На что вы готовы, чтобы завоевать сердце любимой девушки? Готовы ли побить олимпийские рекорды или стать асом роликовых коньков? Способны ли превратиться в революционера или правоверного иудея? Сможете за день выучить десяток серенад, чтобы потом проорать их под окном своей любимой, перепугав половину квартала? А если ваши нечеловеческие усилия так и не тронут заветного сердца, то сумеете ли вы не впасть в отчаяние, а, наоборот, с иронией взглянуть на собственные любовные потуги? Как, к примеру, это сделал перуанский японец Фернандо Ивасаки, автор «Книги несчастной любви»?
Пролог
Как, наверно, заметил добросовестный читатель, эта книга обязана своим названием другой книге, в которой почтенный протоиерей поведал нам «иные из лукавых подходов, уловок и ухищрений мирской безрассудной любви, коими она склоняет некоторых ко греху», хотя эти страницы и показывают, что я не стал способным учеником архипресвитера из Иты. По правде говоря, я долгие годы считал «Книгу благой любви» надежным руководством в сердечных делах, пока страх и неудачи на поприще любви не убедили меня в обратном. Афоризмы Хуана Руиса не универсальны, но стихи, которые следуют далее, позволили причислить галантных клириков к этому достойному зависти ряду донжуанов, казанов и рубиросов
[4]
.
Со временем я понял, что таким застенчивым парням, как я, ни к чему брать инициативу в свои руки, ни к чему быть кабальеро изящного сложения или пускать в ход свое обольстительное обаяние, потому как человеческие существа – мужчины и женщины – делятся на две большие группы: «покорители» и «покоряемые». Я потерпел неудачу как «покоритель», потому что я «покоряемый», и поэтому я умело изменил свою природу, ведь, как говорит Грасиан
[5]
, умение плохому помогает, а хорошее совершенствует.
Однако моя память населена неприступными женщинами – к моей досаде, оказавшимися более прочными, чем мрамор
[6]
, – с которыми я осмеливался заговаривать только в своих грезах, как то делала Тереза Авильская
[7]
с ангелами. И вот я наконец набрался смелости обратить к ним эти строки, но не для того, чтобы поквитаться с ними, а для того, чтобы очередной «покоряемый» взял на заметку мои откровения, и пусть посмеются люди над тем, каким я был когда-то пылким. Итак, вместо того чтобы обратить эту «Книгу несчастной любви» на изгнание моих демонов, я направил ее на заклинание ангелов.
Открой глаза, доверчивый читатель, и не верь стихам священников-юбколюбов, ведь неверно, что женщину, будь она красива или безобразна, «упорный мужчина строптивейшую укротит».
кармeн
Плайа-Ондабле, до того как перуанская армия превратила его в офицерский курорт, издавна было зоной тренировок морского десанта, ведь сонное место летнего отдыха было окружено перепаханным маневрами плоскогорьем, серыми стрельбищами, заброшенными траншеями, отдельными подразделениями дивизии морской пехоты и шумными авиационными базами, откуда воздушные асы без предупреждения постреливали по морским волкам. Всякий, кто захотел бы захватить этот бесплодный кусок побережья, был бы уничтожен огнем с образующих подкову береговых скал, и, возможно по этой причине, Плайа-Ондабле перестало быть местом действия креольских военных игр: ни один враг не был настолько самоубийцей, чтобы пытаться высадиться в подобной мышеловке. Однако именно это неприступное место выбрал я, чтобы втянуть себя в первую в моей жизни любовную баталию.
В начале семидесятых мой отец стал каждое лето снимать здесь маленькое бунгало, в двух душных комнатках которого – к отчаянию мамы – теснилось все наше племя. Военные окрестности Плайа-Ондабле припечатывали летний отдых казарменным режимом, поскольку рестораны и кафетерии подчинялись драконовскому расписанию, и свет в общественных и развлекательных местах с единственным в округе телевизором гасили уже в детское время. В этот момент дисциплинированные отдыхающие, осужденные монотонно повторять изо дня в день повседневную рутину, скорым шагом поднимались по крутым и бесконечно длинным склонам в сторону своих домиков.
Пока девчонки меня не интересовали, я прекрасно переносил военизированные каникулы, но с девяти лет я начал чувствовать странное очарование женского пола, заставившее меня возненавидеть выключение света, военные ночные караулы и безоговорочное обязательство есть в семейном кругу. Близость девчонок рождала во мне необъяснимое чувство, что-то среднее между смятением и любопытством, очень похожее на зуд, охватывавший меня, когда я видел Джинжер в «Острове Гиллигана»
[8]
, Агента 99 из «Суперагента 86»
[9]
или этих кошачьего вида марсианок, пытавшихся соблазнить капитана Керка
Сначала я улучшил подачу, да так, что противники отлетали от моих стремительных ударов. Потом я научился резать на японский манер, лихо закрученным ударом; использовать китайскую защиту, гася резаки противника эффективными ударами, и напоследок контратаковать по-таиландски, отвечая молниеносными выпадами на вражеские атаки. Я был уверен, что сила и стремительность вместе с концентрацией и звукоизрыгательной рефлексивной техникой азиатов пленят сердца этих симпатичных девчонок, с которыми я страсть как хотел познакомиться. В общем, после того как я в пух и прах разнес очередного соперника, одна кокетка взяла ракетку и спросила: «Играем?» Я изобразил на лице тоску смертную, и мы несколько минут молотили по шарику, сопровождая удары: она – жеманными воплями, а я прыжками а-ля Брюс Ли
