Всё смешалось в древней Бухаре накануне первомайских праздников восемьдесят третьего года. По городу шныряли «Волги» с ташкентскими номерами. Кто их пассажиры? На этот счёт мало у кого были сомнения. Как же! Только что взяли «большого» человека – самого главного борца с расхитителями социалистической собственности, начальника областного ОБХСС. Какие только потаённые тропинки не протоптали к его кабинету! Кто только не ходил по ним! А кто будет следующий? Никто ничего не знает. Или знают, да молчат? Куда деваться, что делать? В городе началась паника. Душными звёздными ночами за высокими глиняными дувалами горели костры. А по утрам босоногие мальчишки копошились в грудах обгорелых бумажек, на некоторых ещё можно было различить ленинский профиль – всё, что осталось от билетов государственного банка СССР пятидесяти– и сторублёвого достоинства. Случалось подчас, что купюры обращались в пепел чуть ли не на глазах чекистов из машин с ташкентскими номерами, но предпринять они пока ничего не могли: мои, мол, деньги, что хочу, то и делаю, захочу – в арык выкину.

За годы следственной работы в Узбекистане мы научились многому не удивляться. Но столь экстравагантную ситуацию всё-таки следует разъяснить читателю…

12 ноября 1982 г. Генеральным секретарём ЦК КПСС стал Ю. Андропов. К власти пришёл очередной коммунистический правитель. Он прямо причастен к подавлению венгерского восстания, «пражской весны», демократического движения в Польше, развязыванию афганской авантюры. Под его руководством органы КГБ усилили преследование инакомыслящих, всё чаще используя высылку диссидентов за рубеж и заточение их в психушки. Андропов был не только единомышленником Брежнева, но и его душеприказчиком. Именно ему Леонид Ильич доверял улаживать тёмные, а порой и криминальные делишки своих непутёвых детей – дочери Галины и сына Юрия. Поэтому у брежневского окружения не было никаких сомнений в преемственности прежнего курса. Новый руководитель располагал обширной информацией о кризисе в экономике и социальной сфере, масштабах бесхозяйственности, хищений, приписок, безнаказанности и коррумпированности кадров. Всё это побуждало его к решительным действиям. Но на путь кардинальной ломки исторически обречённой системы Андропов не встал, и было бы наивно требовать этого от 68-летнего тяжело больного человека с устоявшимися взглядами. Он видел выход из кризиса в укреплении Системы путём усиления дисциплины и ответственности уже испытанными административно-командными методами.

В личном плане Андропов выгодно отличался от своего предшественника: не обвешивал себя титулами и наградами, на смену парадности и благодушию прежних лет пришёл более деловой стиль работы. Он не был корыстолюбив, довольствуясь лишь теми привилегиями, которые обеспечивало ему высокое должностное положение, и с определённой неприязнью относился к наиболее зарвавшимся мздоимцам.

В назидание другим, гласно, а не втихую с поста министра внутренних дел СССР был смещён Н. Щёлоков, которого вместе с первым секретарём Краснодарского крайкома партии С. Медуновым вывели из состава ЦК КПСС. Постепенно правоохранительные органы были сориентированы на активизацию борьбы с коррупцией в структурах власти на местах, выявление должностных злоупотреблений. Причём ведущую роль в этой работе бывший шеф КГБ отводил органам госбезопасности. Впервые за многие десятилетия политический сыск получил прямые указания реализовывать информацию о мафиозных группировках, а не накапливать и уничтожать её, как прежде. Правда, расследование крупных хищений, взяточничества, приписок проводилось и раньше, но уголовные дела такого рода являлись исключением из правил на фоне общей безнаказанности и круговой поруки. И лишь при Андропове наступление на региональные кланы обрело формы государственной правовой политики. Громоздкий механизм репрессивного аппарата разворачивался в новом направлении.

Первые атаки чекистов вызвали озабоченность в штабе мафии – ЦК Компартии Узбекистана.

