Голова восковой фигуры, которая раньше заменяла мне настоящего Шерлока Холмса и которая, на беду, получила пулю в лоб, взирала на меня, когда я сидел напротив живого Холмса в нашем старом кабинете на Бейкер-стрит. Благодаря усилиям Майкрофта Холмса и старой доброй миссис Хадсон за годы его отсутствия обстановка квартиры не изменилась. Эта восковая голова была прострелена пулей «дум-дум», пущенной из духового ружья полковником Себастьяном Мораном, и теперь стояла на краю особого соснового стола, покрытого пятнами от кислоты, на котором Холмс проводил свои многочисленные химические опыты. Рядом находилась так хорошо знакомая мне персидская туфля, в носке которой снова лежал табак для трубки Холмса.

Полковника Морана Холмс когда-то объявил вторым самым опасным человеком Лондона. Однако убить Холмса, как полковник намеревался, ему так и не удалось. Позже его арестовали, но не за покушение на Холмса, а за преступление, которое он на самом деле совершил, убийство Рональда Адэра. Моран застрелил Адэра через открытое окно из того же самого ружья, из которого пытался убить Холмса.

В один из дней в середине жаркого июля так привычно и отрадно было видеть, как мой старый друг опять сидит напротив меня с газетой в руках, и к этому впечатлению по-прежнему прибавлялось ощущение чуда. В течение трёх долгих лет я думал, что Шерлок Холмс мёртв и навеки погребён в сырой могиле. И вдруг он вернулся и вошёл в мой кабинет в Кенсингтоне, словно Лазарь, восставший из гроба.

— Вы ведь сейчас никаким делом не заняты, Холмс? — спросил я, заранее зная ответ.

Холмс опустил на колени номер «Дейли телеграф»:

Нам с Холмсом понадобилось совсем немного времени, чтобы подготовиться к путешествию. Меньше чем через час мы попрощались с миссис Хадсон и остановили экипаж, чтобы отправиться на станцию Паддингтон. В Суррей мы прибыли как раз к полднику. Там было градусов на десять холоднее, чем в Лондоне, и такая перемена в погоде мне была очень по душе.

Выйдя из-за стола, мы заглянули в оружейную комнату. Хейтер затянулся сигарой, Холмс раскурил свою трубку, а я воспользовался обычной сигаретой.

— Как вы уже знаете, — сказал полковник, выпустив облако дыма, — меня вызывает в Лондон мой адвокат, чтобы обсудить юридические вопросы, так что утром я уезжаю. Меня не будет несколько дней, и весь дом остаётся в вашем распоряжении.

— Что-то серьёзное? — осмелился спросить я.

— Нет, вовсе нет. Просто потребовалось решить некоторые юридические проблемы. И раз уж я окажусь в Лондоне, то непременно посмотрю спектакль или даже два. Быть может, поездка окажется не только деловой, но и развлекательной.

Доктор Керри поднялся с дивана и снова налил себе выпить. Я заметил, что он был высок ростом, на пару дюймов выше Холмса. Он сразу же сделал большой глоток, вернулся на диван и только тогда заговорил опять:

— Эта история и смешная и страшная одновременно, — сказал он. — Кто-то затеял против меня нечто нехорошее, это точно. Захотел сделать меня жертвой такого ужасного… жестокого розыгрыша. Ведь это и есть розыгрыш. Я шутил, когда говорил, что меня преследует привидение. Нет, скорее кто-то выдаёт себя за него зачем-то. Может быть, чтобы напугать меня.

— Зачем кому-то так поступать с вами? — спросил Холмс.

— Не могу себе представить, — ответил Керри с лёгким раздражением в голосе. — Это безумие. Возможно, кто-то хочет, чтобы я умер.

— Умерли?

Совершая свой вечерний обход, я обнаружил, что последний пациент живёт рядом с квартирой Холмса. И, закончив дела, я заглянул на Бейкер-стрит. Через несколько минут туда явился офицер с запиской от Лестрейда.

— Неужели это тот самый доктор Керри, которого мы встретили в Суррее?! — воскликнул я, когда Холмс прочитал имя и адрес в конце послания.

— Есть только один способ узнать это, Уотсон, — ответил Холмс. — Вы согласитесь прогуляться до Оксфорд-стрит?

— Конечно.

— Отлично. Судя по всему, большой срочности нет: обратите внимание на фразу «Если это не доставит вам неудобств». Это любопытно. Зачем просить меня прийти, если у него всё под контролем? — Холмс бросил записку на выжженный кислотой стол. — Что ж, поймём, когда придём туда, — сказал он, снял халат и надел пальто. — Хм, скоро половина восьмого. А в восемь начинается концерт, на который я планировал пойти. Но что поделать, может быть, это дело окажется увлекательным. Пойдёмте, дорогой мой друг.

— Холмс, — сказал я, — как только мы вошли в комнату, вы уже знали, что за всей этой историей стоит Керри. Не могу понять, как вы догадались. Вы говорили, что визит в дом Керри в Суррее стал вашим преимуществом. Но мы с вами были там вместе. Я видел то же, что и вы, и ничто не заставило меня подозревать Керри.

На лице Холмса показалось некое подобие улыбки. Однако он не сказал того, что так часто повторял мне раньше — будто я не замечаю скрытого значения в том, что вижу.

