Утро выдалось пасмурное. Моросил мелкий дождь, который не был совсем противным только потому, что на дворе уже стояла по-летнему теплая погода. Приятного, конечно, мало, но терпеть можно.

Вообще-то я люблю дождь, но не такой, а задорный летний ливень, под шум которого так и хочется закричать «Аааа!» и броситься кружиться босиком по лужам. А вот эту, будто из пульверизатора разбрызганную пакость, и дождем-то назвать сложно, так, мелкое недоразумение, от которого проблем больше, чем радости. Вот и бумаги, по неосторожности вынутые из сумки (проверить, все ли на месте), уже покрылись маленькими темными точками.

«Вот недотепа! Надо было хотя бы куда-то под крышу зайти, раз уж я файликами пользоваться так и не научилась. Бумаги-то важные!» — запоздало подумала я, пытаясь теперь затолкать их обратно в сумку, чтобы они не промокли еще больше. На ходу поместить их строго между книгой и другой папкой, чтобы они вдобавок еще и не помялись, упорно не получалось, а падающая с неба морось начинала казаться уже достаточно гадкой для того, чтобы прийти к пониманию, почему большинство моих знакомых так не любят питерскую погоду.

Увлеченная этим процессом и, разумеется, не смотрящая себе под ноги, я споткнулась обо что-то (а как чуть позже выяснилось — об кого-то) и полетела на асфальт, а заверенные копии документов, доверенность и банковские выписки, выскользнув, разлетелись еще дальше впереди по мокрой дороге.

«Ну, прекрасно!» — зло подумала я и обернулась.

В самолете Эдик вел себя просто невыносимо. Этакая смесь островного папуаса, в жизни не бывавшего внутри «диковинной птицы», иногда пролетающей в небе и сверкающей божественным знамением в отраженных лучах Солнца, и трехлетнего капризного ребенка, тоже не летавшего прежде на самолете. В общем, кошмар и тихий ужас.

Началось с того, что в процессе взлета ему приспичило в туалет, и уговорить его потерпеть еще немного, пока самолет не взлетит и можно будет отстегнуть ремни безопасности, стоило мне воистину титанических усилий. О посматривающих на нас с недоумением других пассажирах я вообще молчу. И о том, какие он сделал глаза, когда все-таки посетил сие заведение. Хорошо еще, не пришлось ему туалет на вокзале увидеть. Вот там, я понимаю, есть от чего сморщиться и глаза округлить.

Потом моему «принцу» не угодил предоставленный обед. Он просто заявил, что ТАКОЕ есть не будет. А я-то в кафе решила, что он просто не голоден, когда он даже не притронулся ни к картошке с салатом, ни к кофе.

Ну а когда ему все-таки надоело таращиться в иллюминатор и изводить меня своими жалобами вперемешку с невнятными воззваниями к неизвестному божеству при каждой турбулентности, он просто заснул. Причем так, что проспал до самого приземления и процесс оного в том числе. Чему я порадовалась, но радость моя была не долгой. Разбудить его оказалось далеко не просто, и выходили мы в итоге последними под косые, а у некоторых и сочувственные, взгляды экипажа.

Но как только нам удалось выбраться в вечернюю прохладу Адлера, Эдик неожиданно переменился. Причем настолько разительно, что от удивления (если не шока) я даже не проронила ни слова, молча следуя за ним.

До станции назначения добрались мы, к счастью, без приключений. Эдик мирно проспал весь оставшийся путь и пробудился как раз вовремя, чтобы успеть выбраться из электрички.

— Это же горы! — воскликнул невесть чем обрадованный Эдик, взирая на показавшиеся шапки гор. — Похоже, Боги нам благоволят!

— И чем же так несказанно хороши горы? — осведомилась я. — Они, конечно, красивы, прекрасны и величественны, но нам-то это как поможет?

— Вот именно, что поможет! — вновь возопил парень, но увидев мой недовольный взгляд, все же ответил. — В горах мой сигнал, если можно так выразиться, падает до нуля. Короче, здесь нас вычислить практически невозможно! Если бы Наставник знал…

Пропустив мимо ушей кольнувшее «нас» — как тут теперь отвертишься? — я вскинула брови и изрекла:

«Проснись, Тания… Эду нехорошо».

«Ты что, решил поселиться у меня в голове?! — недовольно подумала я, открывая один глаз. — Нас уже нашли?»

«Не думаю».

«Что тогда?»

«Вот я тебя и прошу это выяснить!»

После позднего завтрака (или раннего обеда) оказалось, что особых дел у нас нет и убегать ни от кого не надо, и я наконец вспомнила о таком чуде технологического прогресса, как телефон, и удосужилась поставить его на зарядку. Перечитав кучу тут же налетевших смс о пропущенных звонках и кличей о моем исчезновении, я вздохнула. Да уж, подзабросила я дела. Прежде всего позвонила маме и Ленке, своей коллеге и по совместительству подруге, потом взглянула на Эда и решила, что он уже достаточно взрослый и сможет побыть некоторое время без присмотра. Оставив его перед телевизором, я с ноутбуком под мышкой отправилась в холл — единственное место, где был Wi-Fi.