Рашидова, естественно, беспокоил вопрос: кто санкционировал эти акции? В Бухарском обкоме о них ничего не знали, не был в курсе и административный отдел республиканского ЦК. Наконец, выяснилось, что свои действия председатель КГБ Мелкумов согласовал со вторым секретарём ЦК Л. Грековым. В соответствии с традиционно существовавшим институтом партийного наместничества пост второго секретаря ЦК в республиках занимал русский, который считался «глазами и ушами» ЦК КПСС. Он же курировал правоохранительные органы. Греков как мог приспосабливался к политике Рашидова, угодничал перед ним, но так и не стал до конца своим человеком. Почувствовав с приходом Андропова новые тенденции в политике, шаткость положения Рашидова и его скорое падение, Греков попытался действовать более независимо. Этим и объясняется его благосклонное отношение к активизации усилий госбезопасности, согласие на проведение акции в Бухаре. Но Греков просчитался, недооценив силу рашидовского клана, его позиций в Центре. Более дальновидный Рашидов почуял, какую опасность таит пребывание в республике московской следственной группы, понимал, куда поведут нити следствия. Поэтому он добился того, что уже в конце мая 1983 г. Греков был смещён с поста второго секретаря ЦК Компартии республики, а освободившееся кресло занял преданный ему Т. Осетров.

Начались гонения и на Мелкумова. Его ссылки на Москву, на вышестоящее руководство были для Рашидова неубедительны. Он понимал, откуда ноги растут. Преданные люди получили задание прослеживать каждый шаг председателя КГБ, собирать на него компромат.

В этих условиях тем более было важно как можно быстрее передать дело в Прокуратуру СССР, получить в лице следственной группы ещё одного союзника. Но возобладали не интересы дела, а затронутое профессиональное самолюбие. Как же, заверили Москву, что будет раскручено крупное дело, и остановиться на полпути?

В начале июня 1983 г. Мелкумов попросил ещё на пару месяцев отсрочить передачу дела в союзную прокуратуру под предлогом проведения новых операций. В первой декаде июня с привлечением больших сил КГБ и военнослужащих было проведено более 40 одновременных обысков у разных лиц по «бухарскому делу». Были арестованы начальник УВД Бухарского облисполкома Дустов, начальник областного управления материально-технического снабжения Д. Шарипов, сотрудники ОБХСС Б. Гафаров и Н. Джумаев, председатель райпо М. Базаров.

– Ну, теперь-то вы никого больше не возьмёте, прежние времена возвращаются, – не скрывая удовлетворения рассуждал доставленный на допрос бывший первый заместитель начальника Бухарского УВД Шамси Рахимов. Недавно арестованный полковник милиции уже успел покаяться в многочисленных фактах получения взяток от Музаффарова и других своих подчинённых, поэтому на встречах со следователями чувствовал себя раскованно, без прежнего напряжения и насторожённости:

– Андропов-то он злой на милицию был, Щёлоков ему всегда дорогу переходил. Поэтому он и взялся за вас. Вас ведь послали в Узбекистан приструнить МВД. Разве не так? Так. А для Черненко что КГБ, что МВД, лишь бы всё было тихо, шито-крыто. Они ведь с Брежневым как два близнеца были. Разве Константин Устинович допустит, чтобы и дальше проходили такие расследования? Они же в Москве понимают, что начинаются всякие разговоры, что это и их компрометирует, партию в целом. Так что можете заранее упаковывать чемоданы.

– Откуда у вас такая убеждённость, Шамси Абдуллаевич?

– Николай Вениаминович, да это же все знают. Вы-то в душе наверняка со мной согласны, только сказать не хотите. Я жизнь прожил, всего насмотрелся. Сколько московского начальства перебывало у нас в Бухаре. Многих мне приходилось сопровождать, одаривать, ублажать. Грозятся, разносы учиняют, а потом набьют себе карманы и уезжают довольные. А те, кто не брал, так подопьют и шепчут на ухо: «Найди хорошую девочку». И находил. Вы что, думаете им больно хочется, чтобы все их похождения известны стали? Кстати, знаете, что про вас и про ваших следователей в Бухаре говорят?

– И что же?

