Этот роман о нашем времени, в нём, как в зеркале показана драматическая судьба нынешней России. Выпукло, рельефно изображены враги нашего народа, но особенно ярко показаны герои сопротивления, русские люди, вставшие на пути разрушителей России.
Санкт — Петербург
2002
84.3Р 7
Д 75
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Завод развалился, словно корабль, со всего размаха налетевший на айсберг; рабочим и служащим перестали выдавать зарплату, и он пошатнулся, затрещал, а затем и рухнул, погребя под обломками дневные, месячные планы, графики ремонтов оборудования, замыслы конструкторов, инженеров. Собственно здание управления, инженерное крыло, центральная лаборатория и дворец культуры, конечно, стояли на своем месте, и гигантский Конструкторский корпус по–прежнему красовался гранитным фронтоном главного входа, кариатидами, державшими на плечах балконы, но гирлянды окон по вечерам уж не вспыхивали веселыми огнями, а оставались черными, как пустые глазницы.
Так рухнула и вся российская держава под напором тайных и злобных сил, которых она еще вчера кормила своей грудью, холила и лелеяла, не зная и не ведая, каких чудовищ пестует на пагубу всех добрых и честных людей. Труд, созидающий жизнь, потерял смысл, а те деньги, которые еще кому–то выдавали, были обесценены в тысячу раз, и за них можно было купить кусок хлеба и пригоршню пшена. Люди вдруг поняли, что такое деньги и что можно при их помощи натворить, попади они в чужие руки.
В России и раньше были такие силы, и они все больше наползали в Кремль и в министерские кабинеты, но теперь их там стало так много, что им не надо было себя скрывать; они сбросили маски и громко заявили: в России совершена четвертая революция — на этот раз демократическая. Власть перешла к либералам, то есть к чиновникам, которые провозглашают принцип «Все дозволено!». Во властные кабинеты забежали младшие научные сотрудники, всякого рода институтские и министерские чиновники. Перед изумленными глазами русских людей замелькали нерусские фамилии. В стране в одночасье каким–то непонятным образом появились богатые и очень богатые люди, и даже магнаты и олигархи. Они будто бы из этих же, вчерашних кандидатов наук и мелких служащих.
Люди подобного рода вздыбили шерсть и на Северном заводе. Раньше их не было видно; они сидели в каких–то углах и закоулках, а теперь, как тараканы, вдруг повылезли из щелей и забегали, задвигались, словно где–то разлилась сладкая вода и они туда устремились. И только потом, три–четыре месяца спустя, стали проясняться их тайные делишки: они что–то сдавали в аренду, что–то продавали, скупали какие–то акции. Директор завода Петр Петрович Барсов, честный человек, этому процессу пытался помешать, но однажды из министерства пришла шифровка: завод выставлен на торги, он переходит во владение акционеров. Председателем совета акционеров стал молодой человек с характерно русской фамилией и со столь же характерно нерусской физиономией Андрон Казимирович Балалайкин. Рабочие стали называть его Ароном, и по этому поводу у него часто возникали неприятные препирательства. Обыкновенно он в таких случаях говорил: «Послушайте! Вот вы Иванов, и я же вас не называю Пупкиным или Шапкиным, а вы меня…» И нередко в ответ он слышал все то же: «Простите, Арон Казимирович». «Опять Арон!» — всплескивал руками, говорил: «А-а, да черт с вами! Давайте вашу бумагу, что там у вас ко мне?..»
Барсов однажды сказал Балалайкину:
