Игорь Ефимов. Беглец. Роман в письмах и кинокадрах. Опубликовано в журнале Нева № 4, 2016.
ЯНВАРЬ
Что ты наделала?! Зачем? Не предупредив, не подготовив! Удрала из страха? Не ручалась за себя? Но неужели ты думаешь, что для моего неутомимого десантника расстояние в двести миль — неодолимая преграда? Плохо ты его знаешь!
То есть, конечно, ты его совсем на знаешь — в этом вся беда.
Не пускать его в золотые чертоги, созданные для него самой Природой, — какая жестокость! И глупость в придачу. Рано или поздно он доберется до тебя, и тогда ты воскликнешь: «Ах, сколько лет было упущено напрасно!»
А и правда — сколько уже? Когда вы приехали из России? Почти шесть лет назад? Неужели мы знаем друг друга так давно? Но бывали, бывали уже в моей жизни и подлиннее марафоны. Чтоб от первого «в твои глаза впиваясь нежным взором» до «торопит миг последних содроганий» пролегли годы и годы. И вовсе не обязательно заполненные длинной осадой. Прерывистая цепочка случайных встреч, обмен мимолетными улыбками, поход в кино, застолье у общих друзей… И только глаза, распахнувшись, безмолвно испускают свой вечный зов-вопрос: «Да?.. Нет?.. Еще не пора?.. Но когда же, когда?!»
ФЕВРАЛЬ
Вчера вспоминал тебя, глядя передачу про британскую королеву Елизавету Вторую. Она и ее супруг, похоже, — последний оплот моногамных традиций в английской монархии. Остальные члены королевской семьи в XX веке разрушали их наперегонки. Сначала дядюшка Эдуард Восьмой отрекся от трона, просидев на нем меньше года, чтобы жениться на разведенной американской красавице. Потом сестра Маргарет, вышедшая замуж под нажимом семьи, начинает крутить роман за романом и в конце концов разводится. Дальше разводятся один за другим собственные сыновья — Чарльз и Эндрю. Потом принцесса Дайана, мать наследников трона, заводит роман с арабским богачом. Если ты когда-нибудь попадешь на прием к королеве, она обнимет тебя и воскликнет: «Вы и я — мы последние женщины на свете, все еще верящие в священность брачных уз!»
Помнишь, когда ты работала с Женечкой в городской библиотеке, она устроила там вечер памяти Льва Толстого, в связи со столетием со дня его смерти. И один из выступавших прочитал доклад об отношениях великого писателя с Тургеневым. Два гения русской литературы восемнадцать лет были в смертельной ссоре. Докладчик сказал, что причины ссоры остаются загадочными. А я недавно перечитывал биографию Толстого и вдруг понял, какая кошка пробежала между ними.
Дело было так. Они оба гостили в поместье Фета. Два дня прошли в дружеском общении, с купаньем, охотой, прогулками. Утром третьего дня, за завтраком, Тургенев стал рассказывать, как чудесно живется в доме Полины Виардо в Париже его незаконной дочери, рожденной от него российской белошвейкой, какие она делает успехи в музыке, рисовании и танцах, как участвует во всевозможных благотворительных начинаниях. И тут Толстой сделался темнее тучи. Он стал кричать, что все это только кривлянье, лицемерие и игра в доброту. Что Христос учил творить добро так, «чтобы твоя правая рука не знала, что творит левая». Что любая помощь от богачей беднякам есть просто частичный возврат награбленного. Ошеломленный Тургенев стал возражать, спор разгорался. В какой-то момент даже прозвучали слова «я вам в морду дам». В конце Толстой выбежал из-за стола, уехал, прислал Тургеневу вызов на дуэль, да не простую — на пистолетах, а чтобы на ружьях — и насмерть.
И я берусь объяснить, из-за чего разгорелся сыр-бор. Из-за того, что Толстой был открыт чувству вину почти так же, как ты. И как раз в те же годы его крепостная крестьянка родила ему сына Тимофея. Которому никакой Париж не светил, а светило в лучшем случае стать конюхом. Услышать, как заботливо обошелся со своей незаконной дочерью его литературный соперник, было Толстому невыносимо. И какая лучшая защита от чувства вины? Возненавидеть, «отомстить»! А тридцать лет спустя написать покаянный роман «Воскресение».