«Стратегическая линия, выработанная на XXVI съезде, последующих Пленумах ЦК КПСС при деятельном участии Юрия Владимировича Андропова и Константина Устиновича Черненко, была и остаётся неизменной». – Так говорил соратникам 11 марта 1985 года человек, на плечи которого история возложила тяжёлое бремя поднять страну на реформы. Предшественники Горбачёва, стоявшие одной ногой в могиле, могли себе позволить кардинально ничего не менять. У нового руководителя такой возможности уже не было. Он находился в расцвете сил и прекрасно понимал, что страна приближается к пропасти и трудно предугадать последствия катастрофы, в том числе и для личной власти, если не остановить дальнейшее загнивание больного организма, не выправить положение дел. Так что, произнося в тот день на Пленуме ЦК привычные заклинания, он, надо полагать, лукавил, поскольку уже сделал свой выбор…

На первом этапе продолжение прежнего курса «наведения порядка», разоблачение региональных мафиозных групп соответствовало интересам Горбачёва и его окружения. Борьба с должностной преступностью и коррупцией усиливалась, что позволяло Горбачёву укреплять свои позиции, развязывало руки в проведении кадровых перестановок. В течение непродолжительного времени во многих республиках, краях, областях были заменены первые секретари ЦК, обкомов, крайкомов партии. На примере расследуемых дел Горбачёв всё чаще упоминал об очистительных процессах в обществе, утверждении равенства всех перед законом.

Выявленные злоупотребления в Министерстве внешней торговли, возникновение дел о приписках и хищениях в ряде южных республик, в различных отраслях народного хозяйства расширяли географию деятельности правоохранительных органов. Планка досягаемости закона последовательно поднималась всё выше. В Грузии местной прокуратурой был арестован даже секретарь ЦК КП Грузии. Конечно, в ряде случаев появлению подобных дел способствовала борьба за власть на местах, и далеко не всегда расследование проводилось всесторонне, полно и объективно. Но общая тенденция всё же прослеживалась достаточно ясно.

Вместе с тем все попытки следствия приблизиться к высшим эшелонам власти решительно пресекались Горбачёвым, для которого интересы правящей партийной элиты были выше требований закона.

В книге «Исповедь на заданную тему» Б. Ельцин рассказывает о своей поездке в Узбекистан в 1985 году, где получил многочисленные свидетельства о коррупции в коридорах республиканской власти, о чём и доложил Горбачёву: «Я достаточно подробно рассказал ему обо всём, что удалось узнать, в заключение сказал, что необходимо немедленно предпринять решительные меры. И, главное, надо решать вопрос с Усманходжаевым. Вдруг Горбачёв рассердился, сказал, что я совершенно ни в чём не разобрался, Усманходжаев – честный коммунист, просто он вынужден бороться с рашидовщиной, и старая мафия компрометирует его ложными доносами и оговорами. Я говорю: Михаил Сергеевич, я только оттуда, Усманходжаев прекрасно вписался в рашидовскую систему и отлично наживается с помощью даже не им созданной структуры. Горбачёв ответил, что я введён в заблуждение, и вообще, за Усманходжаева ручается Егор Кузьмич Лигачёв… Так закончился наш разговор». А ведь доказательств того, что руководитель Узбекистана погряз во взяточничестве, было уже сколько угодно. Разумеется, знали информацию и в Москве.

Совместная работа с КГБ даёт достаточно оснований для того, чтобы судить о нравах таинственного учреждения. А таинственного-то, оказывается, мало. Не раз приходилось убеждаться, что не интересы дела здесь превыше всего, а честь мундира. Ведомственная корысть оправдывает, как известно, любые методы и способы достижения цели.

В частности, бытует мнение, что подразделения КГБ из всех правоохранительных органов наименее заражены коррупцией. Это действительно так. Но даже в такой элитарной семье, как говорится, не без урода. Однако, если мы время от времени узнаём о судебных процессах над судьями, адвокатами, прокурорами, следователями, работниками милиции, преступившими закон, то сотрудников госбезопасности на скамье подсудимых что-то не видно. Можно, конечно, организовать шумный процесс над агентом, завербованным иностранной разведкой. Что же касается уголовщины, тут всё шито-крыто. А чаще всего руководство тайной полиции стремится попросту не допускать суда над своими подчинёнными.

