В далекой стране Деллы, расположенной к северу от монсийских гор, живет прекрасная девушка по имени Файер, чья пронзительная красота и волосы цвета огня лишают разума всякого, кто посмотрит на нее. Ее обожают и ненавидят; для жителей своей страны она, подобно синим хищным птицам и зеленым котятам, — чудовище, в чьей природе заложено стремление подавлять и контролировать чужой разум. Но в Деллах настали неспокойные времена, и в ожидании неминуемой войны только Файер с ее способностями может помочь раскрыть заговор против короля и спасти Деллы от гибели. Теперь Файер предстоит разобраться в своих чувствах и решить, готова ли она использовать свой ужасный дар против людей во имя спасения королевства.
Пролог
Ларч часто думал, что сумел пережить смерть своей жены Микры только лишь благодаря новорожденному сыну. Отчасти причина была в том, что ребенку нужен был живой, полноценный отец, который бы вставал с постели по утрам и весь день трудился в поте лица, отчасти — в самом малыше. Он был такой милый, такой смирный. Его лепет и агуканье звучали как музыка, а темно-карие глаза были точно как у его покойной матери.
Ларч служил лесником в поместье одного мелкого лорда, который жил на берегу реки в раскинувшемся на юго-востоке королевстве Монси. Возвращаясь домой после дня, проведенного в седле, Ларч почти ревниво забирал сына из рук няньки. Грязный, пропахший потом и лошадьми, он прижимал малыша к груди и, усевшись в старое кресло-качалку жены, закрывал глаза. Иногда он плакал — и слезы чертили светлые дорожки на его запыленном лице, но всегда безмолвно, чтобы не пропустить ни единого звука из тех, что издавал младенец. А тот наблюдал за ним, и его взгляд успокаивал. Нянька же все твердила, мол, как необычно, что у такого малютки уже такой сфокусированный взгляд.
— Не к добру это, — говорила она, — когда у ребенка глаза странные.
Но Ларч не находил в себе сил тревожиться. К тому же нянька и так волновалась за двоих. Каждое утро она осматривала глаза малыша — это было негласным обычаем всех родителей в семи королевствах — и каждое утро вздыхала с облегчением, убедившись, что ничего не изменилось. Ведь если ребенок засыпал с глазами одного цвета, а просыпался с разными, значит, он был Одарен. А в Монси, как в большинстве из семи королевств, Одаренные дети сразу же объявлялись собственностью короля. Редко когда семьям удавалось увидеться с ними вновь.
Прошел год со дня рождения сына Ларча, и с его карими глазами ничего не случилось, но нянька все не бросала своего бормотания. Она, мол, слышала, что у некоторых Одаренных цвет глаз меняется позже, чем через год, и вообще, с Даром или без него, Иммикер был необычным ребенком. Только год как появился на свет — и уже мог сказать, как его зовут. К пятнадцати месяцам малыш начал говорить простыми фразами. Где-то между годом и полутора годами потерялась по-детски неуверенная речь. Вначале, еще только нанявшись к Ларчу, нянька надеялась, что ее забота поможет ей заполучить мужа и крепкого, здорового сына. Но теперь ее пугал этот малыш, который сосал ее грудь и при этом разговаривал, словно маленький взрослый, да еще каждый раз, как его нужно было перепеленать, сам связно объявлял об этом. В конце концов, она отказалась служить у них.
Часть первая
Чудовища
Глава первая
Файер не удивилась тому, что в лесу в нее стреляли. Удивительно было то, что стреляли по ошибке.
Стрела вонзилась ей прямо в руку и заставила отшатнуться, ударив о валун и выбив воздух из легких. Оказавшись на земле, Файер отбросила длинный лук и потянулась за спрятанным в сапоге ножом. Боль была чересчур сильной, чтобы не обращать на нее внимания, но Файер заставила разум сконцентрироваться вне ее, стать острым и холодным, словно огонек звезды в черном зимнем небе. Если стрелявший был хладнокровен и уверен в том, что делает, он будет от нее закрыт, но ей редко попадались такие. Чаще всего те, кто пытался ей навредить, были злы, самонадеянны или напуганы настолько, что ей удавалось найти брешь в крепости их разума и пробраться внутрь.
Разум стрелявшего человека она нащупала сразу же, он был широко раскрыт, просто маняще широко, и ей подумалось, что он, возможно, просто нанятый кем-то простак. Она привалилась к поверхности камня, даже сквозь боль решительно оберегая закрепленный на спине скрипичный футляр. За деревьями послышались его шаги, а потом — дыхание. Нельзя было терять время, ведь как только он увидит ее, он выстрелит снова. «Ты не хочешь меня убивать. Ты передумал».
Когда он обогнул дерево и заметил ее, его голубые глаза широко распахнулись от изумления и ужаса.
— О, нет, девчонка! — воскликнул он.
Глава вторая
Проснувшись, Файер первым делом почувствовала боль, а уже потом ощущение непривычного смятения в доме. На нижнем этаже суетились воины, и среди них — Арчер.
Когда мимо двери спальни проходила служанка, Файер коснулась ее разума, призывая. Девушка вошла, не глядя на нее, решительно сосредоточившись на метелке для пыли у себя в руке. Ну, по крайней мере, пришла. Некоторые сбегали, притворяясь, что не слышат.
— Да, миледи? — я сухо спросила она.
— Софи, почему внизу столько людей?
— Браконьера нашли сегодня в клетке мертвым, миледи, — ответила та. — Со стрелой в горле.