Количество писем в электронном ящике меня так же не порадовало, отчего в душу начала медленно заползать едва различимая тревога. Я постаралась сосредоточиться, еще раз позвонила Лене и перепоручила ей несколько самых важных и неотложных дел. Так, теперь более-менее порядок, с остальным я разберусь, когда вернусь в Питер. Оказывается, ничего страшного не случится, даже если я еще с неделю буду так же безжалостно прогуливать, а я-то суетилась, вечно куда-то торопилась и считала себя незаменимой!..

Странно, только вот тревога никуда не делась, а как будто даже стала нарастать. У меня закралось смутное подозрение, постепенно перешедшее в уверенность, что истинная причина такого состояния может быть только одна. Эдик.

Я быстро встала, взяла ноутбук и побежала в номер. Его там не оказалось.

— Вот черт! — выругалась я. — И где его искать?

Пробуждение выдалось не из приятных. Голова трещала жутко, а еще отчего-то было очень холодно и мокро. Я открыла глаза и тут же закрыла их снова. Не помогло. Я, конечно, успела сообразить, что проснуться дома в своей теплой и уютной постели никак не могла, потому что должна сейчас быть в поезде или уже нигде не быть, ибо то, что летело в меня, навряд ли собиралось оставить меня в живых. Но как же я тогда оказалась здесь?!

Мокрая пожелтевшая листва вперемешку с грязью неприятно липла к босым ногам. Везде вокруг, насколько мне было видно, простиралась однообразная картина — раскрашенный осенними красками опадающий лес. И все. Я стояла на относительно открытом участке, возможно, посреди какой-то глухой лесной дороги. И мне было до безумия холодно. Единственный имеющийся предмет гардероба — то самое летнее платье до колен — не было создано для обогрева и вдобавок изрядно намокло. Как же хотелось закутаться в привычную теплую кенгурушку и надеть на ноги любимые кроссовки! Жизнь сразу показалась бы намного приятнее и оптимистичнее.

«И угораздило же меня оказаться здесь именно в этом дурацком платье! Так, если я буду и дальше стоять на одном месте, то окончательно околею», — заключила я и начала энергично подпрыгивать. Выходило не очень. Мокрая трава, грязь и листва скользили под ногами, и я рисковала упасть.

Да уж, ну и в положение же я попала. Неизвестно где, неизвестно как и неизвестно, что делать. Если это место и было когда-то дорогой, то сейчас явно заброшенной. Отличить ее можно было только по не растущим на ней деревьям и относительно ровным краям. Выведет ли она меня куда-то — опять же неизвестно.

«Как же холодно! Надо двигаться, хотя бы куда-нибудь», — сказала я сама себе и пошла. Куда? Просто пошла, надеясь, что выбрала направление не в глубь леса, а из него.

Как оказалось, дворцовые земли начинались не так далеко от дома Петера и Лианоры. Проводить меня мог бы даже Реглиф, но он куда-то запропастился. Да и, по правде говоря, идти во дворец одной, без какого-либо сопровождения, было как-то боязно. Поэтому я искренне обрадовалась, когда Петер вызвался меня отвезти на их телеге, запряженной гнедой кобылкой.

Не знаю уж, из чего был сделан мой сарафан (ткань напоминала обычный хлопок), но грел он не хуже флиса. Так что сидя в открытой повозке я ничуточки не пожалела, что не стала переодевать свое платье (бережно выстиранное хозяйкой) и накидывать сверху предложенный безразмерный на вид плащ. Платье я, конечно, забрала, а вот плащ пригодится хозяйке и самой.

Так по дороге я вяло размышляла о чудо-материи сарафана, факте отсутствия у меня даже элементарных сопель после вчерашней «прогулки» по лесу, феномене абсолютно точного понимания языков друг друга с местными жителями (и ведь не удосужилась же раньше спросить об этом ни у Эда, ни у его Наставника). В общем, я думала о чем угодно, кроме того, что именно буду делать, когда подъеду ко дворцу. Чувствовала я себя при этом так, словно еду на экзамен, причем не зная ответа ни на один билет.

Домик гостеприимно приютивших меня эльдорийцев, который, к слову сказать, при свете солнца оказался выложенным камнем и выкрашенным ярко-голубой краской, что в сочетании с окаймлявшими окна белыми камнями, придавало ему сказочный вид, давно скрылся из виду. По словам Петера, мы уже ехали по дворцовым землям, которые были довольно обширны. Сам же дворец располагался в центре этого вот леса, а не города, как я могла бы ожидать. Город тоже имелся, он пристроился с запада от дворца и начинался сразу за полосой леса. Вот такие вот порядки.