В течение шестилетнего расследования нам неоднократно приходилось сталкиваться с уголовными фактами в деятельности офицеров КГБ. Но ни в одном случае дело не дошло до суда: этих лиц либо тихо переводили на другой участок работы, либо увольняли, как начальника УКГБ по Хорезмской области Кубиева. В ходе следствия арестованный нами первый секретарь обкома партии рассказал о получении взятки от Кубиева. Также выяснилось, что этот чекист собирал крупную мзду с председателей колхозов, в отношении которых проводилось следствие по «хлопковым делам», якобы для передачи взяток должностным лицам в Ташкенте и Москве, но деньги присвоил. Некоторые председатели колхозов дали официальные показания. Информация была перепроверена, и мы убедились, что она достоверна.

Доложив об этих материалах своему начальству, мы предложили поручить нашей следственной группе провести дальнейшее расследование в отношении Кубиева. Генеральный прокурор вправе поручить своим сотрудникам расследование любого дела. Однако в просьбе нам отказали и предложили выделить материалы в отдельное производство. Как мы и предполагали, сперва дело оказалось у руководства КГБ СССР, откуда перекочевало в Главную военную прокуратуру, затем в прокуратуру Туркестанского военного округа. Кубиева по-тихому уволили, а дело его волокитилось, а точнее, спускалось на тормозах, целых два года. В ходе следствия добились, что председатели колхозов изменили прежние разоблачительные показания, были дезавуированы или поставлены под сомнение другие улики. К концу второго года такого вот «расследования» военные следователи появились в союзной Прокуратуре. Они не скрывали, что дело идёт на прекращение, а вся загвоздка – в показаниях первого секретаря обкома о получении взятки от Кубиева. Нельзя ли, мол, с ним переговорить, объяснить, что к чему. Получив, естественно, отказ, попросили провести очную ставку. Секретарь обкома продолжал уличать полковника. Так и уехали ни с чем. Тем не менее вскоре вынесли постановление о прекращении уголовного дела. Кубиев так и остался уволенным «за несоблюдение режима секретности и другие упущения по службе».

Только свои ведомственные интересы преследовали чекисты и в деле Х. Яхъяева. В 1964-1979 гг. он занимал пост министра внутренних дел Узбекистана и входил в ближайшее окружение Рашидова. Безрезультатно предпринимались попытки привлечь экс-министра к ответственности. Последний раз в начале 80-х годов его персоной занимались и работники союзной прокуратуры. Но вмешался Рашидов, и собранные на скорую руку материалы о злоупотреблениях Яхъяева на многие годы оказались в пыльных архивах. Нашей следственной группе всё же удалось разоблачить его преступную деятельность. Как позже выяснилось, Яхъяев пытался отслеживать нашу работу, определять её направленность и видел, что кольцо вокруг него сжимается. Он был арестован в августе 1985 г. Убедившись, что доказательств в отношении него собрано более чем достаточно, стал давать подробные показания. Яхъяев был прекрасно осведомлён о взаимоотношениях разных мафиозных кланов, тёмных делах тех или иных должностных лиц. Сохранив ясную память, в деталях помнил сотни операций, в том числе проводившихся совместно со службами безопасности и другими ведомствами, слабые и сильные стороны своей агентуры, их нынешнее положение. Одним словом, был ценным источником информации, с его арестом расширялись рамки расследования, что, естественно, вызывало серьёзное беспокойство в ЦК Компартии Узбекистана. Воспользовавшись ослаблением наших позиций в связи с уже упоминавшимся вмешательством Лигачёва, чекисты тут же договорились с Генеральным прокурором Рекунковым о выделении уголовного дела по обвинению Яхъяева во взяточничестве в отдельное производство и передаче его узбекской службе безопасности. Решение беспрецедентное с точки зрения нарушения всех норм уголовно-процессуального законодательства, известных любому студенту юрфака. Тем не менее, если просит КГБ – как откажет прокуратура! Даже видавшие виды старые прокурорские служаки ахнули, не в силах скрыть удивление.