Глава третья
Файер не осознавала, что уснула в библиотеке лорда Брокера, пока не проснулась и не обнаружила, что сидит все в том же кресле. Разбудил ее котенок-чудовище, который повис на подоле ее платья и раскачивался, словно на веревке. Она поморгала, привыкая к тусклому свету, впитывая сознание маленького чудовища. Дождь еще идет. В комнате больше никого. Она помассировала плечо раненой руки и потянулась в кресле. Все тело затекло и побаливало, но усталость пропала.
Котенок забрался вверх по ее юбкам, вонзил когти ей в колено и, повиснув, уставился ей в лицо. Он знал, что она такое — платок съехал назад на целый палец. Чудовища оглядели друг друга. У котенка была ярко-зеленая шерсть и желтые лапки, и его глупенький, почти новорожденный разум тянулся к ней.
Конечно, ни одно чудовище из животных не в силах контролировать разум Файер, но самых недалеких это никогда не останавливало. Он, конечно, слишком мал и глуп, чтобы думать о ней как о еде, но не прочь поиграть, погрызть ее пальцы и слизнуть с них кровь, а Файер вовсе не нужны царапины от кошачьих игр. Она усадила его к себе на колени, почесала за ушами и зашептала какой-то вздор о том, какой он сильный, важный и умный. И на всякий случай мысленно послала ему позыв ко сну. Он повертелся у нее на коленях, а потом плюхнулся и задремал.
Домашние кошки-чудовища славились умением избавлять дом от мышей — и обычных, и чудовищных. Этот самый малыш вырастет большим и толстым, проживет долгую, безбедную жизнь и, наверное, станет отцом множества котят-чудовищ.
А вот люди-чудовища, как правило, редко когда жили долго. Слишком много хищников, слишком много врагов. Хорошо, что осталась одна только Файер; а она сама уже много лет назад, еще до того, как разделила постель с Арчером, решила, что станет последней. Больше никаких Кансрелов.
Глава четвертая
Коня Файер звали Малыш, и он тоже был подарком Кансрела. Она предпочла его всем другим лошадям из-за тусклой шерсти мышиного цвета и того, как спокойно он бродил за нею туда-сюда вдоль разделяющей их изгороди в тот день, когда она поехала на выставку Каттера выбирать себе лошадь.
Остальные животные либо не обращали на нее внимания, либо начинали нервничать и брыкаться, толкая друг друга и кусаясь. Малыш же держался поодаль, на безопасном расстоянии от их выкрутасов. Он рысцой бежал рядом с Файер, останавливаясь, когда останавливалась она, и с надеждой хлопая глазами; и каждый раз, как она отходила от загона, он замирал и ждал, пока она вернется.
— Мы зовем его Малыш, — объяснил Каттер, — потому что мозги у него размером с горошину. Ничему не научить. Да и на вид тоже не красавец.
Каттер торговал лошадьми, а еще добывал для Кансрела чудовищ контрабандой. Он жил на западе, и Больших горах, и раз в год провозил свой товар по всему королевству, устраивая выставки и распродавая его. Файер он не нравился — он плохо относился к своим зверям. А еще у него был огромный беспутный рот и глаза, которые смотрели на нее с таким отвратительным собственническим чувством, что хотелось свернуться в клубок, чтобы хоть как-то прикрыться.
К тому же он был не прав насчет Малыша. Файер знала, какие бывают взгляды у глупцов, как выглядит слабый ум — и у животных, и у людей. В Малыше ничего подобного не было. Зато она чувствовала, как мерин дрожит и упрямится, когда к нему приближается Каттер, и как он успокоился, как только Файер впервые коснулась его и шепотом поздоровалась. Она привыкла, что ее желали за ее красоту, но никто и никогда еще не нуждался в ее нежности.
Глава пятая
Было бы слишком смело надеяться, что король и его военачальник проедут так близко от поместья своей матери и не заглянут к ней. Последний отрезок пути они двигались по каменистым холмам, заполненным расположившимися на отдых королевскими воинами.
Лагеря никто не разбивал, но некоторые воины спали, некоторые — готовили на огне мясо или играли в карты. Солнце уже садилось. Измученный дорогой разум Файер никак не хотел вспоминать, двигаются ли войска в темноте. Она понадеялась, что они не останутся ночевать на этих холмах.
Арчер и его гвардейцы стеной окружили ее, пока они ехали через войско. Он расположился со стороны раненой руки так близко, что их ноги то и дело соприкасались. Файер не поднимала головы, но все же чувствовала взгляды на своем теле. Изнемогая от усталости и боли, она по-прежнему держала разум начеку, контролировала окружающие мысли, выискивая опасность, выслеживая короля и его брата и отчаянно желая их не встретить.
Среди воинов были женщины, но немного. Время от времени она слышала свистки, ворчание и оскорбительные комментарии. Между воинами развязалась не одна драка, но ей никто не угрожал.
А когда путники приблизились к въезду на подъемный мост, она, встрепенувшись, подняла голову и даже обрадовалась тому, что вокруг было полно воинов. Ей было известно, что к югу от Малых гор птицы-чудовища иногда летают стаями, ищут густонаселенные места и кружат над ними в ожидании, но ничего подобного она еще никогда в своей жизни не видела. Должно быть, не меньше двух сотен хищников сияли яркими красками в оранжево-розовом небе, так высоко, что достать их стрелой можно было разве что при большой удаче. От их криков Файер похолодела. Рука дернулась к платку, проверить, не выбились ли волосы — потому что если бы чудовища поняли, кто она такая, то не обратили бы внимания даже на войско. Все две сотни бросились бы на нее.
