Подход

Cassiber

к музыке менялся по мере развития самой группы. Мы начинали с импровизаций, но не так абстрактно, как это делалось в то время, а в виде оформленных пьес, звучащих так, как будто они были предварительно написаны и аранжированы. Именно так мы подошли к записи, ставшей впоследствии пластинкой

Man or Monkey

. У нас ещё не было группы как таковой, просто были планы что-то записать — и когда Хайнер

[2]

пригласил меня поучаствовать, один трек, с барабанщиком Питером Прочиром (Peter Prochir)

[3]

, уже был записан

[4]

. В первый же вечер по приезду я написал черновой текст для трека

Our Colourful Culture

и на следующий день отдал его Кристофу

[5]

— вместе с блокнотом, полным других своих старых текстов, которые он мог бы использовать в работе, если почувствует необходимость. Кроме этого момента, не было никакого предварительного обсуждения или планирования, никакой подготовки — мы просто импровизировали, потом прослушивали запись, принимали или отклоняли сделанное, и двигались дальше. За одним исключением: где-то на полпути к концу студийной работы, примерно через неделю, после удручающего дня, когда всё, что мы пробовали, было отклонено, в процессе совместного обеда Альфред

[6]

выдал набор идей для структурированной импровизации — и мы сыграли её, как только вернулись в студии. Так был записано длинный трек

Man or Monkey

[7]

. Всё остальное делалось в процессе. Специально не стараясь, к концу недели мы обнаружили, что имеем сложившийся коллектив со своей эстетикой, и чуть меньше часа готовой музыки. И так как мы неожиданно стали группой, а не просто проектом, мы начали придумывать группе имя. Рассмотрев несколько соперничающих вариантов — я, кажется, припоминаю, что какое-то время в кандидатах значилось имя

Risiko

— мы остановились на

Cassiber

, которое представляло из себя пересмотренное написание жаргонизма kassiber, вероятно, происходившего от еврейского kassaw, означающего секретное сообщение или контрабандную записку из тюрьмы.

На данном этапе наш проект был завершён, и мы разъехались. Затем, за несколько недель до выхода альбома, мы получили приглашение на 18-й германский джазовый фестиваль. Конечно, мы его приняли и, так как наш метод игры был приспособлен исключительно для студийной работы, быстро переработали композиционный подход для выступлений на концертах. В результате мы решили продолжать импровизировать, но в то же время исполнять по памяти отрывки композиций уже записанного альбома, используя их не в качестве строгого плана игры, а как общее направление, — я не помню, чтобы мы много репетировали по этой части. После фестиваля к нам стало поступать множество предложений выступить, и мы продолжали следовать той же свободной структуре случайных музыкальных открытий и воспоминаний об уже сделанном.

Мы планировали запись нашей второй пластинки примерно так же, как и первую, за исключением того, что к этому времени мы лучше знали друг друга, знали, как должен звучать

Cassiber

. Кроме того, в ходе многочисленных концертов, хотя мы это и не обсуждали, но некоторые музыкальные темы и материалы органически сливались вместе, формируя эмбриональные композиционные… поля. К примеру,

In Einer Minute

[9]

вырос на основе часто используемого Кристофом фрагмента из произведения Шёнберга (Schoenberg) "

A Survivor from Warsaw"

. В какой-то момент Альфред добавил музыкальную фразу из

Ghosts

Альберта Эйлера (Albert Ayler), а Хайнер начал вводить отрывки композиции Брехта/Эйслера (Brecht/Eisler) "

And I shall Never See Again"

, сначала играя на рояле, и затем повторив во фрагментах из своей работы с оперным тенором Вальтером Раффайнером (Walter Raffeiner). Затем появились звуки текущей воды и бьющегося стекла, — и так до тех пор, пока все эти плохо связанные элементы тихонько объединились в полупродуманную повествовательную форму. Прибыв на студию, мы просто сели и всё это записали. Были и другие ассоциации — по большей части бессознательные — так что в целом альбом

"Beauty and the Beast"

вышел менее спонтанным, чем

"Man or Monkey"

, хотя также был создан коллективным развёртыванием неподготовленного перфоманса. Тем не менее, наша цель изменилась: если на первом LP мы работали в направлении коллективного музыкального наполнения, то на втором мы экстраполировали от каждого из нас. Были и другие изменения: на концертах мы переключались на исполнении уже написанных композиций, сочиненных другими людьми, таких как

"At Last I am Free"

Найла Роджерса (Nile Rodgers) — мы даже записали её для

"Beauty and the Beast"

 — и

"Enlightment"

от

Sun Ra. "Last Call"

тоже получился аномальным. Для его записи мы специально подготовили почву: вместо того, чтобы просто импровизировать, мы строили трек многократными наложениями слоев. Когда всё было сделано, Хайнер попросил актера Эрнста Стецнера (Ernst Stoetzner) позвонить в студию с неким воображаемым телефонным разговором, который мы скопировали прямо на трек.

Реальный Kassiber 1941 года, написанный карандашом на внутренней (скрытой) стороне белья, с благодарностью Андреасу Мария Якобсу (Andreas Maria Jacobs), сыну автора записки.

Пока Альберт работал в группе,

Cassiber

был вовлечён в два крупномасштабных совместных проекта, тесно связанных с импровизацией, но в остальном методологически различных.

