В конце 1960-х гг., уже после смерти писателя Всеволода Иванова, впервые встал вопрос о публикации отрывков из его дневников. К. Паустовский, председатель комиссии по литературному наследию Вс. Иванова, тогда писал: «Дневники изумительны по какой-то пронзительной образности, простоте, откровенности и смелости. Это — исповедь огромного писателя, не идущего ни на какие компромиссы и взыскательного к себе. Множество метких мест, острых мыслей, спокойного юмора и гражданского гнева. Это — исповедь большого русского человека, доброго и печального»

[1]

.

Свои дневники Вс. Иванов вел с 1924 г. до самой смерти — до 1963 года. Записи периода с 1924 по конец 1930-х гг. более разрозненные, отрывистые, сделанные «для себя» на листках календаря, книгах, отдельных клочках бумаги. Начиная с военных лет, дневниковые записи становятся более систематическими. Они представляют собой записные книжечки небольшого формата, мелко исписанные простым карандашом. С июня 1942 по май 1943 г., живя в Ташкенте и Москве, Вс. Иванов делает записи в дневнике почти каждый день, и именно в это время появляются обращения к «будущему читателю». Видно, что Вс. Иванов пишет «впрок», имея в виду не своих современников, а будущих читателей и исследователей. Интересен взгляд Вс. Иванова на этого предполагаемого читателя. Комментируя последние известия, передаваемые по радио, он пишет: «…обычная вермишель о подвигах <…>, съезд акынов <…>, в Узбекистане цветет миндаль… А в это время в мире… Вы, читатели, будете великолепно знать, что в это время делалось в мире, чего мы не знали» (18 марта 1942 г.). Будущие читатели, то есть мы, например, возможно, немного больше знаем об истинных событиях того времени, которые подчас были скрыты за парадными фразами, и в этом смысле отличаемся от современников Вс. Иванова. Однако в этих обращениях к читателю присутствует известная доля скепсиса и иронии. Описывая свое бедственное положение в Москве, он пишет: «Глубокоуважаемые будущие читатели! Конечно, вы будете ужасаться и ругать ужасных современников Вс. Иванова. Но, боюсь, что у вас под рукой будет сидеть, — в сто раз более нуждающийся, чем я сейчас, — другой Всеволод Иванов, и вам наплевать будет на него! А что поделаешь?» (16 ноября 1942 г.).

Предполагая, что его записи, особенно военных лет, будут прочитаны, Вс. Иванов с особой полнотой раскрывает характер «героического и трудного времени», зная, что «подобные дни дают впечатление о народе», и стараясь по мере возможности сделать это впечатление и точным, и глубоким, и неоднозначным. Помимо описания военных событий и их оценок, дневниковые записи Иванова включают и портреты современников — государственных и общественных деятелей, писателей, художников, режиссеров, актеров (И. Сталина, Б. Пастернака, М. Зощенко, Б. Пильняка, И. Эренбурга, А. Фадеева, А. Мариенгофа, П. Кончаловского, П. Корина, С. Михоэлса, Б. Ливанова и многих других), и воспоминания о прошлом (преимущественно о 1920-х гг. — начале его литературной деятельности в Сибири, а затем в Петербурге, о дружбе с «Серапионовыми братьями»), и размышления о роли искусства, и оценки прочитанных книг. Однако не это стоит в центре дневника и является той организующей линией, на которой держится единство повествования.

В критических статьях, посвященных мемуарному жанру, обычно рассматриваются «две доминанты, присутствующие в произведениях, имеющих автобиографическую основу. С одной стороны, в центре повествования находится сам автор и его духовный мир. Во втором случае главным является включенность героя в исторический поток и выявление его отношения к важнейшим событиям времени»

Исповедью называл дневники Вс. Иванова К. Паустовский в уже цитированном отзыве, считая это качество безусловным их достоинством. В свою очередь, издателей дневников Иванова, очевидно, смущало это «личное» начало, что отчасти было причиной того, что полностью дневники никогда не публиковались. Впервые наиболее полно они были напечатаны вдовой писателя, Т. В. Ивановой, в книге «Вс. Иванов. Переписка с А. М. Горьким. Из дневников и записных книжек», 1-е издание — 1969 г., 2-е — 1985 г. (до этого имели место лишь отдельные небольшие публикации в журналах). Повторно дневники были изданы в 8-м томе Собрания сочинений Вс. Иванова в 1978 г., но при этом из всего обширного ташкентского дневника 1942 г. опубликовано лишь 10 страниц, а из московского 1942–1943 гг. — 24 страницы. Мотивируя такое сокращение, издатели пишут: «Взята лишь часть, представляющая интерес для широкого читателя. Опущены подробности интимно-семейного, сугубо личного характера, некоторые субъективные оценки, задевающие еще живых людей, заметы, вызванные минутными настроениями и опровергнутые последующими записями»