиболее преданными монахинями укрылась в часовне Богоматери.

Сан-Люк

– В газетах пишут, что большевики убивают и едят младенцев.

– Ага, только сначала они зарезали и съели всех старух. – Тяжело опираясь одной рукой на раковину, а другой намыливая грудь, Франческ в раздражении ломал себе голову, чем обязан этому визиту. Было восемь часов вечера, на улице холодно, затянутое облаками небо полыхало на западе кровавыми отсветами заката.

Гость подсел к столу. Его пальцы беспрестанно вертели блестящую рукоятку трости, которую он сжимал коленями. На голове у него была нахлобучена шляпа, на толстый живот свисало на цепочке пенсне.

В день свадьбы элегантная фигурка Кончиты уже явно указывала на ее положение. Рождение ребенка ожидали к маю.

Франческ стоял перед алтарем. Бога он то ли ненавидел, то ли не верил в него – он и сам точно не знал. Его металлический голос гулким эхом отдавался под сводами церкви.

В руках Кончита держала веточку цветущего миндаля. Белоснежное платье доходило ей до середины икр, оставляя открытыми изящные щиколотки в белых чулках и серебряные туфельки. По моде тех лет на ней была надета шляпка, прикрывавшая уши, и длинная искусно вышитая вуаль. На руках – тонкие кружевные перчатки, когда-то принадлежавшие ее матери.

Она вся просто светилась. Беременность только усилила красоту. За вышитыми на вуали белыми розами сияли ее огромные глаза. На традиционные вопросы священника она отвечала чистым и спокойным голосом, и, когда в заключение церемонии Франческ повернулся к ней для поцелуя, она, коснувшись рукой его буйной бороды, бросила на него такой нежный взгляд, словно они были страстными любовниками, а не едва знакомыми чужими людьми.

Когда они выходили из церкви, Кончита так крепко прижималась к его руке, что кузнец едва держался на ногах. Ветер крепчал, небо было затянуто свинцовыми тучами. Кончита откинула вуаль, чтобы фотограф мог запечатлеть их на церковных ступенях. Порывы ветра отчаянно трепали одежду новобрачных и гостей. Упали первые капли дождя. Франческ, который все утро выглядел хмурым и напряженным, теперь блаженно улыбался, не уверенный, правда, насколько успешно ему удалось пройти это тяжелое испытание.