— Это элементарно, — сказал Холмс вместо того, чтобы сделать мне выговор. — Войдя в эту комнату и увидев тело Уингейта, я понял, что Керри солгал, по крайней мере один раз. Вы помните, Уотсон, как он говорил, что видел ухмыляющееся лицо своего ирреального гостя в окне?

— Да, конечно помню… но…

— Помните, как мы подошли к тому окну снаружи и мне пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть в комнату. Я тогда сделал вывод, что преследователь доктора Керри выше меня ростом. Однако здесь на полу лежит Уингейт, который явно меня ниже. Если доктор Керри тогда сказал правду, то в окно смотрел точно не Уингейт.

Как-то один аристократ попросил Холмса оказать помощь в расследовании некоего преступления. Холмс согласился ехать за сто пятьдесят миль от Лондона, в графство Линкольншир. Моя жена находилась в отъезде, пациентов, на удивление, оказалось очень мало, и я решил отправиться вместе с ним. К сожалению, Холмс этим разбоем совершенно не заинтересовался, а человек, который был в нём замешан, показался ему невыносимым. На беду несостоявшегося клиента, Холмс моментально придумал предлог, чтобы вернуться на Бейкер-стрит.

Было уже около трёх часов дня, и поезда до Паддингтона отправлялись только следующим утром. В связи с этим мы остановились переночевать в небольшом, но уютном отеле всего в нескольких милях от приморского города Гримсби. Нахождение места для ночлега стало для нас, конечно, большой удачей.

Мы как раз заканчивали обед, когда услышали, как ко входу отеля с грохотом подъехал экипаж. Ещё один постоялец, решил я. Через минуту дверь распахнулась, и в комнату вошёл худой невысокий человек, одетый в чёрный сюртук. Когда его глаза привыкли к сумраку помещения после яркого солнечного света, он взволнованно оглядел комнату и увидел нас с Холмсом.

— Мистер Шерлок Холмс?! — возбуждённо задал он вопрос. — Среди вас есть мистер Шерлок Холмс?!

Холмс поднялся и ответил, что это он. Он явно понимал, что этого человека привело сюда какое-то очень срочное дело, и его глаза весело заблестели в предвкушении:

Мы покинули тёплый, уютный отель. На улице было прохладно, сквозь тяжёлые свинцовые облака пытались пробиться лучи солнца. Мы с Холмсом забрались в экипаж, Энгельс сел напротив.

— Я действительно очень благодарен вам, мистер Холмс, — сказал он.

— Не рассчитывайте на меня слишком сильно, — ответил ему Холмс. — Я не могу гарантировать, что мы распутаем это дело. Я могу лишь попытаться что-то сделать.

— Этот убийца, — прервал его я, — этот сумасшедший Рекберри. Он расчленил членов своей семьи, а теперь расчленённым нашли его тело. Возможно, это месть за то, что он сделал?

— Конечно, это возможно, — произнёс Холмс. — Но тогда зачем убивать всех остальных? Могу я вас спросить, Энгельс, хорошо ли охраняется это убежище? Легко ли проникнуть внутрь?

Мы спустились по лестнице и увидели Энгельса, терпеливо ждавшего Холмса.

— Вы нашли там что-нибудь? — спросил он.

— Да, многое стало ясным, — откликнулся Холмс. — Как нам пройти в столовую?

— Сюда! — Энгельс повернулся и направился вперёд по коридору, а мы с Холмсом и Коули двинулись вслед за ним.

Столовая примыкала к кухне, и в ней сохранялось то же очарование старой загородной усадьбы, которое существовало и в других помещениях дома. За столом свободно могли разместиться полтора десятка человек. Тарелки с остатками недоеденного обеда всё ещё стояли на столе. Рядом на стене находились вешалки для одежды. На них всё ещё висели пальто жертв.

Старшая сестра с сердитым видом сидела на диване в наручниках.

— Зачем вы надели их на меня? — резко спросила она. — Я ничем этого не заслужила.

— Так вы ничего не добьётесь, — сказал ей Холмс. — Думаю, будет лучше, если вы нам всё расскажете.

— Не понимаю, о чём вы говорите. Я ничего не сделала.

— Ну что ж, значит, мне придётся изложить это самому. — Холмс бросил взгляд на нас с Коули и Энгельсом. — Чем необычнее преступление, тем меньше в нём загадочности. Я всегда так считал. Сегодняшняя история — явный тому пример. Всё было элементарно.

Несколько недель прошло после тех событий, о которых рассказал. Я находился в старой квартире Холмса на Бейкер-стрит, пролистывал «Таймс» и вдруг наткнулся на колонку, посвящённую судьбе Мэри Клейтон. Её признали виновной в соучастии в убийстве и приговорили к смертной казни. Я рассказал об этом Холмсу.

— Полагаю, что это справедливый вердикт, — ответил он. — Без сомнений, Рекберри не смог бы убить Перрета или кого-то ещё в лечебнице без её помощи.

— В суде она до последнего продолжала настаивать, что Рекберри её обманул и что она думала, будто никто не пострадает.

— Ложь в целях самозащиты. Даже если её слова и правда, то они не влияют на тот факт, что было убито столько людей.

— Полагаю, это так. Подозреваю также, что Клейтон и Рекберри вполне могли избежать правосудия, если бы не вы, Холмс. Полицию Линкольншира они легко ввели в заблуждение. То, что вы сделали, просто превосходно.