Дикий мир нашего тела. Хищники, паразиты и симбионты, которые сделали нас такими, какие мы есть

Данн Роб

Автор этой книги, профессиональный биолог, рассказывает, какое влияние на нашу жизнь и здоровье оказывают другие виды живых существ, с которыми организм человека тесно сотрудничает. Мы почти не замечаем этого взаимодействия, однако среди паразитов и хищников, живущих в нашем теле, немало друзей, которые необходимы для нашего здоровья и способности выживать в сложных ситуациях.

Введение

Как-нибудь ночью, когда лунный свет проникает сквозь занавески и не дает вам уснуть, поверните голову и посмотрите на лежащего рядом человека. (Если рядом никого нет – посмотрите на самого себя.) Взгляните на свои ногти, обратите внимание, какие они гладкие по сравнению с окружающей их кожей, как похожи они на когти диких животных. Внимательно посмотрите на кисти ваших рук, прощупайте их многочисленные кости, связанные струнами сухожилий. Прикоснитесь к выступающим под кожей костям предплечий, проведите рукой по локтевому сгибу, потрогайте плечо, полюбуйтесь на его красоту, положите ладонь на шею и подивитесь ее несравненному изяществу. Это великолепное тело, состоящее из плоти и желаний, создавалось среди ветвей африканских и азиатских деревьев, где ногти помогали крепко цепляться за сучья и спасали от падения в лапы подстерегавших внизу хищников. Вы смотрите на тело, принадлежащее животному, которое еще сравнительно недавно было диким.

Бывают дни, когда мы вдруг вспоминаем и чувствуем нашу связь с существами, жившими задолго до нас. Глядя по телевизору на шимпанзе, на их мимику, на их доброту и жестокость, мы невольно им сопереживаем. Подобрав на дороге черепаху, мы внимательно рассматриваем ее лапы, странные глаза, очертания ее тела, чем-то напоминающего наше собственное. Мы чувствуем ее движения в наших руках, как движения какой-то жизненно важной мышцы. Однако большую часть времени мы не ощущаем своей принадлежности к обширному царству биологических видов. Мы перестали считать себя частью природы.

Но история нашего происхождения не оставляет нас, хотим мы того или нет. Это стало наиболее заметно в последние несколько лет, когда были совершены новые открытия в таких науках, как антропология, медицина, нейробиология, архитектура и экология – особенно экология! Чем активнее мы отстраняемся от своей эволюционной истории, тем крепче притягивают нас к ней нити нашего животного наследия. По прошлому можно тосковать духовно и иносказательно, однако я имею в виду нечто более осязаемое и физическое. Я говорю о той боли и страданиях, что испытывают наши тела, исключенные из экологического контекста, в котором они существовали на протяжении тысячелетий. Вырвавшись из паутины дикой жизни, в тенетах которой мы возникли как вид, каждый из нас испытывает последствия этого – иногда приятные, иногда болезненные, но почти всегда очень значимые для осознания того, кто мы есть.

Мы принимаем наши современные ритуалы работы и отдыха за некий дар свыше, но почти вся наша прежняя история говорит о том, что мы жили под открытым небом – голые или почти голые. Осмелев, мы влезали на деревья и подолгу сидели на ветвях. По ночам мы спали в гнездах, сделанных из веток, листьев и грязи. Мы бродили по саваннам и добывали себе пропитание, досконально зная окружавший нас ландшафт. Это знание было для нас суровой необходимостью, ибо без него мы лишились бы съедобных плодов и не смогли бы выжить. Совершив переход к нашей современной жизни, мы можем составить длинный список вещей, по которым тоскует наше тело. Не так давно мы передвигались на четырех конечностях. Мы и до сих пор довольно неуклюже держимся на двух ногах. Мы умеем довольно быстро бегать, но для того, чтобы бежать еще быстрее, мы наклоняемся вперед, подсознательно стремясь принять более удобную прежнюю позу и вернуться к старому способу передвижения. Мы ведем сидячий образ жизни, и боль в спине напоминает о нашей исконной принадлежности к четвероногим. Автор нашумевшей книги «Демографическая бомба», выдающийся ученый Пол Эрлих пишет, что переход к хождению на двух ногах сильно мешает нам обнюхивать друг друга. Но довольно о старых добрых временах.

