Аргентина времен президентства Ипполито Иригойена, 14 июня 1928 года: Эрнесто Гевара, будущему Че, на роду было написано не сидеть на одном месте. Селия де ла Серна со своим мужем спускается вниз по реке Паране к Буэнос-Айресу, где предполагает разрешиться от бремени, но первые схватки настигают ее в Росарио де ла Фе. Быстрее с корабля, такси едва успевает довезти супружескую пару с пристани до ближайших домов, как здесь и рождается младенец, нареченный по имени отца — Эрнесто.

У него яркая наследственность: дед — золотоискатель в Калифорнии, с ирландской кровью с отцовской стороны и баскской — с материнской, предположительно это некая Альбертина Угальде, умершая в возрасте 20 лет от желтой лихорадки в 1871 году. Согласитесь, какая взрывчатая баскско-ирландская смесь течет в жилах этого молодого человека из хорошей семьи.

Друзья наметили путь следования, извилистый маршрут в форме собачьей головы, повернутой к Атлантике, который приведет их в Чили. Они отправятся из Кордовы, центра Аргентины, где живет семейство Гранадо, в Росарио, где родился Эрнесто, затем Буэнос-Айрес, побережье, Мар-дель-Плата, Мирамар, Некочеа и Байя-Бланка, откуда они повернут вглубь, — к хребту Анд.

У них мощное средство передвижения: Подероса II («сильный»), старинный Нортон 500 см

3

, купленный Альберто по случаю, после того как Подероса I, мотоцикл их отроческих лет, приказал долго жить. 29 декабря 1951 года они грузят на него одежду, тент, спальные мешки, запас дорожных карт, фотоаппарат — все упаковано в джутовые сумки, а на самом верху водружена жаровня, чтобы жарить то, что попадется на пути.

— Мотоцикл выглядел как чудовищное доисторическое животное, — вспоминает Альберто.

Друзья надевают кожаные куртки, летные очки и отъезжают. За рулем Альберто. Решив пофасонить перед родней, он резко берет с места, и мотоцикл, взревев на полную мощь, едва не сталкивается с трамваем. Наконец они исчезают в облаке пыли на незамощенной дороге, к буйной радости чикилос, детей улицы, под удивленными взглядами редких прохожих.

Через два дня в Буэнос-Айресе у Гевары напряженная программа. Путешественникам приходится выдержать шквал любви и советов от братьев, сестер, тетки, кузины, и особенно отца с матерью. Эрнесто пытается изображать главного, Альберто смиренно пережидает ураган.

Именно в Чукикамате в период с 13 по 16 марта 1952 года Эрнесто Гевара де ла Серна начинает становиться Че. В нужное время, в нужном месте — судьбоносная закономерность, спусковой крючок.

При входе в рудник предупреждение: посторонним вход воспрещен. Однако, что удивительно, Фусера и Миаля не обыскивают, не допрашивают. Весьма предупредительный комиссар разрешает им даже познакомиться с секциями карьера на полицейской машине в компании приветливого и словоохотливого лейтенанта. Эрнесто удивлен подобному приему в месте, которое довольно сильно пахнет долларами. Нужно сказать, что они представились как врачи. Вечером полицейские предлагают разделить с ними обед. Приезжие поглощают еду с таким аппетитом, как если бы они ничего не ели со вчерашнего дня. Затем в комнате отдыха, уставшие, они падают на хорошую походную кровать.

14-го подъем на рассвете, чтобы нанести визит мистеру Мак Кебою, администратору рудника. После долгого ожидания в приемной их представляют этому, по мнению Эрнесто, настоящему американцу: «Ростом, весом, жвачкой и четкими мыслями». На плохом испанском Мак Кебой объясняет, что они здесь незаконно, затем все же соглашается предоставить им сопровождающего, и экскурсия начинается.

Сначала о самом руднике под открытым небом. Он образован уступами пятидесятиметровой ширины на протяжении многих километров. Бурят отверстия, закладывают туда динамит и взрывают склон горы. Отвалившиеся куски грузят в вагонетки, которые электрический локомотив везет до первой дробильной мельницы. Затем руда поступает во вторую, потом в третью дробильную мельницу, ее все более измельчают. Пыль обрабатывают серной кислотой в огромных резервуарах. После чего раствор сульфатов направляется в помещение с электрическими чанами, в которых отделяется медь и восстанавливается кислота. Друзья, увлеченные медицинскими исследованиями, захвачены тем, что они видят. Электролитическая медь затем плавится в огромных печах при температуре 200°. Растопленный металл разливается в широкие литейные формы, куда засыпается костная мука из сожженных животных. Чаны охлаждаются с помощью холодильной установки. Затвердевший металл извлекается оттуда посредством электрических подъемников. Отделочная машина обрабатывает его, и бруски красного золота медленно движутся, не задерживаясь, один к одному — красивое зрелище. Все происходит точно как в фильме Чаплина «Новые времена».

Больше, чем машины, Эрнесто интересуют люди. Разговаривая с рабочими, он обнаруживает, что каждый знает только то, что происходит в его секции и то частично. Многие работающие здесь уже более десяти лет не знают, что делают рядом. Такое положение поощряется компанией Браден, которая может легко эксплуатировать рабочих, держа их на низком культурном и политическом уровне. Отважные профсоюзные деятели должны без конца воевать, объясняет один из них, чтобы избежать надувательства.

3 апреля 1952 года — великий день, долгожданный, о котором столько мечтали, день подъема на Мачу-Пикчу.