Cassix

был проектом, созданным при посредничестве

Stormy Six

для Montepulciano Cantiere Intemazionale D'Arte — фестиваля современной музыки в Тоскане, основаным Хансом Вернером Хенце (Hans Werner Henze), который до нашего появления никак не был связан с языческим миром рока. Франко

[10]

описывает нашу работу на фестивале в своем эссе ниже, поэтому я не буду дублировать его здесь.

В

Duck And Cover

было по-другому. Центральная идея заключалась во фрагментации [fragmentation также переводится как "разрыв снаряда на осколки". - прим. tatuk] композиций: идея тысячи взрывов отражала тему безумия размещения новых поколений ядерных боеголовок в Восточной и Западной Германии.

Duck And Cover

состояли ​​из всех трех членов

Art Bears

(Крис Катлер (Chris Cutler), Фред Фрит (Fred Frith), Дагмар Краузе (Dagmar Krause)), троих из

Cassiber

и двух приглашенных музыкантов: Тома Коры (Tom Cora) и Джорджа Льюиса (George Lewis). Хайнер и Альфред подготовили визуальный ряд: взрывы, грандиозный спич, и другие эффекты, вставляемые в свободную цепь отдельных композиций (написанных

Art Bears,Cassiber

и Хансом Эйслером), которые подвергаются прерываниям, фрагментации и всяким драматургическим отвлечениям. Эта программа обладала как большей композиционностью, так и была более деконструктивна по отношению ко всему тому, что мы пытались делать до сих пор.

Duck and Cover — слева: Крис Катлер, Джордж Льюис, Альфред Харт, справа: Джордж Льюис

Когда в 1986 году Альфред оставил группу, Хайнер, Кристоф и я стали использовать совсем другой подход к композициям: более продуманный и более драматургический. Я до сих пор писал тексты, но теперь я посылал их Хайнеру и Кристофу заранее, чтобы они могли делать какие-то наброски до того, как мы начнём записываться. Ничто более не импровизировалось с нуля, а некоторые вещи, подобно

"Sleep Armed"

[11]

, были полностью написаны заранее, так что, когда мы закончили запись,

"Perfect Worlds"

представлял из себя более или менее связный набор композиций — продуманный, урезанный и дополненный наложениями. На концертах наше трио больше не импровизировало новые произведения, а лишь представляло уже записанный репертуар, так что к тому времени, когда мы были готовы записать наш четвертый (и последний) LP, наши палубы были чисты, а мы готовы начинать сначала.

"A Face We All Know"

с самого начала был задуман как цельная драматургическая единица. Начальную историю и текст я написал в течение трех дней в Ньюфаундленде (мы играли на ежегодном Sound Symposium в Сент-Джонсе), и затем Кристоф и Хайнер работали над композициями после возвращения во Франкфурт

[12]

, добавив тексты от Томаса Пинчона (Thomas Pynchon), которые открывают другую точку зрения на тот же сценарий.

"A Face…"

был далёк от интуитивной прозорливости

"Man or Monkey"

. Заранее полностью написанный, альбом был основан на единой (но как бы разрушенной) идее, тщательно упорядочен и собран, и воспринимался больше как кино, чем рок-альбом. Если

"Man or Monkey"

был продуктом непосредственного человеческого взаимодействия, исследуя случайные тропинки в музыке, то

"Face"

был устойчивым произведением, приспосабливаясь к вещам, уже существующим в окружающем мире. Альбом был записан — хотя никто и не заметил — в старинном стиле стерео: каждый звук был или только в левом канале, или в правом, или в обоих, так что не было никакого панорамирования или хитрой стерео-картинки. Это был кошмар при мастеринге, но получилось вполне достойно для тонкого, характерного психо-акустического воздействовия, которое передается альбомом в его эмпирической целостности.

На живых выступлениях трио продолжало свободно работать на основе уже записанного, как показывают концертные записи. Непосредственность, новаторство, гибкость и интенсивность остались нашей основной заботой, и всегда брал верх над интерпретацией или повторениями. К этому времени мы стали использовать в структуре композиций немузыкальные звуки, и выстраивать её как драматургически, так и музыкально, — этому отчасти способствовало появление доступной клавиатуры с библиотекой сэмплов — Ensoniq’s Mirage. Как только это маленькое чудо прибыло в Европу — на торговую выставку во Франкфурте — Хайнер купил один; Кристоф немедленно последовал его примеру. А поскольку Кристоф, в конце концов, у нас занимался сэмплингом с самого начала — и шёл более трудным путём — то теперь он мог, наконец, выбросить свои груды пре-записанных кассет в пользу более гибкой технологии. Я тоже к тому времени значительно расширил и улучшил электрификацию моего комплекта

[14]

, добавив больше процессоров, каналов, контактных микрофонов и вторичных объектов (цепи, сковороду, тамбуры) в свой арсенал. Так что пока мы мыслили в духе рок-музыки, но наша ориентация на рок всё сильнее компенсировалась — и смешивалась — с чем-то вроде фоли

[15]

-мышления с помощью культурного мусора, абсолютных сопоставлений и несоответствий в качестве основного эмоционального лексикона. Мы начали приглашать гостей играть с нами на концертах в надежде немного встряхнуть наш собственный материал (Дитмар Diesner (Dietmar Diesner) и Ханнес Бауэр (Hannes Bauer) были первыми) — когда приглашения на концерты перестали приходить. После выступлений в Лиссабоне в декабре 1992 года больше предложений не было. На этом мы закончили нашу творческую деятельность.

Альфред Харт и Крис Катлер