В течение многих поколений биологи и философы не перестают размышлять над тем, как и почему наша жизнь отделилась от нашего прошлого, утратила согласованность. По признанию многих, такой диссонанс мучителен, но нам не хватает понимания того, откуда взялся этот призрак отчуждения. Полагаю, что дело здесь в изменениях тех биологических видов, с которыми мы взаимодействуем. Рядом с собой в постели вы обычно видите максимум еще одно животное (альтернативный образ жизни и кошек мы не учитываем). Однако в сравнительно недавнем прошлом мы делили и ложе, и жизнь с великим множеством живых существ. Попробуйте пожить в обмазанной илом хижине индейцев Амазонки, и над вашим гамаком будут спать летучие мыши, под гамаком – пауки, неподалеку разлягутся кошки и собаки, и я уже не говорю о насекомых, которые будут бестолково обжигать крылья о пламя светильника. Где-то рядом, например под потолком из пальмовых листьев, будет висеть пучок сушеных лекарственных трав, а на шесте – копченая обезьянья тушка. Все необходимое, что находится в хижине, было найдено, собрано или убито неподалеку, всего касались руки хозяев, названия всех предметов хорошо известны. Мало того, в ваших кишках обитает масса глистов, вся кожа покрыта неисчислимыми бактериями, а в легких поселился грибок единственного и неповторимого, характерного только для вас лично вида. За околицей деревни в полной темноте стрекочут мириады насекомых, на землю падают деревья, летучие мыши дерутся из-за фруктов, а по лесным тропинкам тихо бродят хищники, подстерегающие зазевавшуюся жертву.

Часть I

Какими мы были много-много лет назад…

Глава 1

Происхождение людей и покорение природы

Летом 1992 года археолог Тим Уайт обнаружил ископаемые останки, навсегда изменившие его жизнь. Наткнувшись на них, он поначалу даже не понял, что именно он видит; невозможно было разобрать, один это скелет или несколько. Это могли быть останки собаки или – с не меньшей вероятностью – фрагменты скелета девочки-подростка. Когда солнце ярче осветило находку, ситуация несколько прояснилась. Плоть давно сгнила и исчезла, но оставшиеся кости могли рассказать интересную историю.

Уайт отошел от места раскопок, чтобы посмотреть на кости под другим углом и охватить взглядом всю перспективу. Чем дольше он смотрел, тем яснее становилась картина. Найдено было несколько скелетов, но только один из них задел Уайта за живое и произвел на него неизгладимое впечатление. Эта девочка, кости которой были обнаружены первыми, даже спустя тысячи лет после своего последнего вздоха продолжала привлекать к себе пристальное внимание. Уайт не мог отвести от нее взгляд. Давно погибшая девочка пробудила в археологе странные чувства. Возможно, тут сыграли свою роль жара и растревоженное самолюбие – Уайт вообразил, что за высохшими побелевшими костями кроется нечто большее. Каждый ученый, занимающийся исследованием ископаемых останков, питает неистребимую надежду на то, что ему – единственному из всех! – удастся совершить настолько важное открытие, что в науке изменится сам взгляд на пустыню, где это произошло. Со временем Уайт начал верить, что это случилось именно с ним

[1]

.

Тим Уайт, профессор антропологии Калифорнийского университета в Беркли, в течение многих десятилетий занимался изучением разнообразных приматов и предков человека. Он знал кости людей, а также высших и низших приматов как свои пять пальцев. Этими пальцами он касался миллионов костей, зарисовывал их, ощупывал, выкапывал из земли. Опыт и интуиция подсказывали Уайту, что кости, найденные им в песке, были не вполне женскими, однако они не могли принадлежать и обезьяне. Здесь, в пустыне, глядя на разрозненные костные фрагменты, Уайт не мог сказать, к какой именно ветви генеалогического древа жизни принадлежало это существо, но подсознательно чувствовал, что сделал весьма значимое открытие. Он нашел не связующее звено между обезьяной и человеком – нет, он нашел нечто большее. Возможно, обнаруженные им останки вообще сделают бессмысленными дальнейшие поиски этого связующего звена. Надо сказать, что работа с ископаемыми останками требует наличия интуиции, позволяющей отличить необычное от заурядного. И Уайт интуитивно понял, что видит нечто весьма неординарное. Необычным был череп. Необычными были ступни. Когда же Уайт и его коллеги принялись исследовать слой почвы, в котором были обнаружены останки, то выяснилось, что его возраст составляет порядка 4,4 миллиона лет

Признаки, указывающие на безумие Уайта, были налицо. Шансов обнаружить настолько уникальные и важные останки было не больше одного на миллиард, а может, и того меньше. Тем не менее, если бы Уайт занялся поиском подтверждений своей правоты, он бы преуспел. Сам контекст открытия позволял предположить, что он натолкнулся на нечто очень важное. Уайт и его коллеги работали в Эфиопии, в пустыне Афар. Место раскопок, расположенное близ села Арамис, находилось неподалеку от того района, где в 1974 году были обнаружены кости других ископаемых людей раннего периода. Поблизости находилось и то место, где он сам вместе с коллегами незадолго до этого обнаружил древние останки человека, возраст которых оценивался в 160 тысяч лет

Антрополог всегда надеется на некий прорыв, на момент, когда он сможет воскликнуть: «Я же говорил!» Но этот момент все не наступал – ни через год, ни через два. В 1994 году Уайт опубликовал небольшую статью о своей находке. Это была скорее попытка застолбить территорию, нежели отчет о научном открытии