Сначала подъем-серпантин на местном поезде, который движется как фуникулер: часть пути локомотив толкает вагоны, другую часть он их тащит. Железная дорога проходит по берегу реки Поматалес, притоку Вилкашота. По мере того как идет подъем, растительность становится все более тропической и буйной.

В свои путевые книжки два друга вписывают названия пройденных поселков: Пукуйра, Иракучака, Уакондо. Эрнесто добросовестно делает наброски пейзажей или сцен повседневной жизни, благодаря заочным урокам рисования, полученным, когда ему было четырнадцать лет. На каждой остановке — только Виракоча знает, сколько их, — чолак (метисы) и индейцы протягивают подносы с едой: острый суп, козий сыр, горячие початки кукурузы, пышки из маниоки с красным перцем. Снова показываются деревья, помпельмус, анона черимойя, вся гамма папоротников, бегоний. Поток быстрится, становится все более бурным. Наконец поезд останавливается около щита

Мачу-Пикчу.

Фусер со своей тенью, которую зовут Миаль, выпрыгивает из вагона и вместо классической восьмикилометровой туристской тропы решает пойти кратчайшим путем погонщиков мулов.

Здания белого гранита расположены в каких-то 600 метрах над рекой, которая громко шумит в узком ущелье крутых гор. В сумерках низкие облака покрывают вершины серым саваном. Здесь творчество человека достойно соперничает с природой: сначала перед глазами появляется Уайна-Пикчу (молодая гора), затем Ее Сказочное Величество Мачу-Пикчу (старая гора), именем которой назван город.

Город кажется вертикальным, как если бы строители построили его в горизонтальной плоскости, а потом перевернули на 90°. Фусер и Миаль, пораженные такой красотой, задерживаются в сторожевой башне, куда добираются по южной стороне. Ниже город правителей с храмом, который возвышается над восточной долиной. Вплотную пригнанные гранитные блоки нигде не нарушают целостности. Чем выше поднимаются стены, тем меньше размер блоков, которые их составляют, что придает храму красоту и мощь. Он сделан полукругом. Во внутренней части одного из окон узкие отверстия около трех сантиметров в диаметре, куда вставляли золотые диски, символизирующие солнце.

В воскресенье 8 июня в три часа безлунной ночи и под потоками воды

Сиене

высаживает двух аргентинских пассажиров в Сан-Пабло. Темно-серая пелена висит над местностью и размывает контуры. Доктор Брессиани сразу предстает перед ними, чтобы проводить их в свое бунгало на сваях.

Внезапно между облаками появляется луна и освещает окрестности. Из тьмы выступают три различных фрагмента: маленький полуостров, выступающий в Амазонку, где их высадил

Сиене,

здесь живет более двух сотен человек: сиделки, монахи, кюре, врачи и, конечно, индейцы, коренные жители. Немного далее, на берегу реки, свайный городок, который служит гардеробом для врачей и, в некотором роде, профилактический тамбур, чтобы надеть резиновые перчатки и маску при входе и помыться при выходе, после

неизлечимых

лепрозных. Наконец приблизительно в километре собственно лепрозорий. Он насчитывает тысячу больных, более или менее пораженных, и расположен в этом громадном болоте, формируемом окрестностями реки-моря, постоянно во власти паводка.

После нескольких часов сна маленькая моторная лодка везет Миаля и Фусера на этап № 1 — «тамбур профилактики». Как только они переоделись, шум мотора сопровождает их к прокаженным, объявленным по большей части неизлечимыми. Первое впечатление простое: считаешь, что находишься в каком-нибудь поселке Амазонки. Та же группа деревянных хижин на сваях и в подтверждение, что «здесь как везде», каноэ и лодки, груженные кореньями, рапайей, свежей или сушеной рыбой.

Совсем скоро перед ними возникают лица прокаженных. Это не крокодил, которого наказали, а лепра. Укороченные болезнью пальцы рук или ног, вместо носа — рана, разъеденный рот. Все эти люди живут семьями, родители не соглашаются расстаться со своим потомством. Больные прибывают из излучин рек Укайали и Ярави, где эндемическая лепра является частью повседневной жизни. Время и привычка делают свое, люди смиряются. А это противоречит борьбе с болезнью и стремлению ее победить. Пораженные лепрой индейцы, находящие диким то, что у них хотят отобрать детей, представляют организованное сообщество. Некоторые продают разнообразные предметы обихода, которые им удалось выменять на изделия их промысла: рыболовные крючки или удочки. Другие обрабатывают землю или обзаводятся мелким бизнесом. Самые упорные и проворные могут оплатить моторную лодку. Что касается прокаженных, считаемых заразными, то они живут отдельно, в запретной зоне, куда, разумеется, зашли аргентинские врачи. Беглый осмотр наиболее пораженных убеждает доктора Гранадо и его «ассистента» Эрнесто, что эта лепра, какой бы тяжелой она ни была, не заразна. Чтобы это доказать, они прикасаются к самым больным, снимают с них бинты, которые делают их похожими на мумии. В последующие дни организовывают футбольные матчи между пациентами и персоналом госпиталя. Фусер и Миаль играют только в команде прокаженных.

Спустя некоторое время Эрнесто сам оперирует пациента с больным локтем. Операция проста и состоит в разрезании бугорка, который стесняет сгибание руки. Как только к пациенту возвращается полная подвижность, вес доктора Гевары среди индейцев стремительно поднимается. Его искренность создает ему ауру, какой не имеет ни один другой врач, даже подвижный Альберто. Прокаженные становятся его братьями. Он помогает им больше словом, нежели лечением. Он ест вместе с ними и вообще держится на равных, что очень нравится.