Глянцевитая полоса асфальта, словно прошитая стежками автомобильных фар, взвилась на крутой склон.

Вихрь бьет в бока «татры», будто хочет невидимым тараном сбросить ее в кювет.

Снопы белого света от фар нашей машины выхватили из тьмы две размахивающие руками фигуры.

Коротка история колонизации южной оконечности африканского континента. Всего четыре с половиной столетия прошло с тех пор, как земли ее коснулась нога первого европейца. Но каждая строка этой истории свидетельствует о ненасытной жадности расширяющихся империй, с каждой ее страницы доносятся отзвуки боев, каждая глава окроплена слезами и кровью.

В конце XV века у мыса Бурь остановились каравеллы двух мореплавателей. Они пополнили запасы питьевой воды, высадили на неведомый берег горсточку заболевших цингой моряков и отплыли дальше на восток, к водам Индийского океана. Бартоломеу Диаш и Васко да Гама вели эти каравеллы в авантюристические плавания за сокровищами Индии и Дальнего Востока.

В продолжение 100 с лишним лет побережье залива у Столовой горы оставалось одиноким островком белых людей и первых мулатов. В Азии уже медленно спадала волна лихорадочных завоеваний, когда горстка авантюристов с высокомерными жестами властителей мира залпами корабельных пушек завоевывала и складывала к ногам своих европейских владык бескрайние территории с многомиллионным населением.

Росло число кораблей, отваживавшихся плыть в южные воды под флагами испанской, португальской, голландской и британской корон. Под склонами Столовой горы Голландская Ост-Индская компания выстроила свой опорный пункт с фортификационными сооружениями. Самая южная оконечность «Черного континента» стала прибежищем первых голландских переселенцев — буров. В конце XVII века сюда начали прибывать французские гугеноты. На побережье всем им уже становилось тесно.

Начались первые кровавые захватнические походы на север. Вглубь континента направлялась одна повозка за другой. За каждой их них шла горстка буров с толпой черных рабов. Тщетно скотоводы южноафриканских степей пытались оказывать им сопротивление. Стрелы с каменными наконечниками были слишком слабым оружием, а щиты, обтянутые шкурами обезьян или бегемотов, не защищали от свинца бурских мушкетов. Сотнями и тысячами гибли африканцы на родной земле в жестоких оборонительных боях, но в конце концов вынуждены были отступить далеко на север, к равнинам Трансвааля, и на запад, в недоступные области полупустынь.

Позади осталась тропическая Африка, как бы скрытая от нас навсегда опустившимся занавесом, а внизу, у подножья крутого горного хребта, в сверкании неоновых гроздьев бьется на гребнях световых порогов сердце огромной богатейшей страны — Южно-Африканского Союза. Но это скорее не сердце страны, а только ее мозг. Сердце Южной Африки лихорадочно бьется в недалеком Иоганнесбурге, откуда по жилам страны растекается золотая животворная кровь.

Еще полчаса за рулем, потом — удивление портье при взгляде на слово «Чехословакия», которое мы поставили, заполняя анкету в пригородной гостинице, и вот мы уже смываем под душем последние следы пыли тропической Африки.

— Your suits, sir, — ваши костюмы. За такой короткий срок их нельзя было отгладить лучше. Они, по-видимому, долго пролежали в чемоданах, — как бы извиняясь, сказал нам с улыбкой статный индус, заботливо развешивая на стуле нашу наскоро выглаженную одежду.

Многие недели пролежали наши костюмы на дне большого сундука, находившегося на заднем сиденье машины; они были придавлены фотоаппаратами, запасами кинопленки и фотоматериалов, а также нашей походной канцелярией. Вместо костюмов мы носили короткие спортивные брюки, с которыми не расставались на протяжении всего пути по Африке. Ровно год назад мы впервые надели их, выехав за ворота Касабланки.

— Как ты думаешь, Мира, когда они теперь снова нам понадобятся?

Если вы хотите представить себе облик южноафриканской столицы, то вообразите, что находитесь в современном квартале города Градец-Кралове*. Однако при каждом сравнении возникает свое «но»! В центре Претории, распланированной наподобие шахматной доски, расположен зеленый круг главной площади Чёрч-сквер. Вокруг нее теснятся главные общественные здания, в архитектуре которых сочетается старый голландский и современный стиль. И как везде, где недостает традиций, эта эклектика усугубляется имитацией античных колонн. Двухэтажные троллейбусы, напоминающие передвижные наблюдательные вышки, прокладывают себе дорогу в потоке современных автомобилей. Витрины магазинов переполнены соблазнительными товарами, доставляемыми из всех уголков земного шара. Ведь золото, которым богат Южно-Африканский Союз, все еще остается надежным и универсальным платежным средством наравне с алмазами, добываемыми в Кимберли, но, разумеется, не для тех, кто своими руками вырвали их из недр земли, не для тех, кто загнан в гетто на окраинах Иоганнесбурга и Кимберли, кто ютится в деревянных и жестяных лачугах в предместьях чванливой Претории. Эти люди не знают даже названия всех совершенных изделий современной промышленности, потребительских товаров, выставленных в ярко освещенных витринах. Но в магазинах посетителей почти нет. Даже в Претории — столице Союза, не слишком много тех, кому доступны эти роскошные товары.

На бульвары торгового центра выходят фасады старых голландских домов, к стилю которых подходят прически и платья богатых дам, воскрешающие забытые времена наших мамаш и бабушек. Античные колонны в городе, центр которого 50 лет назад вырвался из плена глинобитных лачуг, производят такое же странное впечатление на европейца, как и новая мода под автоматическими светофорами. Кажется будто с пожелтевших фотографий сошли эти застывшие мечтательные фигуры с алебастровым цветом лица, закованные в панцири корсетов, с плотно облегающими талию лифами, с турнюрами и шлейфами, с брыжами, надушенными лавандой, и усаживаются в вылощенный «бьюик» новейшего образца.

Холодильники, пылесосы, электрические бритвы, роскошно иллюстрированные журналы со всего света, прекрасные виллы в предместьях, герметически отделенных от «shanty town»,

На высоком холме за городом поднимается к небу монументальный Дворец правительства — широкий полукруг зданий, завершающийся башнями в стиле барокко и окаймленный мощной античной колоннадой. Полукруг обрамляет огромный амфитеатр, в центре которого возвышается каменный алтарь. Перед зданием на краю холма, стоит как форпост, памятник погибшим героям. Лишь на мгновение здесь как бы чувствуешь холодное дыхание минувших веков. Но преторийский капитолий — это живая, даже, пожалуй, слишком живая действительность. Стремление получить место в его стенах заставило бурского генерала Сметса перейти на службу к Великобритании. А ныне Малан, преемник Гитлера на южной оконечности Африки, старается выбить кресло из-под Сметса, угрожая сбросить его. Достанет ли сил у старого генерала, чтобы вновь прочно поставить свое кресло на все четыре ножки?

В этом здании пишутся теперь новые главы неоконченной книги бурных судеб молодого Южно-Африканского Союза, страницы которой обагрены кровью гордых зулусов и басуто, а также кровью белых завоевателей…

По шахматной доске Претории мы возвращаемся в гостиницу, держа на коленях план города: направо, три квартала прямо, налево, направо, снова направо…

На светофоре загорелся красный свет; справа, на расстоянии одной машины, останавливается отполированный «линкольн», и из его окошечка раздается резкий оклик:

— Hallo, what make are you?

Мы оглянулись, так как этот вопрос мог относиться только к нам. Водитель чуть не вывалился, высунувшись из окошечка, и снова повторил:

— Эй, какой вы марки?