— Как же мне попасть в сам дворец? — все же спросила я. — Им же не будет достаточно того, что мне нужно видеть принца.

Аудиенцию с Королевой назначили на полдень. Встала я рано и за неимением лучших вариантов сразу после легкого завтрака отправилась исследовать королевский сад. Точнее я-то думала, что парк, но обнаружив в той его части, куда меня занесло, цветущие и в то же самое время плодоносящие деревья — поняла, что оказалась в перепутавшем все правила сезонов волшебном саду. На улице было опьяняюще свежо и по-утреннему прохладно, робкие солнечные лучики выглядывали через густую листву, а кучистые местами серые облака напоминали, что на дворе все-таки осень.

Как же мне хотелось расспросить Эда обо всем на свете (точнее на Эльдорисе), столько неразрешенных пока загадок громоздилось в голове, но он, как, видимо, и полагается принцу, был занят. Заглянув только на минутку ранним утром, чтобы самолично сообщить о времени знакомства с его матушкой, он посетовал на то, что с момента возвращения ему не дают ни минуты покоя все, кто только возможно, а Наставника нет, чтобы от их заботливой опеки и поучений защитить. К тому же еще и Старейшины повадились по несколько раз на дню устраивать ему допросы, на которые он, как я поняла, без санкций Наставника упорно не поддавался.

«Любопытное у них тут положение дел вырисовывается», — подумала тогда я.

В итоге его приход только подбросил в топку вопросов и не дал никаких ответов. Поэтому я и решила начать хотя бы с малого и, обнаружив в саду вполне человеческие яблони и груши, отправилась прямиком на кухню пытать повара. Тот сперва весьма удивился такому визиту, но все же начал отвечать на мои в высшей степени странные вопросы, а со временем и сам втянулся в эту игру.

Так на кухне я пробродила почти до половины двенадцатого, попеременно пробуя все подряд и выспрашивая названия, способы выращивания и приготовления всех незнакомых мне овощных культур, злаков, фруктов и прочих съедобных вещей. Из типично земных продуктов мне удалось выискать как минимум куриные и перепелиные яйца (следовательно, кроме обычных лошадей и собак тут имелись и куры с перепелками), муку, причем, насколько я смогла понять, именно пшеничную, найденные мною в саду яблоки и груши, а еще мед. Самый настоящий пчелиный. Это был до того родной и знакомый запах: им были пропитаны все мои детские воспоминания о проведенных в деревне у дедушки-пчеловода каникулах. Пробуя маленькой ложечкой полезное лакомство и вдыхая его аромат, я будто переносилась на Землю, забывая, где именно нахожусь.

Наутро я проснулась я не с самой легкой, но более-менее сносной головой. Встала сразу, решив, что если поваляюсь еще, только усугублю ситуацию, и отправилась в душ. Взбодриться это не помогло, даже, напротив, сделало только хуже — в висках опять немилосердно застучало.

Регги так никуда и не уходил, и, когда я присела в кресло, размышляя идти ли мне завтракать, где и в какой компании мне теперь это делать полагается и переживу ли я это, сел рядом так, что рука моя сама потянулась его погладить. Это было приятно. Гладкая шерсть струилась под ладонями, а головная боль куда-то отступала. Я прислушалась к себе. Прошло!

Со смесью подозрения, удивления, облегчения и радости я посмотрела на пса.

— Значит и тут помогаешь? Спасибо тебе, Регги. Пойдем-ка тогда прямо на кухню, попросим тебе какой-нибудь поистине королевский завтрак! — сказала я, бодро вставая.

На выходе из комнаты я натолкнулась на Джетту, которая напомнила мне, что я могу завтракать с королевской семьей, но я велела ей в том случае, если не явиться туда считается бестактным, сказать, что я неважно себя чувствую. К тому же, это было в общем-то правдой.

Проснулась я утром, вполне бодрой и посвежевшей. Головная боль пока не давала о себе знать, чему я была несказанно рада, надеясь, что в ближайшее время она меня не потревожит.

Выпросив у услужливой Джетты, присутствие которой я начинала ценить все больше, кофе и булочек прямо «в номер», я теперь с упоением наслаждалась этим творением кулинарного искусства. И только допив последний глоточек божественного напитка, я вдруг отчетливо осознала, что в памяти напрочь отсутствует весь вчерашний день после Совета зло-Старейшин и прихода Лива. По прошествии некоторого времени издевательств над своим доведенным до воспламененного состояния мозгом, я наконец пришла к пониманию, что весь оставшийся день я просто-напросто проспала! И всю последующую ночь тоже. А теперь как ни в чем ни бывало встала с утра. Кошмар. Не думаю, что многие в королевстве любят этих старцев.

— А где Лив? — спросила я у Джетты и, встретив непонимающий взгляд, пояснила. — Наставник Эданора. И сам принц тоже.

Джетта пожала плечами.

— Они не выезжали, так что где-то во дворце. Проводить тебя в покои Наставника?